Братья и сестры по оружию. Связные из будущего (сборник) - Юрий Валин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты это зачем? Часы? — сдавленно спросила врачиха. — Мародерство ведь.
— Часы — прибор необходимый в военном деле. Ты не стой. Вперед давай. Пока обстрел прекратился. Держи, пригодятся. — Катя кинула растерянной Моте два серых немецких пакета первой помощи.
На черном циферблате «Zenitha» — 5.03. Еще держится 386-я стрелковая в центре, и обе бригады морской пехоты на флангах стрелков намертво вцепились в высоты. Еще почти час в резерве.
Две гранаты за пояс, одну подбитой рыбе.
— Держись, товарищ Окунь. Будь жив.
На ходу подгоняя автоматный ремень, Катя зарысила по тропинке. Для начала заскочить на батарею, — там нашего незаменимого Чоботко могут припомнить…
— Стой! — завопила спохватившаяся врачиха. — Помоги бойца донести.
— Я на задании. Извини.
— Ты обязана! Мне одной не дотащить. Я приказываю как старшая по званию!
— Иди ты в задницу, — Катя на миг обернулась. — Я потом сама на гауптвахту явлюсь. После войны. Честное слово.
— Стой! Бойца из-за тебя ранили.
— Я помню. Чудеса чудесно исцелять не умею. Задание у меня.
— Сука ты! Беги-беги, подлюка. Только если ты своего парня ищешь, то не найдешь. Не туда бежишь.
Катя резко обернулась.
— Повтори?
Фельдшерица демонстративно наклонилась к раненому, попыталась ухватить под мышки. Бедняга Окунев застонал и обмяк.
Катя мигом оказалась рядом.
— Говори, коза крашеная. Если брешешь, могу и больно сделать…
— Не брешу, — военфельдшер глянула из-под слипшихся кудряшек челки. — Помню я твоего мордатого. Осколочное стопы у него.
— Ну? Куда делся?
— Помоги. Хоть до дороги. Там рядом будет.
— Помогу. Только говори. Очень важно.
Вместе подняли обеспамятевшего Окуня. Катя перехватила парнишку на руки.
— Твоего с НП батареи притащили, — поспешно сказала Мотя. — Я, конечно, запомнила. Володечка же там. Этот твой тоже… круглолицый такой, все и стонал и шутить пыжился. Ему каблук вместе с подметкой так чистенько срезало. Ну и пяточную кость порядком зацепило. Ничего страшного. Ну, может быть, стопу придется ампутировать.
— Ага, пустяки. Так куда он делся?
— Мезина, хоть до дороги бойца донеси, — взмолилась докторша. — Я же не осилю, у меня спина слабая. Ты вон какая подготовленная.
Катя не ответила, — лезть на склон было и так тяжело. К городу опять прошли «Юнкерсы». Сегодня их день. Стервячий.
Ого, так вот откуда дымом несло. С каменистого ската открылась дорога, вернее то, что от нее осталось среди сотен воронок. Ближе всего лежала перевернутая бочка-водовозка. Должно быть, давно разбило, — обломки густо припудрила светлая пыль. Дальше остовов машин и телег было больше. Неторопливо тлела перевернутая полуторка. Скособочившись в воронку, стоял еще один грузовик с распахнутыми дверцами. У кювета лежало что-то несуразно-пугающее, — Катя с трудом опознала припудренную пылью, раздувшуюся на жаре лошадиную тушу.
— Черт, да где он, монастырь-то?
— Тут рядом, отсюда не видно. За взгорком. Пять минут.
— Врешь.
— Ну, десять минут. Хоть до поворота дотащи.
— Вот ты, Мотя, приставучая. Ты почему ночью про Чоботко не сказала?
— Оно мне надо? Я, может, попрощаться зашла, а вы лезете…
— Вот дура. Сидела бы в своем госпитале. Или там заняться нечем? Выдра напомаженная.
— Пасть заткни! — взорвалась докторша. — Что вы все понимаете?! Я свой долг до конца выполню. А попрощаться я по-человечески должна. И пусть меня красивой запомнит. Люблю я его. Понятно?
— Не ори. Лучше автомат мне поправь. Ты, Мотя, сдержаннее должна быть, раз партийная.
— Не смей меня Мотей называть! Не терплю! Я Володечке позволяла. А ты не смей! Урка долговязая.
— Ого. И как вас именовать? Товарищем лейтенантом медицинско-фельдшерской службы с венерическим уклоном?
— Военврач Танкова. Матильда Захаровна. Так по документам.
Смеяться у Кати сил уже не было, только с шага сбилась и чуть в воронку не съехала.
— Тьфу, понарыли фрицы.
— А нечего ухмыляться. Неси давай.
— Несу. А ты давно Матильдой заделалась?
— В Ленинграде. Когда училась. Муж дразнил.
— Ничего себе. У нас и муж имеется?
— И двое детей! — с вызовом изрекла медицинская Матильда, поправляя съезжающую на нос каску. — Я от Володечки не скрывала. Что, завидно?
