Мир всем вам - Артур Чёрный

— Да. Я пса своего застрелил. С ума он сошел от разлуки… — неожиданно вспоминаю я школьное прошлое. — Помню его до сих пор. Собак больше не было у меня…

Собака не бежит к месту, где валяется хлеб, а, уставившись на меня, злобно показывает клыки. Я стреляю ее прямо на середине тропы. Неудачно, мимо головы, куда-то в грудину. Она валится набок, молча елозит в окровавленных листьях и долбит о землю хвостом. Вторым выстрелом я пробиваю ей голову, и ногой толкаю с тропы.

— Хозяин, если что, приберет, — только сейчас поворачивается омоновец.

Вдвоем мы спускаемся на дорогу, где в полном безмолвии встречает нас группа.

— Собака бродячая кинулась… — без объяснений даем мы расклад.

"Предупреждать надо!" — хочет сказать командир, но понимает нелепость фразы.

— …Давайте, двигайте! — машет он на дорогу. — Снайпера хреновы… — для порядка прибавляя к словам.

Проползла под ногами, миновала, как молодость, длинная эта дорога. Кончились все развалины и редкие жилые дома. Никто не убит, не пропал без вести, не наскреб на медаль.

Мы сидим на упавших деревьях за рыжими буграми обочин. Кто чистит штаны и ботинки, кто курит, кто дремлет, кто, как истукан, не подвинуть и не отвлечь, глухо уставился в землю. Не хочется ни о чем говорить. Тупая, бессмысленная зачистка, вымотавшая нас хуже жестокого боя… Еще час или два до команды "отбой". Нам дали время на этот маршрут, а мы прошагали его прежде срока. Рассеянно и небрежно, через пень колоду да левой ногой. Не слезая с нахоженных троп, не шаря в жилищах мертвых, едва заглядывая в документы живых. И каждый не хотел топать этой дорогой, и каждый, кто топал, шел только сюда — на беспорядочно сваленные деревья за рыжими горбами обочин.

Заслонив четыре стороны света, гудит на ветру голый оборванный лес. Роняя дожди, куда-то бежит блудливое беспокойное небо. Ползет по швам от воды, худеет и тает сто лет запущенная дорога. Летит навстречу своей катастрофе маленькая наша планета. Весь мир катится в двери рая или на Страшный суд. И только мы бессменно ходим сюда, сидеть на мокрых загнивших бревнах, курить старый вонючий табак. И только для нас нету дела на завтрашний день.

Скорей бы в атаку! Напиться человеческой крови!

…Как-то всё поутихло к зиме. Стало поменьше трупов и реже стучит на улицах пулемет. Совсем другим городом сделался Грозный, совсем иным государством стала Чечня. Не сахар сидеть в горах, и разбежалось до лучших времен всё упрямое партизанское подполье. Поманила и увела на юг самых мятежных и одиозных, разгоревшаяся в Ираке война. Пощелкали многих вольных стрелков наши разведчики и снайпера, да не один десяток вдолбили в землю летчики и минометчики.

Не осталось ничего от вчерашнего дня. Миновало лето, — счастливое время анархии, — и избрала себе Чечня нового президента. Сменились министры, их стражники и шуты. Отслужили сполна, по чести, да, как получилось, и воротились на родину ОМОНы и СОБРы, и подарили сменщикам свои блокпосты. Прогнали по осени начальника нашего РОВД, да прислали совсем молодого. Погнал и он с насиженных мест приятелей прежнего, да позвал в их кресла своих… Да всё не стало порядка…

Суета, маета, да всё та же анархия… Как-то всё зыбко, плохо, неясно… Мы целыми днями торчим на зачистках или держим заслоны. Уходим утром, приходим под утро, спим еще сутки, без дела болтаемся до новой тревоги. Мы давно бросили милицейскую форму, нацепив на себя камуфляж. Забросили бриться, забыли, когда общались с людьми не военного круга. Никто не пишет протокола, никто не хочет раскрывать преступления. "Война идет…" — лениво отмахиваемся мы на все упоминания о работе. Да от нас уже и мало, что требуют… Хоть бы вставали порой по тревоге, а то и так никого не собрать… Мы никому не нужны здесь, и нас никто не хватится в этом городе, если вдруг завтра отменят войну. Пушечное мясо? Если бы… По тому хоть пушки стреляют. А мы шляемся из угла в угол, да получаем лишь выстрелы в спину. А то и камня за всю жизнь не дождешься… О, смерть, хоть ты посети нас, если все позабыли.

…Кончается год, и уже разъезжаются наши ребята. Одни пошли продлевать контракты, получили положенный отпуск, засобирались на месяц домой. Другие уже навсегда сложили оружие. И я, взяв обходной, примкнул, наконец, ко вторым. И впервые за службу в Грозном вспомнил своего замполита, что не дал мне закабалить себя тремя годами войны. Тремя годами хождений по дорогам 56-го участка… Всё-таки домой… Плевать и на деньги, и на квартиры, и на русских, и на чеченцев… Мы хорошо жили здесь, по-мужски, ярко и шумно, но часто и от добра ищут добро. Пускай, кто хочет, остается служить, а нам ничего не нужно. "Зачем уходите? Еще ведь вернетесь", — корили нас те, кто взял себе второй срок. "Может быть, и вернемся…", — устало роняли мы, не зная ничего о себе.

Но еще никто не уехал. Еще только завтра или через неделю, впервые не в форме, выйдем мы за ворота. Еще только завтра навсегда потеряем друг друга.

