Зимние солдаты - Игорь Зотиков

Тяжелая, ломовая работа, но как роптать, что нет сил, если баржи эти с нашей гречкой и мукой плыли вниз по Каме, а потом еще немного вниз по Волге и прямо на фронт, в Сталинград, оборона которого продолжалась и, казалось, ей не будет конца.

…А в декабре 1941 года Япония атаковала Пирл-Харбор, началась война на Тихом океане, и мой будущий друг Боб Дейл сказал своей любимой, что он решил стать военным летчиком и записывается для этого в американский военно-морской флот. Мне было в этот момент пятнадцать с половиной лет, а Бобу только что исполнилось восемнадцать.

Снова в своем селе

Наш класс за прошедший год сильно уменьшился. Половина ребят класса, те, кто был на год старше меня, ушли в армию. Следующий призыв будет для оставшихся.

Несмотря на войну, на то, что почти половину учебного времени оставшиеся мальчики десятого класса проводили, маршируя с песнями и без песен, участвуя в учебных штыковых боях, рытье окопов, ячеек для одиночного бойца и в изучении других военных дисциплин, у меня, как и у моих друзей, оставалось время на мечты. Каждый из нас, мальчиков, объединившись в маленькие кружки, жил напряженной интеллектуальной жизнью.

В моем кружке нас было трое. Один из друзей строил планы политических преобразований страны. Отец его, местный крупный партийный деятель, был арестован в 1937 году и погиб в лагерях, по-видимому за «длинный язык», но это ничему не научило его сына. Второй друг – прекрасный механик, изобретатель и золотые руки – все свободное время тратил на придумывание и изготовление самодельных пистолетов, которые мы иногда сообща испытывали в местной роще. Ну а я по-прежнему мечтал стать инженером, только акцент сместился с самолетов, которые казались недосягаемыми, на моторы, самодвижущиеся экипажи. Прошлое тракториста давало о себе знать, да и будущее было определено. Ведь меньше чем через год мы пойдем в армию. И, конечно же, я, тракторист, буду танкистом. Всех моих друзей по тракторной бригаде брали в танкисты. Ну а раз я закончу к тому времени десять классов, я пойду в танковое училище, а потом…

Ах, как не хотелось никому из нас думать о том, что будет потом. Ведь мы были деревенскими мальчишками, а все мужчины, которые уходили из окрестных деревень и сел, почти никогда не становились формальными героями. По своему образованию и опыту большинство из них годилось только для передовых, на линию огня в качестве простых солдат – стрелков, связистов, артиллеристов. И в глухое село, на третий год войны, взамен тех, кто ушел на призывные пункты, приходили назад лишь похоронки или искалеченные, обозленные обрубки, кричащие, когда выпьют: «Измена! Командиры нас продали!» В селе не считалось хорошим тоном радоваться, что тебя возьмут в армию. Когда надо, заберут обязательно.

Я не думал о том, что будет со мной после того, как я неприменно стану танкистом. Мне и моим друзьям, конечно, хотелось бы дожить до конца войны. Сидя где-нибудь вместе, мы, три друга, если касались войны, то мечтали, что каждый из нас совершит что-нибудь геройское, но не будет убит, а будет ранен, и это даст ему возможность вернуться домой, дожить до конца войны и посмотреть, что же будет потом. Иногда мы даже обсуждали разные раны, чтобы решить в душе, куда лучше быть раненым, чтобы увидеть это «потом». Не жить в нем – а именно увидеть. Но думать так далеко было бесполезно, ведь, скорее всего, из нас никто не доживет до конца войны. И как цветы, которые в тундре успевают вырасти и отцвести за несколько теплых дней, так и мы горели каждый своим.

Я теперь упивался книгами о моторах, обо всем, что смазано маслом и вращается, и о творцах этих машин. Как оказалось много книг об этом в местной библиотеке! Больше всего я любил теперь книги Льва Гумилевского «Творцы паровых турбин», «Рудольф Дизель», «Генрих Отто». И, думая об изобретателях и создателях машин, о трудных судьбах их и их детищ, особенно о Дизеле – человеке и дизеле-моторе, мне вдруг показалось, что и я придумал новую машину.

Двигатель Дизеля работает за счет того, что воздух в его цилиндрах сжимается до очень высокой степени и нагревается за счет сжатия до высокой температуры. Затем в цилиндры впрыскивается топливо, которое воспламеняется благодаря выросшей температуре, повышает температуру газа в цилиндре, и этот горячий газ толкает поршень, крутит вал мотора. При этом цилиндры мотора охлаждаются водой, чтобы отводить от них избыток тепла.

Но ведь избыток тепла можно отвести и другим способом. Не охлаждать цилиндры водой, а дать им посильнее нагреться и после нескольких оборотов вала впрыснуть вместо топлива воду. Вода испарится, забрав тепло от стенок цилиндра, и следующий «рабочий ход» поршень сделает уже как поршень паровой машины. Получится гибрид дизеля и паровой машины, который будет очень экономичным…

Горжусь младшим братом

Я был старшим сыном в семье и к своему младшему братцу Жене относился с чувством ответственности старшего, обязанного заботиться об остальных членах семьи. Женя был на два года младше, и в 42-м году, когда мы жили в Марьино, ему было около четырнадцати лет. Забота моя о нем сводилась, как это часто бывает, к стремлению обеспечить, по возможности, бытовое благополучие, и я не задумывался всерьез о том, чем он занят. Для меня было большой неожиданностью, когда я услышал, что мальчик Женя Зотиков из Марьино – один из лучших мастеров, плетущих лапти для всей деревни. Конечно, ему вряд ли бы удалось попасть в число лучших, если бы взрослые мужчины деревни не ушли на войну. А вот среди оставшихся он стал знатным мастером. Отчасти, наверное, это объяснялось тем, что, в отличие от меня – технаря, Женя гораздо больше любил и чувствовал живое.

В зарослях мешающих друг другу тянуться к свету молодых липок с тонкими и высокими стволами он срезал деревце, чтобы получить из липы лыко. На пару лаптей достаточно трех стволов, размером тоньше чайного стакана – в рюмочку, как говаривали старые мастера. Плетение, вязание узлов, выработка коры липы для получения отдельных полосок лыка – все братец научился делать мастерски. Забегая далеко вперед – со временем Женя стал выдающимся, а по словам его коллег, даже великим, экспериментатором, и стал академиком Академии медицинских наук Советского Союза, а позже России. Когда пришла зима, нужда в лаптях прошла, понадобились валенки, и Женя научился подшивать валенки. Это тоже было искусство. Его руки будущего хирурга работали лучше, чем у многих сапожников Марьино и Касево. Я знал об этом, но не считал чем-то особенным.

Брат Женя Зотиков – студент медицинского института