— Да не то чтобы очень. У меня муж погиб.
— Война, — вздохнула Мотя-Матильда. — А мой воюет. На флоте.
Они наконец выбрались на дорогу. Впереди торчала уткнувшаяся колесом в воронку трехтонка. Мотор еще постукивал.
— Это, кажется, пограничников машина. Они к нам частенько заезжали. Шофер такой усатый, — докторша завертела головой. — Куда он делся?
— Слушай, — Катя перевела дух, пытаясь удержать непомерно отяжелевшего Окуня, — ты машину водить умеешь?
— Я?! — изумилась Мотя-Матильда.
— Понятно. Давай-ка попробуем цивилизованную механизацию применить.
С машинами Катя не слишком-то дружила. В Москве водить авто считала чистым безумием. Но были когда-то и иные времена. Домик в лесу, пустынное шоссе до ближайшего городка. Один водитель на десять километров, да и тот безупречно аккуратный. Заграница, одним словом. Владела тогда будущий сержант Мезина подержанным, но тщательно ухоженным джипом-«индейцем». В университет ездила. Недолго, правда.
Сейчас, запрыгивая на продавленное, в каплях крови и осколках разбитого лобового стекла, сиденье, Катя мельком глянула на часы.
5.32. Не выдерживает сейчас 386-я. Слишком много у них парней необстрелянных, без опыта. Маршевое пополнение, недавно перебросили с Кавказа. А здесь, под непрерывным обстрелом и бомбежками, дрогнули. Попятятся на Гору и дальше, к Английскому редуту Виктория. На плечах нашей пехоты немцы взлетят на Гору, развернутся, втащат пушки. Тщетно комдив 386-й будет пытаться ударить во фланг. Последний резерв — химическая и разведрота уцепятся за гребень, но будет поздно.
Трехтонка не подвела. Правда, с коробкой передач разобраться до конца не удалось, но машина выползла из воронки. Катя выпрыгнула из кабины.
— Послушай, Мезина, кузов, кажется, минами гружен, — неуверенно сказала Мотя-Матильда.
— Ничего, поместимся.
— Так рванет же.
— Пусть уж сразу, — брякнула Катя, глядя на мучающегося Окунева.
Боец пришел в себя и даже пытался помочь женщинам поднять его в кузов.
— Ой, вы только осторожнее!
— Мы нежно-нежно, — пообещала Катя.
Нежно не получилось. Снова потерял сознание мальчишка. Его уложили среди ящиков. Груза было немного — шесть ящиков 82-миллиметровых мин, столько же с патронами.
— Я бойца перевяжу, — сказала Мотя, оценивая пропитавшуюся кровью гимнастерку раненого. Бинта среди красных лохмотьев уже не было видно.
— В госпитале. В кабину прыгай! — приказала Катя.
«ЗИС» медленно полз среди воронок. Пытаясь разобраться с проклятой коробкой передач, Катя прорычала:
— Матильда Захаровна, живо говори, куда мой Чоботко делся? Мне он позарез нужен.
— Да откуда я знаю, куда он делся? У нас тогда более-менее спокойно было. Оказали первую помощь и отправили в город. Уж куда его сдали, я знать не могу. Там в очереди на эвакуацию несколько тысяч скопилось. Слушай, ты не знаешь, когда корабли придут? Может, у вас там точные сведенья имеются? От нас, из монастыря, уже третий день раненых не вывозят. Транспорта нет. Не знаешь, когда приказ будет?
— Я флотом не командую. Откуда мне знать?
Катя знала. В монастыре сейчас расположены 356-й и 76-й «ППГ» Приморской армии. Около пятисот раненых. Эвакуировать их некому и некуда. Кораблей не будет.
— Послушай, Мотя. Ты уж прости, что так называю, привыкла как-то. Не обижайся. Я сейчас все равно исчезну. Подскажи, как найти этого Чоботко? Он действительно очень нужен. Не мне. Я, слава богу, никаких личных чувств к этому круглолицему не испытываю. Он командованию потребовался. По очень важному поводу. Можешь помочь?
— Ну, может быть, — пробормотала Мотя, борясь со своею непослушной каской, трясло машину зверски. — Ты вроде бы своя, советская. Немцев вон как… порвала. Хотя личность ты очень сомнительная.
— Да неужели?
— Точно, — Матильда Захаровна насупилась. — Ты наверняка из уголовников. Я вот думаю, ночью ты нас, наверное, втихую подушить могла?
— Я своих не душу.
— Ладно. Сейчас многие воры и осужденные за Родину кровь проливают. Использует вас командование и правильно делает. Вашего Чоботко я по книге учета могу посмотреть. У нас документация очень даже налажена.
Открылось море, постройки монастыря, привольно раскинувшись несколькими ярусами, спускались к обрыву. На повороте что-то под капотом зверски заскрипело. Катя с перепугу изо всех сил вцепилась в эбонитовую баранку. Запросто могли с откоса слететь. Обошлось.