Отважные капитаны. Сборник - Киплинг Редьярд Джозеф

— Эй ты , приятель — да-да, тот, что снаружи, — это что, шутка такая? Если да, то она не удалась. Как прикажешь нам исполнять свою работу, если ты то и дело выходишь из себя?

— И вовсе я не вышел из себя, да и не разошелся, — сообщил гребной винт, сипло проворачиваясь на конце гребного вала. — Если б такое случилось, от вас остался бы один металлолом. Просто море вырвалось из-под меня, и мне не за что было уцепиться. Только и всего!

— Только и всего, говоришь? — возмутился упорный подшипник, чьей задачей была передача толкающего усилия винта. Ведь если бы гребному винту не за что было держаться, он бы просто вполз в машинное отделение, а корабль потерял бы ход. — Я понимаю, что делаю свою работу глубоко внизу, где меня никто не видит, но предупреждаю: я требую справедливости. Я требую всего лишь справедливости! Почему ты не можешь толкать нас ровно и мощно, вместо того чтобы жужжать, подобно детскому волчку, и заставлять меня греться под упорным воротником?

У блока упорных подшипников таких воротников было аж шесть штук, и он вовсе не желал, чтобы они перегревались.  

Все подшипники, которые поддерживали пятьдесят футов гребного вала, проходящего к корме, зашептали:

— Справедливость, мы требуем справедливости!..

— Я могу дать вам только то, что получаю сам, — отозвался гребной винт. — Смотрите! Сейчас опять начнется!

Он с ревом высунулся из воды, когда «Димбула» клюнула носом, проваливаясь между валами, и паровые машины надрывно завыли и замолотили «чух-чух-чух», потому что их уже ничто не сдерживало.

— Я являюсь самым благородным воплощением человеческого гения — так говорит мистер Бьюкенен! — пронзительно выкрикнул цилиндр высокого давления. — Это же сущая нелепость! — Поршень резко пошел кверху и поперхнулся, поскольку половина пара под ним была смешана с грязной водой. — Помогите! Смазчик! Механик! Помогите, я задыхаюсь! — прохрипел он. — Если я откажу, кто же будет толкать корабль вперед?

— Тише! Прошу вас, тише! — прошептал Пар, которому, разумеется, уже неоднократно доводилось выходить в море. Свободное от работы время он предпочитал проводить на берегу, в облаке, сточной канаве, цветочном горшке или грозовой туче — словом, везде, где требовалась вода. — Это всего лишь первое переполнение котла и машины, или перелив, как его еще называют. Так будет происходить на протяжении всей ночи — давление будет то нарастать, то падать. Не скажу, что это особенно приятно, но, учитывая обстоятельства, ничего иного ожидать не приходится.

— Да при чем здесь обстоятельства? Я должен делать свою работу — на чистом и сухом пару. К черту обстоятельства! — взревел цилиндр.

— Обстоятельства как раз и дадут нам хорошенько проветриться. Я уже много раз бывал в Северной Атлантике — к утру нам придется несладко.

— Как это ни прискорбно, но и сейчас ни о каком спокойствии говорить не приходится, — заявили рамы особой прочности (их еще называют рамными шпангоутами), находящиеся в машинном отделении. — Наблюдается тяга, направленная вертикально вверх, которой мы не понимаем, а также искривление, отрицательно влияющее на наши кронштейны и ромбовидные накладки, вследствие чего образуется нечто вроде растяжения на запад-северо-запад, которое нас серьезно беспокоит. Мы сочли нужным упомянуть об этом, потому что стоим кучу денег, и уверены, что владельцу не понравится столь фривольное с нами обращение!

— Боюсь, что в настоящий момент владелец ничего с этим поделать не сможет, — заявил Пар, ныряя в конденсатор. — Пока погода не улучшится, вам так или иначе придется справляться самим.

— Оставим в покое погоду, — прозвучал снизу чей-то гулкий бас, — но этот злосчастный груз буквально надрывает мне душу. Я — шпунтовый пояс, и я по крайней мере в два раза толще остальных, так что знаю, о чем говорю.

Шпунтовый пояс — это самый нижний лист обшивки корабельного днища, и у «Димбулы» он был сработан из мягкой малоуглеродистой стали толщиной в три четверти дюйма.

