Нф-100: Псы кармы, блюстители кармы. Весь роман целиком - Андрей Нимченко

- Ничего, Даник. Все в порядке, - я все же смог взять себя в руки, но слова выходили с трудом, будто я выталкивал из горла холодную, липкую жабу. В них не было искренности, и он это понял.

Что-то стояло между мной и им, между мной и прощением, что-то, чему имя я нашел, только когда мы покинули больницу - эгоизм.

Через пару секунд явился врач и погнал нас из палаты. Даня в последний раз взглянул на меня, и я увидел, какая сильная боль его терзает.

- Прости, Мей, - проговорил он, - мне кажется, у тебя все еще будет хорошо. Только расскажи все Ване... - он глянул на шнурок на моей шее и продолжил, - оберег тебе не поможет. Когда Иван узнает, он сам прервет контакт.

Даня взял руку Баца желтыми отекшими пальцами и продолжил уже для него:

- Будь начеку. К Ваньке скоро начнут подкатывать, они ведь ищут своих, вместе им проще. А ты настоящий подарок для трансов - столько в тебе нитей.

В его взгляде появилась некая странность - задумчивая, расфокусированная...

- Возьми, если тебе нужно, - понял Бац.

Глаза Даника снова стали обычными, только очень серьезными. Он тихонько покачал головой:

- Если не дай Бог это случится и с тобой, если станешь таким же, не колеблись. Так жить... нет смысла.

Он отпустил руку и вытянулся на койке, глядя в потолок. Мы, наконец, вышли.

Уже на вокзале, когда ждали обратную электричку, я вдруг почувствовал, что Даник умер. И только тогда простил его. Рухнула внутренняя плотина, в которой было все - и обида, и боль, и гнев на судьбу, и жалость к себе. Я заревел навзрыд, уткнувшись носом в плечо Баца. На нас оглядывались, я понимал, что я - белугой ревущий молодой мужик - выгляжу нелепо, дико. Пытался подавить своенравные рыдания, но им было плевать на приличия. Они разрывали мое горло и рвались наружу, пока не вышли все, и тогда взамен пришло спасительное, обессиливающее безразличие.

Глава 21. Торм.

Гроза.

Торм очнулся ото сна, когда первая молния расколола воздух над их навесом. Они остановились в двадцати километрах от Ростова, в кемпинге, наспех построенном у дороги. Низкие, вроде бараков домики, навесы с соломенными крышами, забор из железных листов с натянутой поверху колючей проволокой, охрана. Все это походило на лагерь Фука, с той разницей, что здесь защищались от гостей снаружи, а не от постояльцев.

Кемпинг был полон, и Ли с Тормом досталось лишь место под навесом. Они расположились прямо на обеденном столе, спиной к спине, и проспали до самого рассвета. Вместе с ним и пришла эта странная гроза. Молнии раскалывали небо одна за другой, но на землю не падало ни капли. Воздух над ними был чист, резкий ветер разогнал последние облака, и они сбились в кучу на севере и на западе - чную клубящуюся кучу, из которой иногда вырывались к югу стрелы-разряды.

- Как из электрошокера палят, - протирая со сна глаза сказал сидевший неподалеку дальнобойщик, - только бы в мой грузовик не попало. Отгоню от забора - железный же...

Он встал и рысцой, приволакивая ноги, побежал к машине.

На улицу из домиков-бараков выходили люди, глядели на странное явление природы и принимались поскорее разводить костры, чтобы успеть приготовить пищу. Не успели. Дождь накрыл все мелким сеяным покрывалом. Его принесло от грозового фронта с первыми порывами ветра, который скоро перерос в настоящий ураган. Следом приполз и сам фронт - будто огромный слон навис прямо над лагерем, придавив его к земле. Секущие струи лупили по лицам, переворачивали котлы над кострами, рвали флаги на входе в кемпинг. Треск и шипение молнии раздались совсем рядом с Тормом. Он обернулся и увидел, что в земле в трех метрах от навеса земля обуглилась, от нее валит пар. Ли присвистнул.

- Мужики, давай сюды! - заорал с порога ближайшего домика сосед-дальнобойщик, - нам народ по доброте своей местечко выделил.

Они схватили мешки с вещами и побежали.

В домике тесно-тесно друг к другу стояли узкие лежаки - штук десять. На стенах висели шкуры волков и рога небольшого оленя. Видно, владельцы кемпинга пытались создать хоть немного уюта. Маленькие окошки сотрясались под ударами дождя, а собравшаяся публика пыталась вести беседу между раскатами грома. Торм и Ли протиснулись меж коек в угол, уселись на лавку из оструганной доски. В домике стоял легкий туман испарений от полутора десятков вымокших человеческих тел.

- Моего тестя ударила молния, - рассказывал небольшой плешивый мужичок лет сорока пяти, вольготно раскинувшийся на койке в центре, - прошла через плечо и вышла в ногу, рисунок на теле остался, будто спрут какой-то.

- И что, жив твой тесть? - слегка вздрогнув от очередного громового раската, поинтересовался сидевший на соседнем лежаке шофер. Это был крупный, высокий мужчина с чисто выбритым мясистым черепом. Его блестящую макушку покрывали капли пота.

- А что ему сделается?! Он электриком сорок лет отработал - сто раз током било.

- То ток, а то молния. У нее температура выше, чем на солнце, - возразил лысый, - повезло твоему тестю. Видно, не судьба была помереть.

- После молний примерно половина народа выживает, - включился в разговор еще один человек. Он сидел на лавке на стороне, противоположной той, где разместились Торм и Ли. Лет пятидесяти, с изможденным какой-то болезнью лицом. Голос у него был хриплый, едва слышный. Перед тем, как сказать что-то, он прикладывал руку к горлу, обвязанному шелковым платком. К нему приходилось прислушиваться - слова почти заглушал даже шум дождя. А когда в очередной раз о крытую листами железа крышу начинал греметь гром, человек тут же замолкал, не желая вступать с ним в бессмысленное противоборство.

- Иногда у битых молнией перемыкает в голове что-то, у кого память отказывает, у кого припадки начинаются. Но выживают многие. А вот с моей сестрой случай был удивительней. Еще в начале века, она тогда в университете училась. Пошла на рождество в гости к друзьям, а в компании оказался парень горячий. Он за ней ухлестывал давно, но она его отшивала. И вот набрались они порядочно и начали отношения на балконе выяснять. Очнулась сестра уже в больнице, что было - не помнит. Встала с кровати, смотрит - в бинтах вся, тело болит, рука сломана. Выяснилось, что с балкона она упала, или, может, тот ухажер выбросил. Ну, через две недели ее домой уже выписали, только от сотрясения у нее чувство юмора напрочь отшибло...

- И что? - спросил лысый шофер.

- А я не сказал?! Так там десятый этаж был, и упала она на бетон. Чудо произошло - не иначе. Дело-то под Рождество было.

- Напилась просто сильно, организм расслабился. Ни причем тут чудеса, - отмахнулся лысый шофер.

Ненастье на улице вроде бы стало утихать, но в этот момент крыша снова мелко задребезжала от громового раската. Лампочка под потолком замигала, и стала светить хуже. Дверь отворилась, и на пороге возник кто-то, показавшийся Торму знакомым. Человек был в плаще, под полой которого он держал правую руку. С него текло, на полу тут же образовалась внушительная лужа. Человек шагнул в сторону, не здороваясь и выискивая кого-то глазами. Из-за его спины скользнула фигурка поменьше, Торм вгляделся в нее и тут же узнал обоих. "Гусар-девица" и сбитый им с мотоцикла байкер явились, чтобы потребовать расплаты.