Смятый лепесток - De ojos verdes

жизни и не видел… Никто не смотрел на меня вот так! Но каждый раз, когда дело доходит до прикосновений и поцелуев, что-то внутри бьет тревогу, пищит, громогласно требует отстраниться. Мне кажется, Гарик разочаровывается в такие моменты, но ничего не говорит, понимая, что это издержки моего воспитания.

А это не воспитание. Точнее, не только оно. Это и принципы, и страхи – в большинстве своем.

Отставляю чашку на тумбочку, целую Мию в лоб и пристраиваюсь рядом, зарываясь в её волосики. Хорошо иметь персональное чудо…

Утром осознаю, что всё обстоит хуже, чем казалось ночью. Ощущение, что на горло намотали колючую проволоку и давят, нещадно давят. Говорить было столь чудовищно больно, что я молчала, а глотала через раз. На вопросы дочери только кивала или отрицательно качала головой. Я не хотела спускаться, поэтому дожидалась прихода Дмитрия, вручив малышке телефон, чтобы занять ту. Знала, что беспокоится и первым делом пойдет проверять, всё ли в порядке.

И вскоре в дверь постучали. Я открыла и жестом пригласила войти. Естественно, Мия тут же бросилась к нему в объятия, а я вновь залипла на этой картине. Как же тискает её, облегченно вздыхая, как прижимает к плечу, целуя в макушку…

– Я…хочу…уехать…

Резко поворачивается, округлив глаза, потому что голоса у меня практически нет. Неожиданно оказывается рядом и неуловимым движением прикладывает ладонь к моему лбу, и я не успеваю ничего сделать, только чувствую тепло его кожи.

– Да, кажется, плохи твои дела.

Знаю. Организм вопит о том, что пора немного поумерить пыл. Как только доеду домой, первым делом позвоню шефу и оповещу, что, если в скором времени не решится вопрос с помощницей, я уйду. Зарабатываю я там больше, чем, когда была самостоятельной единицей, но и запахиваюсь так, что никак не сравнить. И не скажу, что доход эквивалентен затрачиваемой энергии и усилиям.

Отстраняюсь от руки мужчины и обнимаю себя за плечи, чувствуя легкий озноб. Вперивши взгляд в пол, превозмогаю муки и кряхчу:

– Извини…что…так…получилось…я…вызову…

– Глупости, – перебивает безапелляционно. – Сам отвезу и вернусь. Мне будет спокойнее, не хочу доверять вас чужому человеку, да ещё и на опасной дороге.

Право, меня поражает его самоотдача. Не контролирую свою реакцию, беззастенчиво пялясь ему в лицо. Ощущение, что мы поменялись местами. Я – вспыльчивая сумасбродка, а он – нерушимая скала.

– Поедем сейчас или позавтракаете? – интересуется спокойно.

Стопорюсь. Как тут скажешь, что нет желания видеть женскую стаю?

К счастью, Дмитрий всё понимает. Кивает и выдает:

– Пойду заведу машину. Пока будет прогреваться, сварганю еды в дорогу. И поищу термос для тебя. По пути негде затариться чаем.

Нам ехать всего-то час. Но его забота…вызывает странное смешение чувств. Мог бы не беспокоиться…

Уже через пятнадцать минут мы прощаемся со всеми, я – сдержанно, Мия – пылко, ведь весь вечер проиграла с новыми друзьями. Пытаюсь извиниться и перед Яной, но та отмахивается в своей манере. Уже который раз почему-то ликую оттого, что у Дмитрия такая прекрасная жена, прямо скажем, не чета Рите и ей подобным. И как они все дружат?..

Изнеможенная и обессилившая, в пути уплываю в полудрему, пока отец с дочерью о чем-то беседуют. Температура точно подскочила, мне безбожно жарко в пуховике на сидении с подогревом. А как только я пытаюсь снять его, бросает в дрожь. Палка о двух концах… Звоню тете Маше и прошу приютить Мию, зная, что и Влада у неё, потому что сады уже закрыты. Оставляем её и едем ко мне. Не знаю, зачем он настоятельно следует за мной до квартиры, придерживая легкую спортивную сумку, которую я донесла бы даже в таком состоянии. Но не могу возразить.

– Аль, может, тебе скорую вызвать?

– Я сама, – хриплю, качая головой, когда оказываемся в коридоре.

– Хорошо, – соглашается подозрительно быстро. – До встречи.

Не успеваю ничего сказать, как Дмитрий исчезает. Мы договорились, что Новый год проведем у его родителей, город очень красиво украшают в эти дни, Миюша будет счастлива. Но, кажется, я созрела отпустить её одну, ибо больной ехать туда и заражать всех – не годится. Вряд ли я смогу выздороветь за три дня. Не помню, чтобы мне когда-либо было настолько плохо. Это что-то посерьезнее обычной простуды. Не исключаю возможности вызвать ту же скорую, если станет еще хуже.

Трель звонка обескураживает. Еще больше – повторное появление на пороге Дмитрия, который, разувшись, несет пакеты в кухню. Ползу следом.

– Здесь лекарства. Аптекарь посоветовал. Фрукты, курица для бульона. И по мелочи. Чтоб сама не бегала. Знаю, что справишься. Ты у нас самостоятельная, – хмыкает как-то многозначительно, а потом приковывает к месту пронзительным взглядом, – но, пожалуйста, если что-то понадобится, позвони. Хорошо?

Находясь под васильковым гипнозом, тупо киваю.

Я так впечатлена, что и после его ухода, долгое время хмурюсь, буквально слыша, как работают шестеренки в голове. Ну, как, Боже, как в нём умещаются столь разные личности?!

Сил хватает лишь на то, чтобы заварить чай, запив крошечный бутерброд, и следом проглотить таблетки. В машине я так и не поела, слишком больно. Да и дремала. Зато сейчас завалилась спать, заранее предупредив Лену в сообщении, чтобы не приходила. Но это же Лена! После работы подруга стояла передо мной в двойной маске, красноречиво выгибая брови при тщательном осмотре.

– Ты ела, мать?

– Не хочу.

– Ясно. Пойду на облаву.

Через полтора часа меня заставили проглотить миску легкого супчика на бульоне, затем порезали фрукты и принесли чай вместе с лекарствами. Лена была в ужасе от цифр на градуснике, а поплывший взгляд в ответ на причитания и вовсе сподвиг её позвонить в скорую, хотя в последнюю секунду я потребовала отключить.

– Лен, иди, а? Пожалуйста. Спасибо тебе огромное. Я буду спать. А ты повозись с девочками, мне уже лучше.

– С температурой под сорок, конечно, тебе лучше. Ладно, на связи. Дверь сама запру снаружи, лежи. Всё равно утром приду проведать, открою тоже сама.

Проваливаюсь в забытье после принятия таблеток, бесконечно благодарная за такую заботу…

К счастью, за ночь стало действительно лучше, вместе с потом, пропитавшим пижаму и постельное белье, ушла какая-то часть боли. Я смогла встать, позавтракать маленькой порцией бульона, сменить текстиль и переодеться. Подруга заскочила перед последним рабочим днем, удостоверилась, что всё в норме, сообщила, что детей сдаст матери, а мне велела идти на поправку. Только выходило с горем пополам. Днем опять подскочила температура. Я спала восемьдесят процентов времени. И проснулась только после щелчка замка, когда Лена пришла вечером. И так по кругу ещё