Алое на черном (сборник) - Татьяна Корсакова

– А откуда название такое – Чудова гарь? – отмахиваясь от комаров, спросил Гальяно.

– Давняя история и не слишком красивая. Здесь не особо любят ее вспоминать.

– Расскажи, Ильич! – попросил Гальяно. – А то тут все только и знают, что туман напускать. Ты первый, кто по-человечески все объяснил про вырубку эту…

– А про вырубку я вам ничего не рассказывал, – усмехнулся в усы Ильич. – Откуда узнали, не моя забота.

– Ясно. – Гальяно кивнул. – Так что там за история? Когда началась?

– В тысяча девятьсот восемнадцатом началась, после революции. Здешний граф, Андрей Шаповалов, идейный был, вместо того чтобы с семьей за границу свалить от греха подальше, остался в поместье. На что надеялся, не знаю. Говорю же, дурак был идейный. Какое-то время ему с семьей еще как-то удавалось тихонько жить, никому глаза не мозолить, а потом все изменилось. Экспроприация… Налетели красноармейцы, точно воронье. Граф-то небедный человек был, да и имение сами видели какое. Может, не все отдал, может, припрятал что-то от советской власти, только комиссар, тот, что во главе отряда был, лютовал, говорят, сильно. Графа до смерти замордовал, над графиней поглумился. Говорят, она позора не вынесла, на себя руки наложила. Только барчонок спасся, говорят, его граф с верным человеком загодя за границу переправил. Хватило ума…

– Что ж за упырь такой этот комиссар? – сквозь зубы процедил Дэн.

– А вот самый настоящий упырь и был. Страшный человек, лютый! Его и враги, и друзья одинаково боялись. Но не зря говорят, каждому по заслугам воздастся. И дня не прошло, как графа с графиней загубил, а тут и сам пропал. Ушел в лес на ночь глядя, и с концами. Хватились его не сразу, только через день. Привыкли, видать, что он себе на уме. Хватились, стали сначала деревню, потом лес прочесывать и нашли… – Ильич сделал многозначительную паузу.

– Не томи! – выдохнул Гальяно.

– Нашли на том самом месте, где ты полчаса назад выплясывал. Привязанного к дубу, сожженного до костей. Значит, поквитался кто-то из местных с негодяем.

– Поделом, – буркнул Матвей.

– В тот вечер, как нашли, снять с дерева не смогли, – продолжил Ильич. – Не знаю, правда или нет, только рассказывают, что лето очень жаркое было, вот как нынешнее. Земля вокруг дерева еще дымилась, а тушить нечем. Да и чего уж теперь? Мертвому же все едино. Решили оставить его на дереве до утра, чтобы уж окончательно остыл, а сами ушли в поместье пить и мародерствовать. Я ж говорю, не любили его, боялись…

– А утром что? – спросил Туча, который до этого момента, казалось не проявлял к рассказу никакого интереса.

– А утром он исчез, – сказал Ильич зловещим шепотом.

– Кто? – так же шепотом спросил Гальяно.

– Мертвец. Лиходей этот. Не знаю, искали его или плюнули и совсем не искали, только с тех самых пор Чудова гарь стала пользоваться у местных дурной славой.

– Так почему она Чудова? – Матвей шлепнул себя по щеке, прибив здоровенного комара.

– Комиссара-лиходея так звали.

– Как?

– Чудо. Понятно, что это не фамилия была, а прозвище, вот гарь теперь Чудова и есть.

– А с огнем что? – спросил Дэн. – С гарью все более или менее понятно, но при чем тут огонь и почему он появляется только раз в тринадцать лет?

– Не знаю. – Ильич загасил сигарету. – Что знал, то рассказал, а новые небылицы мне придумывать без надобности. Может, и не связан огонь с гарью. Может, и нет его на самом деле. Может, это все шаповаловские уловки. С этого очкастого станется.

– Не уловки это, – буркнул Туча, половчее пристраивая на плече вязанку с хворостом. – Свет прямо из-под земли идет… поднимается, как со дна. Я знаю…

– С какого еще дна? – удивился Ильич.

– Показалось тебе все. – Матвей, переглянувшись с Дэном, легонько дернул Тучу за рукав. – Ты тогда в таком состоянии был. Мы ж заблудились. Может, от стресса?..

– Я видел! – упрямо повторил Туча. – И это не шаповаловские проделки. Там пахло так же мерзко. Горелым пахло, как на пожарище. И раз говорят, что не нужно там ходить, значит, и не нужно! – добавил он и, не оглядываясь, пошагал вперед.

– Впечатлительный больно, – хмыкнул Ильич, всматриваясь в розовеющее небо. – Знал бы, не брал с собой в лес, а то разнервничался! Сразу видно, горожанин. Дикой природы не видел.

Дэн кивнул, хотя в глубине души был с садовником не согласен. Да, с Тучей в последнее время творилось что-то неладное, но вот что послужило тому причиной? Они ведь и сами видели блуждающий огонь. Пусть не так близко, но видели! И так до сих пор и не пришли к единому мнению, что это могло быть. Наверное, разумнее всего дождаться вечера и выслушать версию Суворова. А еще лучше – прочесть до конца дневник графа Шаповалова, не так там и много, в том дневнике.

Похоже, их долгое отсутствие так и осталось незамеченным. Встретившийся им по дороге к флигелю Суворов лишь окинул ребят рассеянным взглядом и помчался куда-то по своим делам. Времени, оставшегося до ужина, хватило только на то, чтобы принять душ и переодеться. Обсудить увиденное в лесу они не успели.

Костер разложили в парке на просторной лужайке, которую со всех сторон обступали старые липы. В центре в целях пожарной безопасности была выкопана неглубокая яма, рядом лежали нарубленные в лесу дрова, но разведением огня занимался не Ильич, а отец Васьки. Парнишка крутился поблизости, подавал отцу то спички, то старые газеты, то тонкие прутики.

К девяти вечера костер полыхал уже в полную силу, тянулся оранжевыми языками к темнеющему небу, сыпал искрами. Чуев, командир волков, принес хлеб и куски колбасы. Он нанизывал их на деревянные прутики, поджаривал на костре и раздавал своим подопечным. Волки уничтожали стратегические запасы с космической скоростью, злорадно поглядывали на не то чтобы голодных, но опечаленных такой несправедливостью вепрей. Когда у костра наконец появился Суворов, блюдо с хлебом и колбасой опустело.

– Что пригорюнились, архаровцы? – Вожатый снял с плеча гитару, уселся на бревно, ударил по струнам. – Чего сидите как на похоронах?

– А чему радоваться, когда эти бандерлоги, – Гальяно кивнул на волков, – поели всю колбасу и даже хлеба не оставили!

– Да ты что? Поели всю колбасу?! – Суворов посмотрел на него со снисходительной улыбкой. – Ай, какая жалость! А вы, выходит, за ужином не наелись?

– Выходит, так, – огрызнулся Гальяно.

– Ну, это непорядок. Это мы сейчас исправим. – Суворов снова ударил по струнам, всматриваясь в темноту, велел: – Заноси!

В ту же секунду в освещенный костром круг шагнул Васька с кастрюлей, доверху наполненной запеченной в мундире картошкой. Следом из темноты вынырнул крупный лысый мужик в тельняшке – Турист, как понял Дэн, – и тоже не с пустыми руками. От большой миски, которую он с нежностью прижимал к груди, доносился упоительный аромат жареного мяса.