…Мы так и уходим отсюда, не достигнув, чего хотели, а познав только усталость и труд. Так и не устроив самого завалявшегося мира, так и не перебив самых заклятых врагов…Да уже всё равно. Пусть бьются те, кто не устал сниматься в этом кино.

"Обратно крути киноленту,

Механик, сошедший с ума,

К тому небывалому лету,

За коим весна и зима.

Крути от июня до мая,

Обратного времени ход,

Что стало моим отнимая,

Приход превращая в уход.

…Спиною подамся к перрону,

Прощанью бессмысленно рад.

Рукою махну из вагона,

И поезд потянет назад.

…Обратно крути мою ленту,

К началу, механик шальной!

По волчьему чтобы билету

Явился "участник" другой".

-------------------------------------------------------

НА САМОМ КРАЮ ПОХОДА

Декабрь 2004 года. Северный Кавказ:

Вот и закончился этот тяжелый год. Вот и за ним, кто многих довел до могилы, явилась черная гибель. Неотвратимая, как адский огонь, неумолимая, как длань фараона.

Сколько всего дал мне этот несчастный год!.. Какие богатые дары положил в мои руки!.. В нём было всё: и отчаяние, и страдания, и ненависть, и любовь. И зима и лето, и осень с весной. И друзья, и враги, и тоска вместе с радостью… Я никогда не жил такой полной счастливой жизнью! Мне никогда не было так трудно, так больно, так легко и беспечно, как в этом недобром городе. Где на сто бед был тот же один ответ. Я здесь научился не думать о завтрашнем дне и никогда не заглядывать в будущее. Я верил, что буду убит и радовался этой удаче. Надеялся, что останусь в живых, и не огорчался от этого. Мне было плохо здесь! Так плохо!.. Я не раз бил себя по рукам, чтобы не застрелиться. Я долго искал смысл жизни, и не смог ничего отыскать. Терял веру в себя и, не уповая на мудрость земную, мечтал получить свыше ответ. Не выучив ни одной молитвы, не встав на колени, я спрашивал у неба, для чего мне жить дальше? Но ни один бог не пришел мне на помощь. Далек был от меня Иисус, а еще дальше Аллах. Я был один в этом Грозном, как висельник на столбе. А этот год не шел на двух ногах, не бежал, стремясь закончить дистанцию, а лениво лежал на дороге моей судьбы. И я сам тащил его на горбу от февраля до декабря. Ходил с ним в рейды и патрули, маялся на зачистках и блокпостах, пока не лишил его полностью сил. Пока не пришел конец этому бесконечному году.

Всё кончено!!! Слышишь, Грозный?! Он рухнул от старости, наш бескорыстный союз!…У меня не было в жизни сердечнее друга. И не подарит время такого, как ты.

Кончился трудный и страшный год. Прошла моя каторга и пали на землю, разъеденные семью потами цепи и кандалы. И я стал снова свободен!!!…Как я боялся, что собьется с дороги этот проклятый день! Что бросит меня, пройдет мимо Грозного, канет за горизонт. Что кто-то вдруг вырвет его из календаря. И как верил, как ждал и переживал я за этот день декабря. Потому что конец войне! Потому что домой!

Домой!!! В объятья холодной России! Домой! К тяжелым сибирским ветрам, на ледяные берега могучих северных рек! В страну скупого стыдливого лета и бледного желтого солнца! Назад от беды, скорби, гробов! От страшных людских проклятий за твоею спиной! От крови и зла, от черной свирепой ненависти, от моря пролитых слез и оплаканных ими могил! Домой, где ночь станет ночью, а день сделается днем. Где мы не будем путать рассвет и закат, где не раздают за убийства медали, где может мы еще доживем до собственных свадеб… Домой, где так любят и ждут…

Сколько всего было за эти годы!.. Скольких обрели мы друзей и скольких мы победили врагов. Какие подвиги прошли на наших глазах, какие люди и судьбы сгорели в огне. Сколь многих повергнул рок и скольких он поднял! Как много дотянулось до звезд рядовых, как много погибло при них генералов. Сколько музеев, пьедесталов и книг подарило нам это тревожное время. Как много было пережито и даже забыто… Как часто мы прощались друг с другом! Уходили к своим очагам, бросали оружие, кляли и Чечню, и Москву, и никогда не собирались обратно. А через годы встречались здесь! И плевались сквозь зубы, вспоминая свою гражданскую жизнь. И каждый был рад, что у него вновь в руках автомат, а в портянках песок… Неужели всё это было?.. Неужели и ты, и я, столько раз возвращались в прошлое? И что в нем было такого, что ради него бросали всегда настоящее?.. Как много погибло нас в этом прошлом! И как много умерло после него!.. Скажи, для чего?.. Для каких картин и стихов?.. А как мы завидовали этим погибшим, что несчастливые при жизни, по смерти сумели добраться до счастья… Ребята! Как плачет моя душа! Потому что у нас ничего не осталось от этих дней. Лишь горькая память, лишь страшные письма, лишь, измятые в карманах "хэбэ" фотографии. Лишь давно отзвучавшие слова мамы: "Сыночка… Разве некому, кроме тебя?" Лишь давние, крепкие и безмолвные, объятья отца: возвращайся. Да свой фальшивый ответ: "…Да я по приказу". А ведь всё это было! Было в жизни, а не во сне! Ведь не из пальца высосал военкомат наши с тобой биографии, не бабка наплела нам на ухо про эту Чечню. Мы сами спешили сюда. Да еще, будто не за войной, а за дефицитом, стояли в очередях у медиков, у тыловиков, у железнодорожных вокзальных касс. И еще сожалели, что не припасли для всех по гранате.