Дети Капища - Ян Валетов

Легче всего было бы отказать Матвею. Оставить Али-Бабу поправляться у Красавицкого, потом, весной, проводить его до границы. Или даже не провожать: дать поджопник у порога, чтобы поскакал в нужном направлении самостоятельно. Свалить все на обстоятельства, ведь они всегда сильнее нас! Не лезть на рожон.

Ну, не получилось! Не сложилось – и все! Не было до этого года никакого Али-Бабы, и ничего – жили себе, не тужили! Да, тяжело. Да, каждый год с лекарствами и провизией становится все хуже. Да, нужно оборудование. Но ведь двенадцать лет мы уже прожили. И, если вспомнить, как все было первые года три-четыре, так вроде сейчас и неплохо совсем. Санаторий, и только.

Перезимуем, перетерпим, поищем еще склады, протащим контрабандой несколько мелких партий антибиотиков. Объективно судя, ну на сколько хватит того, что должен доставить араб? На пару лет? На три года? А если нам господа с сопредельных государств добавят населения? Как у них там с инакомыслящими? Нет дефицита? А если опять появится какая-то зараза, как шесть лет назад, когда на западной границе с людей шкура слазила, как перчатка с руки? Непонятная зараза, никому из врачей не известная. И, вообще, зараза ли это была? Или химия какая? Или радиация? Или радиация с химией? Ведь так никто толком и не изучал… Вымерли люди, и всех делов… Участок небольшой, туда и сейчас никто не суется.

Сергеев вспомнил трупы умерших – мужчин, женщин, детей, более похожие на иллюстрации из анатомического атласа. Они лежали беспорядочно по всему селению, словно кто-то невидимый, могучий и жестокий, настигал их и свежевал одним движением. Михаил шел по мертвой деревне в ОЗК и смотрел на тела через потеющие стекла маски противогаза. Земля была пропитана кровью. Он не чувствовал запахов. На этот раз смерть пахла старой резиной и тальком. Лишенные кожи люди еще некоторое время жили, крича и агонизируя, – в пыли остались следы, словно ползли, истекая черной жижей наружу, огромные черви.

На краю поселения, у самой опушки березового леска, лежала ободранная корова. Совершенно целая, хотя и пролежала мертвой, как минимум, сутки. На ней не было насекомых: ни жуков, ни мух, ни муравьев. Ее не тронуло воронье. Ни куска не съели падальщики-звери, расплодившиеся в невероятных количествах. Она лежала нетронутой, как две капли воды похожая на рисунок с разделочной таблицы. И ею брезговали все живые существа.

Вот тогда Сергееву стало по-настоящему страшно.

Страх этот, как любое стихийное чувство, был иррационален. Сергеев же был обучен сопротивляться иррациональным чувствам, но тут его тренированность была совершенно бесполезна. Ужас, испытанный им в тот момент, был совершенно отличным от всего, что он чувствовал ранее. Глубинный, мощный, как первобытный инстинкт. На его пути возникла проблема, которую силами Зоны не решить! Проблема, которая может превратить всех, по обе стороны границы, вот в такую разделочную таблицу, которая еще недавно мычала… Невидимая, коварная и страшная смерть!

Так что остаться без обещанных лекарств, конечно, плохо, но Михаил мог влет назвать с десяток проблем, которые были страшнее и смертоноснее, чем отсутствие антибиотиков.

Бросить, бросить все! Отступление вовремя никто не посчитал бы трусостью, даже он сам.

Здесь, на этой земле, уже много лет никто не считал потери. И как бы Сергеева не привлекала роль спасителя человечества, примерить ее на себя было невозможно. А для того, чтобы ломиться сломя голову в неизвестность, нарываясь на конфликт с бывшими сослуживцами, надо быть полным кретином.

Вот встать бы сейчас и сказать:

– Все, господа! Хватит! Равви, я возьму у тебя трех крепких парней, с выучкой, для охраны раскопок, а то бродят там у нас несколько юных дарований с автоматами, и немного армейской взрывчатки. Есть у меня на карте несколько местечек, где были аптечные склады и еще наметки на пару сейфов. Потом привезем твоих обратно, а весной пусть Мотл и Вадька проводят меня к «Вампирам» и заберут дней через десять-пятнадцать. А с этой идеей все, завязываем. Бред и провокация!

Но вслух он сказал:

– Погоди, Александр Иванович! Удача, конечно, продажная девка империализма, но есть же, как говорили отцы-командиры, и трезвый расчет! Рациональное зерно у Подольского присутствует. На Севере нас действительно никто не ждет…

Бондарев крякнул, а вот от чего, от удовольствия или неудовольствия, Сергеев не понял: Равви мгновенно подхватился с места и быстро заковылял по палатке туда-сюда.

А вот Матвей сидел и смотрел на Сергеева своими влажными, как у теленка глазами, и в них, ей-богу, была благодарность.

