Алое и зеленое - Айрис Мердок

— Да я… — начал Пат. Он не мог смотреть ей в лицо. Не мог рассердиться. Его заливал стыд, смущение и обида, как ребенка, который, ничего не понимая, расстроил какие-то планы взрослых. Он сделал движение, словно собирался уйти.

Милли заговорила быстрее:

— Я не хочу вести себя как дура. Я понимаю, сейчас мы не можем разговаривать. Но то, что ты пришел, это очень важно. Если бы я как-то могла тебя отблагодарить, я бы ни перед чем не остановилась. Дело, конечно, безнадежное, но я не могу не сказать.

— Кто у вас там? — спросил Пат. Даже этот вопрос, задуманный как грубость, прозвучал неуверенно, виновато. Глаза его остановились на закрытой двери в спальню.

Милли заколебалась. Потом сказала:

— Что ж, это я тебе подарю, и помни, что получил от меня подарок. Шагнув к двери, она распахнула ее. — Выходи, Эндрю.

Эндрю Чейс-Уайт, в рубашке и бриджах, появился из спальни и стал, прислонившись к косяку. Он был очень бледный, и лицо у него подергивалось. Он тоже выглядел совсем по-новому. Он устремил на Пата взгляд, полный тупого, незащищенного страдания.

Милли сказала:

— Прости, пожалуйста, Эндрю. Прости, пожалуйста, Пат. Больше мне сказать нечего. — Потом добавила: — Все ж таки достижение, — и коротко рассмеялась.

Молодые люди минуту смотрели друг на друга, потом Пат круто повернулся и вышел. В темноте он кое-как сбежал с лестницы, нашел парадную дверь, вдохнул влажный ночной воздух. Дождь перестал, луна сияла из рваного просвета в тучах. Прямо перед ним, на ступенях крыльца, выросла фигура мужчины. Пат резко оттолкнул его, услышал, как тот вскрикнул и упал в высокую траву. Не оглядываясь, Пат добежал до своего велосипеда. Теперь, когда стало светлее, он увидел рядом еще два велосипеда, тоже прислоненные к стене. Левой рукой он с размаху стукнул о стену, потом еще раз и еще, пока лунный свет не озарил темное пятно на камне.

20

Кристофер Беллмен вдруг решил, что он непременно должен повидаться с Милли. После того как он услышал от нее то чудесное «да», он был счастлив, спокоен и вполне готов к тому, чтобы некоторое время не видеть ее. Со сладостным ощущением, что она прочно за ним, в сохранности — приз, снабженный этикеткой и убранный в сейф, благовоние в запечатанном сосуде, он вернулся к своей работе и никогда еще, кажется, не чувствовал себя так безмятежно. Безмятежность эту нарушили два обстоятельства. Во-первых, его страшно взволновала и расстроила весть о скором восстании, за которой очень быстро последовала весть о его отмене. Ему вдруг приоткрылась другая Ирландия, существующая так близко, но так потаенно, и от этого стало тяжко, точно он в чем-то виноват. На мгновение он ощутил горячий, быстрый бег ирландской истории, сошедшей с книжных страниц, живой, еще какой живой! Он испытывал возбуждение, подъем, потом разочарование, облегчение. А во-вторых, позже в тот же день Франсис сказала ему, что не выйдет замуж за Эндрю. Вот тут-то и стало необходимо повидаться с Милли.

Он пустился в путь на велосипеде и приехал бы в Ратблейн гораздо раньше, если бы у него, как только он въехал в горы, не случился прокол. Он бросил велосипед и пошел пешком, не рассчитав, что до Ратблейна еще очень далеко. Стемнело, и он сбился с дороги. Когда, промокший под дождем и очень усталый, он наконец подошел к дому Милли, на него, к его величайшему изумлению, налетел какой-то человек, выскочивший на крыльцо. Он с трудом поднялся, и ему показалось, что этот человек, уже растворившийся в лунном свете, был Пат Дюмэй. Он вошел в незапертую дверь.

В прихожей было совеем темно, и, едва он вошел, ему почудилось, что кто-то, стоявший в темноте, бесшумно раздвинув воздух, скрылся в одной из комнат. Сразу затем наверху задвигался свет свечи и появилась Милли в белом пеньюаре. Она быстро заскользила вниз по лестнице с лампой в руке, пеньюар плыл за нею, распущенные волосы разлетались. На полпути вниз лампа осветила Кристофера, и Милли застыла на месте.

— Милли, что здесь происходит? Кто-то на меня налетел. Мне показалось, что это…

— А-а, Кристофер, — сказала Милли. — Добрый вечер. — Она поставила лампу на ступеньку и села с ней рядом. Потом беспомощно рассмеялась. Она тихо раскачивалась взад и вперед и стонала от смеха.

— Простите, что я так поздно, — сказал Кристофер. — Я бы попал к вам гораздо раньше, но у меня случился прокол, и последний кусок дороги пришлось пройти пешком. Но, Милли, что…

Милли перестала смеяться.