— Море толкает меня вверх так, как я никогда от него не ожидал, — ворчливо продолжал пояс, — а груз тянет вниз и, разрываясь между ними, я просто не знаю, что мне делать.

— Если сомневаешься, оставь все, как есть, и ничего не делай, — зарокотал Пар, закипая в бойлерах.

— Вам хорошо говорить, а здесь внизу темно и страшно; откуда мне знать, выполняют ли свои обязанности остальные листы обшивки? А фальшборт наверху, как мне говорили, имеет всего-то пять шестнадцатых дюйма толщины — это же просто неслыханно!

— Согласен с вами, — прогудел огромный рамный шпангоут, расположенный у главного грузового люка. Он был толще и массивнее остальных, а кроме того, изгибался посередине в форме арки, чтобы поддержать палубу в том месте, где палубные бимсы мешали бы движению груза вверх и вниз. — Я работаю совершенно без всякой поддержки, и мне кажется, что я единственный обеспечиваю прочность всей конструкции корабля. А это — огромная ответственность, уверяю вас. Полагаю, стоимость груза превышает сто пятьдесят тысяч фунтов. Не забывайте об этом!

— И каждый фунт зависит от моих личных усилий. — Это подал голос кингстон, непосредственно сообщающийся с морем за бортом и расположенный неподалеку от шпунтового пояса. — Мне приятно думать, что я ношу имя принца Гайда и снабжен лучшими резиновыми прокладками из Бразилии. В мою конструкцию заложены пять патентов — я говорю об этом без излишней гордости, — пять уникальных патентов, причем каждый последующий лучше предыдущего. В данный момент я перекрыт вполне надежно. Но стоит мне приоткрыться, как всех вас поглотит пучина. И это бесспорно!

С патентованными изделиями всегда так — они выбирают самые длинные слова из всех возможных. Это фокус, которому они обучаются у изобретателей.

— Вот так новость! — заявила большая центробежная трюмная помпа. — Мне почему-то казалось, что ты нужен для мытья палуб и того, что на них находится. Во всяком случае, сама я неоднократно использовала тебя именно для этих целей. Точную цифру не помню, но она измеряется тысячами галлонов, которые я гарантированно выдаю в час. И уверяю вас, мои недовольные друзья-жалобщики, что опасности нет ни малейшей. Я способна откачать всю воду, которая сумеет пробраться сюда... Но, клянусь своей наивысшей производительностью, вот это так крен!

Море уже разыгралось не на шутку. С запада — оттуда, где в зеленом небе виднелся рваный просвет, со всех сторон обложенный тяжелыми серыми тучами, надвигался сильный шторм. Порывистый пронизывающий ветер пробирал до костей, срывая хлопья пены с макушек тяжелых волн.

— Знаете, как это называется? — протелефонировала фок-мачта вниз по своим проволочным оттяжкам. — Отсюда, сверху, мне все видно без прикрас. Против нас составлен настоящий организованный заговор. Я в этом уверена, потому что все до единой волны целятся нам прямо в нос. В этом комплоте замешано целое море — и ветер тоже. Какой ужас!

— Что здесь ужасного? — лениво осведомилась очередная волна, в сотый, наверное, раз погребая под собой кабестан.

— Заговор с твоей стороны, вот что, — пробулькал кабестан, беря пример с фок-мачты. — Пузырьки и морская пена сговорились!

— Прошу прощения! В Мексиканском заливе образовалась область пониженного атмосферного давления... — Волна прыгнула за борт; но ее приятельницы подхватили у нее эстафету, передавая ее друг другу.

— Которая продвинулась... — Очередная волна окатила брызгами зеленой воды дымовую трубу.

— До самого мыса Гаттерас... — Еще одна затопила мостик.

— А теперь она движется в открытое... открытое... открытое море! — Третья волна накатила в три приема, сорвав со шлюпбалок спасательную шлюпку, и та, перевернувшись днищем кверху, сгинула в бездонной впадине, пока целый водопад пенными струями рушился на балки и блоки.

— Вот и вся недолга! — прошипела взбеленившаяся вода, с клокотанием устремляясь в шпигаты. — В наших намерениях нет ничего враждебного. Мы всего лишь метеорологические последствия.