– Ты хочешь дойти до вашего киевского кибуца? – спросил его Михаил.

Подольский кивнул.

– Как?

– Думаю, что по реке. Лед стал, это может быть идеальным вариантом.

Сергеев задумался, представляя себе трассу.

– Это уже не четыреста, – произнес он, – это больше. Равви, как я понимаю, карта и курвиметр у тебя найдутся?

– Найдутся, – с раздражением буркнул Равви, открывая дорожный рундук. – Стратеги херовы! Кутузов с Багратионом. Тебе б, Сергеев, глаз выбить – стал бы вылитый Михайло Илларионович в молодые годы! Карта.

Он бросил на стол среднемасштабную карту.

– Курвиметр.

Армейский курвиметр блеснул латунным колесиком.

– Я думаю, – сказал Бондарев, обращаясь к Сергееву, – понятно, что на этой карте ничего за последние двенадцать лет не появилось.

– Спасибо тебе, Александр Иванович. – Сергеев отодвинул в сторону остатки трапезы и склонился над развернутой «десятикилометровкой». Молчун, как привидение, бесшумно возник у него за спиной. Напротив встал Подольский.

Равви несколько секунд наблюдал эту картину, а потом плюнул в сердцах и примостился рядышком.

– Совет в Филях, бля… – сказал он. – Честное слово, Сергеев, был я уверен, что у тебя башка как Генштаб. А оказалось – в ней оперетта. Куда тебя несет? Ты хоть сам понимаешь, что делаешь?

– Вот здесь мы можем срезать угол, – произнес Сергеев, глядя на Бондарева снизу вверх. – Здесь берег невысок. Получится, как ты думаешь, Александр Иванович?

Равви укоризненно покачал головой, но в разговоре участие принял.

Маршрут вырисовывался нелегкий.

Днепр после потопа обмелел и фактически вошел в старое русло. Плотины были снесены, ландшафт выровняли Волна, время и ветер, но теперь река изобиловала природными препятствиями и тем, что принес на своей спине поток.

Берега стали выше, растительность подтянулась к кромке воды. Это был молодой подлесок, но густой, выросший на иле, оставленном рекой, на разлагающейся органике.

Откуда взялась органика, Михаил вспоминать не хотел.

И берега, и пойма изобиловали «бульками», открытыми многометровыми провалами, «зыбучками» и трясинами. Зимой трясину прихватывало коркой льда, а вот «зыбучки» и «бульки» оставались смертельно опасны. Смерть таилась также и на дне провалов, засыпанных легким, как пух, снегом. Она, вообще-то, подстерегала путников везде, но река стала особенно небезопасна.

Кое-что из того, что случалось здесь, на ее берегах, нельзя было объяснить с точки зрения рациональной логики.

С мистической точки зрения, если честно, это тоже никак не объяснялось. В суть происходившего старались не вникать. Ну, пропадают там люди! Ну, хлюпает в прибрежных омутах что-то большое! Обходить стороной опасное место было гораздо легче и безопаснее, чем выяснять, кто теперь обитает «в пруду».

Сейчас же обойти стороной не планировалось. Планировалось ломиться напрямую. Путь по руслу, взявшемуся льдом в безветренную погоду, был предпочтительнее. Срезать дорогу, если верить старой карте, можно было, как минимум, пару раз – и это было нелишним.

Патрули… Они были одинаково смертоносны, что на равнине, что в русле. Ни облысевший к зиме лес, ни молодой подлесок не могли служить убежищем. Равви, намеренно расположивший лагерь в лощине, укрытой сверху маскировочной сетью, сразу ткнул пальцем в несколько знакомых ему мест.

– Здесь можно пересидеть. Овраги подходят вплотную к воде. Они заросли кустарником, а вот склоны – сплошь деревьями, и хорошими. Натянете сеть, я дам с собой, и все. Сверху вас не разглядеть, если вы, конечно, сигнальной ракетой по «вертушке» не пальнете. А это ваше чудо-юдо – лепешка с мотором, по кустам пройдет?

– Пройдет, – подтвердил Сергеев, запоминая ориентиры для будущего маршрута. – Оно по болотам бегает, как жук-водомер. Слушай, Равви, а вот здесь, – он показал, где именно, – мы пройти сможем, как ты думаешь?

Бондарев покачал головой и здоровой рукой ухватил себя за подбородок.

– Сюда не надо. Я, правда, сам туда не ходил, но доходили до меня слухи, что во время потопа там получился грязесборник – видишь, вот здесь и здесь текло, дальше по этим двум оврагам стекалось в ложбину… Дальше сужение и недострой… То ли фабрику строили какую, то ли котельную. В общем, забило выход мусором, как плотину поставило, и вся дрянь здесь собиралась, пока не хлынула через верх. Если не врали люди, там и фон высокий, и «булька» на «бульке» – размыто все…