— Пожалуйста, Кристофер, пройдите в гостиную и подождите там, хорошо? Я сейчас, только оденусь. — Она опять ушла наверх, забрав с собой лампу и оставив его в темноте.

Кристофер ощупью добрался до двери в гостиную и, войдя, стукнулся головой о большую китайскую ширму — он забыл, что она стоит у самой двери. Камин не горел, пахло отсыревшей материей и торфяной золой. Он постоял, дождался; пока глаза различили квадраты окон, и двинулся к ним. Над головой слышалась какая-то возня и как будто голоса.

Кристофер не знал, что и думать. Весь долгий путь по темной горной дороге он мечтал об одном: скорее бы добраться до места. Он не любил ходить пешком. Горы в темноте были жуткие, кругом какие-то звуки, шорохи. Он торопился, предвкушая, как Милли встретит его, усадит перед пылающим камином, предложит стаканчик виски. Но очень уж много времени отняла дорога. И вот теперь пожалуйста: ему не рады, его оставили в потемках, в холоде, не проявили ни капли внимания. И кто же это выскочил из дома и сбил его с ног? Он почувствовал, что, падая, сильно ушиб плечо, а от столкновения с китайской ширмой болела голова. Был это Пат Дюмэй или нет? И почему он выкатился из дома, точно за ним гнался сам дьявол? И что это за таинственная фигура в прихожей? И что за возня в комнате наверху? Кристофер ничего не понимал и чувствовал себя кругом обиженным. Он пошарил на нескольких столах в поисках спичек, но только опрокинул что-то — что-то с треском упало на пол, наверно, разбилось. Он стал пробираться обратно к двери.

Тут вошла Милли с лампой. На ней было совсем простое серое платье, на голове красный шерстяной платок. Она поставила лампу, аккуратно задернула гардины, потом зажгла вторую лампу.

— Садитесь, Кристофер.

— Простите меня ради Бога, я разбил вашу вазу. Я искал спички.

— Ерунда, это всего-навсего эпоха Мин или еще какая-то. Да садитесь же, Кристофер.

— Дорогая Милли, я просто жажду сесть, если вы позволите мне сначала снять этот изрядно намокший макинтош. И по-моему, вы могли бы угостить меня виски. Я очень долго шел пешком.

— Ах да, конечно, виски. Оно здесь рядом, в буфете. Минуточку. Вот, прошу.

— Милли, что у вас тут творится? Это был Пат Дюмэй? В доме кто-то есть, кроме вас? Мне показалось, что я кого-то видел в прихожей.

— Нет, я здесь одна. Прислуга спит во флигеле.

— Что здесь делал Пат и почему он меня толкнул? Я чуть не сломал руку. Мне очень жаль, что я так поздно, но, как я уже сказал, у меня случился прокол, и я…

— Толкнул он вас, очевидно, потому, что вы очутились у него на дороге. Мне очень жаль, что вы ушибли руку, и что случился прокол, и…

— Но что ему тут было нужно?

— Что было нужно? Ему была нужна я. — Милли рассмеялась. Носком туфли она далеко отбросила осколок разбитой вазы и в упор посмотрела на Кристофера.

Только теперь он разглядел ее взбудораженное лицо с неестественным румянцем, предвещающим не то смех, не то слезы. Волосы она заплела в одну косу и теперь, перекинув косу вперед, судорожно сжимала и теребила ее вместе со складками красного платка.

— Ничего не понимаю.

— Он приезжал сюда, чтобы обольстить меня.

— Милли! Вы же не могли дать ему повода предположить…

— Нет, конечно, я не давала ему никаких поводов предположить. Я его живо выставила за дверь.

— Но не могло же ему просто взбрести в голову…

— Почему это ему не могло взбрести в голову? По-вашему, я что, недостаточно привлекательна?

— Нет, конечно, по-моему, вы достаточно привлекательны…

— Значит, и объяснять больше нечего, так?

— Милли, я удивлен до крайности.

— Чему же тут удивляться? Ничего не случилось, я просто прогнала его. Потому он так и торопился. Вы же мне верите?

— Конечно, я вам верю. Но я хотел сказать…

— А вам-то, Кристофер, почему взбрело в голову приехать?

— Мне нужно было вас повидать. Столько всего случилось. Простите, что я так поздно. Но, как я уже говорил…

— Да-да, велосипед. Расскажите же, что именно случилось.

— Ну… Во-первых, Франсис решила не выходить за Эндрю.

— А-а… — Милли выпустила из пальцев красный платок, и он скользнул по ее спине на пол. Она шагнула вперед и стала быстро подбирать осколки китайской вазы. — Холодно здесь, нужно бы затопить. — Она сложила черепки на стол. Подошла к камину и нагнулась поджечь бумагу и лучинки. — Передайте-ка мне пару полешков.