Утро под Катовице - Николай Александрович Ермаков

Двадцать первого октября после обеда приехал Соболев и я перед строем из двух десятков бойцов зачитал текст торжественной присяги. Затем он пригласил меня в кабинет, где проэкзаменовал по биографии и документам, выдал под роспись сто пятьдесят рублей наличными, пояснив, что эти деньги вычтены из моей премии на дорожные и иные непредвиденные расходы. Далее он дал мне подписать обязательство о неразглашении государственной тайны и провел инструктаж.

Утром я проснулся в шесть часов утра в соответствии с полученным ранее указанием, умылся, побрился, и прошел в столовую, где уже завтракали Соболев и незнакомый мне комот внутренних войск НКВД. После завтрака майор сказал, что будет ждать меня в машине на улице, а я пошёл в комнату собираться. Тут обнаружилась проблема: у меня не было никакой тары для моих бумаг и футляра. Чертыхнувшись, я положил сержантскую книжку и паспорт в нагрудный карман, а все остальное взял в руки и вышел во двор. Соболев, увидев меня с бумагами в руках, поморщился и посмотрел как на идиота: мол, раньше додуматься не мог? Пожав плечами, я сел в машину на заднее сиденье. За рулём сидел тот самый незнакомый комот. Майор с переднего кресла протянул мне полоску из черной ткани:

Завяжи глаза, объект секретный, тебе знать где он находится не нужно.

Я без лишних вопросов выполнил это указание и мы поехали. Настроение у меня было прекрасное, оппонент куда-то пропал и я надеялся, что навсегда. Поэтому я развалился на заднем сиденье в гордом одиночестве и мурлыкал про себя песни двадцать первого века. Почти через час движения по кочкам да колдобинам с разрешения Соболева я снял повязку, сразу посмотрев в окно, за которым проплывал непрерывный ряд одноэтажных частных домов. По всей видимости, это уже были московские пригороды. Действительно, вскоре появились и многоэтажные дома. Москву я знал плохо, поэтому не мог даже определить, с какой стороны мы въезжаем. Но хоть и не понимая, по каким улицам мы едем, я всё же с огромным интересом смотрел в окно, интересуясь, как выглядят москвичи осенью 1939 года. Ведь скоро мне тоже надо будет покупать гражданскую одежду в соответствии с нынешней модой. В это время пробок ещё не было, поэтому до центра столицы мы добрались довольно быстро, остановившись во дворе хорошо знакомого мне по многочисленным телерепортажам здания на Лубянке. Здесь Соболев приказал выходить со всеми вещами, и я двинулся за ним, прекрасно осознавая, что выгляжу по идиотски, неся в руках кипу бумаг и футляр с бритвой. Сразу за входной дверью мы свернули в гардероб, где я оставил шинель и буденновку. Далее вместе с майором мы поднялись на второй этаж, где Соболев у меня потребовал:

Давай двадцать рублей! — я, немного напрягшись, всё же отсчитал ему две десятки, после чего он без стука вошёл в дверь с номером 29 и, пробыв там не более пяти минут, вышел, держа в правой руке тёмно-коричневый портфель, который протянул мне со словами:

Не новый, но за такую цену вполне нормально. Или не надо? — для проформы спросил он, когда я уже взял покупку в руки.

Надо, спасибо! — заверил его я, рассматривая приобретение.

Не новый — это мягко сказано, судя по бросающимся в глаза потертостям, я бы оценил его возраст лет в десять интенсивной эксплуатации, но всё же несмотря на это, он выглядел ещё вполне прилично, поэтому, радуясь удачному решению проблемы, я сложил в портфель бумаги и футляр с бритвой. После чего двинулся вслед за майором, который, поднявшись по лестнице на третий этаж, завел меня в небольшой зал с обтянутыми зелёным бархатом стенами и двумя рядами стульев, напротив которых стоял длинный стол. Здесь уже находились три командира: два лейтенанта внутренних войск НКВД и капитан погранвойск, молча поднявшиеся со своих стульев при нашем появлении. Очевидно, так они отреагировали на майора госбезопасности. Войдя, мы с Соболевым также заняли места в первом ряду, после чего тот вытащил из кармана перочинный нож и ловко проковырял дырочку у меня на гимнастёрке. В течении последующих получаса подошли ещё восемь командиров НКВД в различных званиях и при появлении каждого из них, мне приходилось вставать, как положено по Уставу. Все награждаемые были обмундированы во френчи защитного цвета, синие галифе и сапоги, и лишь я, самый младший по званию, был одет в гимнастёрку и шаровары. Затем появился лейтенант госбезопасности и предложил присутствующим предъявить документы и зарегистрироваться. Соболев, как самый старший по званию из присутствующих, подошёл первым, показал мою служебную книжку, отдал лейтенанту какую-то бумагу, после чего пожал мне руку, сообщил, что на этом его забота обо мне закончена, пожелал мне удачи и удалился.

Ещё через пятнадцать минут в зал вошёл капитан госбезопасности, отдавший приказ:

В одну шеренгу становись! Равняйсь! Смирно!

Когда все построились, в сопровождении незнакомого мне майора вошёл невысокий грузин в форме комиссара госбезопасности первого ранга и пенсне, которого я сразу опознал по ранее виденным мною документальным фильмам. Приняв доклад от построившего нас капитана, он по бумаге стал зачитывать звания, фамилии и лично прикручивать ордена на грудь. Награждение производилось от старшего звания к меньшему, поэтому я получил орден последним. Заученно развернувшись, я гаркнул: «Служу Советскому Союзу!» — и встал в строй. На этом награждение закончилось, Берия ещё раз всех поздравил и удалился. Капитан госбезопасности дал команду:

Вольно! Разойтись! — по этой команде награждённые командиры в порядке старшинства потянулись к выходу, а последним из зала вышел я с орденом на груди и портфелем в руке.

По окончании процедуры награждения оказалось, что уже половина двенадцатого, а желудок лёгким посасыванием намекнул, что пора бы пообедать. Первой мыслью было найти столовую здесь, но, представив себя в окружении дядек со шпалами и звёздами в петлицах, решил, что гораздо спокойнее я поем за пределами этого мрачноватого здания. Далее я спустился на первый этаж, оделся в гардеробе и вышел во двор, после чего, пройдя через КПП, очутился на улице Кирова и двинулся прямо по ней, предположив, что непременно наткнусь на какую-нибудь точку общепита. Логика меня не обманула, и через двадцать минут движения в плотном потоке пешеходов, я заметил обнадеживающую вывеску «Кафе». Зайдя внутрь, я обнаружил, что реальность несколько хуже моих ожиданий — в зале накурено, да ещё и все столы заняты. Однако, оценив обстановку, я пришел к выводу, что здесь не возбраняется садиться за занятый