Жизнь не сможет навредить мне - David Goggins
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Видя, как на мониторе материализуются изображения с того забега, я ужасался и волновался. Местность выглядела очень суровой, а выражения лиц измученных бегунов напоминали мне о том, что я видел на "Адской неделе". До этого момента я всегда считал марафон вершиной гонок на выносливость, а теперь увидел, что есть и другие уровни. Я отложил эту информацию и решил, что когда-нибудь вернусь к ней.
Потом случилась операция "Красные крылья", и я поклялся пробежать Badwater 135, чтобы собрать деньги для Фонда воинов специальных операций - некоммерческой организации, основанной как обещание на поле боя в 1980 году, когда восемь воинов специальных операций погибли в вертолетной катастрофе во время знаменитой операции по освобождению заложников в Иране и оставили после себя семнадцать детей. Оставшиеся в живых военнослужащие пообещали, что у каждого из этих детей будут деньги на обучение в колледже. Их работа продолжается. В течение тридцати дней после гибели человека, подобной той, что произошла во время операции "Красные крылья", трудолюбивые сотрудники фонда связываются с оставшимися в живых членами семей.
"Мы - вмешивающаяся тетя", - говорит исполнительный директор Эди Розенталь. "Мы становимся частью жизни наших учеников".
Они оплачивают дошкольное образование и частные репетиторские услуги в начальной школе. Они организуют посещения колледжей и проводят группы поддержки сверстников. Они помогают с подачей документов, покупают книги, ноутбуки и принтеры, а также оплачивают обучение в любом учебном заведении, в которое удастся поступить их студенту, не говоря уже о проживании и питании. Они также направляют учеников в профессиональные школы. Все зависит от детей. Сейчас, когда я пишу эти строки, в программе фонда участвуют 1280 детей.
Это удивительная организация, и, помня о ней, я позвонил Крису Костману, директору гонки Badwater 135, в 7 утра в середине ноября 2005 года. Я попытался представиться, но он резко оборвал меня. "Вы знаете, который сейчас час?!" - огрызнулся он.
Я отнял телефон от уха и на секунду уставился на него. В те дни к семи утра в обычный будний день я уже успевал провести двухчасовую тренировку в спортзале и был готов к трудовому дню. Этот чувак был полусонный. "Понял", - сказал я. "Я перезвоню вам в 09:00".
Мой второй звонок прошел не намного лучше, но, по крайней мере, он знал, кто я такой. Мы с SBG уже обсуждали Badwater, и он отправил Костману рекомендательное письмо. SBG участвовал в триатлонах, был капитаном команды в Eco-Challenge и наблюдал, как несколько олимпийцев пытались пройти BUD/S. В своем письме Костману он написал, что я "лучший спортсмен на выносливость с величайшей психической стойкостью", которого он когда-либо видел. То, что он поставил меня, ребенка, который пришел из ничего, на первое место в своем списке, означало и продолжает означать для меня весь мир.
Для Криса Костмана это ничего не значило. Он был по определению не впечатлен. Такого впечатления, которое может быть только от реального опыта. В двадцать лет он участвовал в велогонке Race Across America, а до того, как занял пост директора Badwater, пробежал три 100-мильные дистанции зимой на Аляске и завершил тройной триатлон Ironman, который заканчивается бегом на семьдесят восемь миль. На своем пути он видел, как десятки якобы великих спортсменов рухнули под наковальней ультра.
Воины выходного дня постоянно участвуют в марафонах и завершают их после нескольких месяцев тренировок, но разрыв между марафонским бегом и становлением ультра-спортсмена гораздо шире, и Badwater стал абсолютной вершиной ультра-вселенной. В 2005 году в Соединенных Штатах проводилось около двадцати двух 100-мильных забегов, и ни один из них не имел такого сочетания набора высоты и нестерпимой жары, как Badwater 135. Чтобы организовать гонку, Костману пришлось заручиться разрешениями и помощью пяти правительственных агентств, включая Национальную лесную службу, Службу национальных парков и Калифорнийский дорожный патруль. Он знал, что если он допустит какого-нибудь новичка к самой сложной гонке из когда-либо придуманных, да еще в середине лета, тот может погибнуть, а его гонка испарится в одночасье. Нет, если он позволит мне участвовать в Badwater, я должен буду это заслужить. Потому что, заслужив мое участие, он сможет хоть немного успокоиться, что я, возможно, не превращусь в дымящуюся кучу трупов где-то между Долиной Смерти и горой Уитни.
В своем письме SBG попытался доказать, что, поскольку я занят работой в качестве "морского котика", от меня следует отказаться, чтобы выполнить условия, необходимые для участия в Badwater - пройти хотя бы одну 100-мильную гонку или одну круглосуточную гонку, преодолев при этом не менее ста миль. Если меня допустят, SBG гарантировала ему, что я финиширую в первой десятке. Костмана это не устраивало. На протяжении многих лет его умоляли отказаться от своих стандартов выдающиеся спортсмены, включая чемпиона-марафонца и чемпиона по борьбе сумо (без шуток!), и он никогда не отступал.
Костман сказал, когда я ему перезвонил: "У меня есть одна особенность - я одинаковый со всеми". "У нас есть определенные стандарты для участия в наших гонках, и так оно и есть. Но в эти выходные в Сан-Диего пройдет двадцатичетырехчасовая гонка", - продолжил он, и в его голосе прозвучал сарказм. "Пробеги сто миль и свяжись со мной".
Крис Костман заставил меня. Я оказался настолько неподготовленным, насколько он подозревал. То, что я хотел пробежать Badwater, не было ложью, и я планировал тренироваться для этого, но для того, чтобы иметь шанс сделать это, я должен был пробежать сто миль в один момент. Если бы я решил этого не делать, после всей этой шумихи с "Морскими котиками", что бы это доказывало? Что я был всего лишь очередным притворщиком, звонившим в свой колокол слишком рано в среду утром. Вот как и почему я решил участвовать в однодневке в Сан-Диего за три дня до старта.
***
Преодолев отметку в пятьдесят миль, я уже не мог угнаться за госпожой Инагаки, которая неслась вперед, как кролик. Я продолжал бежать, находясь в состоянии фуги. Боль накатывала на меня волнами. Мои бедра словно налились свинцом. Чем тяжелее они становились, тем более извилистой становилась моя походка. Я крутил бедрами, чтобы ноги двигались, и боролся с гравитацией, чтобы поднять ноги на миллиметр от земли. Ах, да, мои ноги. Мои кости становились все более хрупкими
