...и Северным океаном - Георгий Кублицкий

А среди основных примет — сооружения непривычных конструкций. Здесь находится Диксонское территориальное управление по гидрометеорологии и контролю природной среды. Подведомственная ему территория размахнулась по Арктике вширь и вглубь, на ней три обсерватории, десятки полярных метеостанций, иные на дальних островах. И все действуют круглосуточно. Диксон впитывает от них, да еще и со спутников, из космоса, поток информации. О погоде, льдах, влиянии северных сияний на связь и о множестве других явлений, без знания которых сегодняшняя Арктика была бы вчерашней.

На Диксоне штаб морских операций западного района Арктики, распоряжающейся атомными ледоколами и кораблями ледового плавания. Здесь морской порт и аэропорт.

Ну и, разумеется, кое-что из обычного набору: дизельная электростанция, овощехранилище, кажется, еще и банно-прачечный комбинат. Поселок как поселок, ничего особенного.

Да, если забыть, что в поселке Диксон вообще не бывает такого лета, каким его представляет житель средней полосы. Зимой двадцать градусов мороза — теплынь. Если забыть, что среди телефонных номеров, которые полезно знать каждому диксонцу, есть и такой, по которому можно вызвать милицейский вездеход, чтобы тот своим шумом отогнал шляющегося под окнами белого медведя.

В военное лихолетье знал Диксон разрывы снарядов, и в память о погибших героях воздвигнут обелиск.

На Диксоне надгробье Тессему — гранит в окружении свисающих с опор тяжелых якорных цепей и памятник Бегичеву. Улахан Анцифер шагает навстречу ветрам с полюса. Мне говорили, что второй памятник следопыту сооружают на мысе Входном.

Отчего же при встрече с сегодняшним Диксоном пе ощутил я, казалось бы, вполне естественной радости от перемен — ведь все они на пользу северянам, на пользу Арктике?

Потому, наверное, что знал я другой Диксон, где потемневшие деревянные дома стояли вразброс, нравы были проще, и сама жизнь сохраняла кое-какие приметы уже навсегда, безвозвратно уходящих времен эпохи землепроходцев.

Так вот о том Диксоне, о Диксоне 1936 года.

Пясинский караван как раз приближался к нему.

До сих пор мы были в преддверии Арктики. На Диксоне для нас начнется настоящая Арктика. Пересечь Полярный круг — это еще полдела. Побывать на Диксоне — значит приобщиться, хотя бы ненадолго, к семье настоящих полярников.

А в сущности, что такое Диксон? Небольшой островок, только и всего. Островок, каких в полярных морях тысячи. Но его название пишут на картах крупными буквами: здесь сердце Арктики, перекресток енисейской речной дороги и Северного морского пути.

Диксон не сразу принял нас. Возле острова — льды. На помощь пришел небольшой ледокол № 8. Мы медленно потянулись за «восьмеркой» туда, где над горизонтом тоненько очерчивались радиомачты. Ближе, ближе…

Втянулись в гавань. Ого, тут целый флот! Сосчитал: двадцать два вымпела. И все морские корабли. Даже для них пока нет пути на восток, а каково будет нам с нашими деревяшками?

На скалистом пологом берегу стоял очень длинный деревянный дом. Это Старый Диксон. Поодаль ухали взрывы: там строился первый портовый причал. Я знал, что есть еще Новый Диксон — три или четыре дома на севере острова, но из гавани их не было видно.

Выскочив из шлюпки на прибрежные камни, поспешил по настилу из толстых досок к длинному деревянному дому. Так вот она, настоящая полярная станция!

В нерешительности остановился у дверей: удобно ли постороннему входить без приглашения? Появился бородатый парень в потрепанном кителе и с трубкой в зубах.

— Вы что, товарищ? Кого-нибудь ждете?.. Нет? Так пойдемте обедать, как раз время.

В большой комнате, которую по-корабельному называли кают-компанией, никто не спросил меня, кто я и откуда. Просто посадили за стол. Закон полярного гостеприимства: сначала накорми гостя, набей его трубку, если у него кончился табак, дай ему свою одежду, если его промокла, а потом уж расспрашивай.

Начались дни, полные встреч и впечатлений.

Нет, Диксон не разочаровал меня! Здесь все было необычным. Пошел в теплицу, там зеленые огурчики на плетях; а землю для них, шестнадцать тонн, привезли морем из Архангельска. Агроном рассказал, что зимой к нему наведываются полярники: «Нет ли какого сорняка, очень зелени пожевать хочется». Ну, ясно, сорняк не дашь, приходится жертвовать перышком лука.

Заглянул в типографию диксонской газеты. Газета у них не больше нашей. Хмурый немолодой человек с усиками молча положил перед печатником оттиск и вышел. «Знаете, кто это? Парфенов. Песню «По долинам и по взгорьям» слышали? Так это он написал».

Я вдогонку. «Правда, что вы автор?» — «Совершенно верно». — «А почему говорят, будто песня народная?» — «Пусть говорят, мне все равно. Понадобится — докажу». — «А здесь какими судьбами?» — «Всякое бывает».

Он сказал лишь, что песню сочинил давно, в годы гражданской войны. Был Парфенов угрюм, неразговорчив, и беседа наша увяла.

Сколько раз возвращались с тех пор к истории знаменитой песни! И пришли к выводу: да, ее автор — Петр Семенович Парфенов, бывший батрак, большевистский агитатор в частях Краснова и Керенского, комиссар, участник гражданской войны на Дальнем Востоке, позднее — литератор.

Диксон был необыкновенно щедр на интересных людей. Зашел на радиостанцию. Ее начальник довольно молодой человек, но все уважительно обращались к нему: Василий Васильевич. А как фамилия начальника? Ходов. Не тот ли радист Ходов, который вместе с Урванцевым и Ушаковым исследовал Северную Землю? Да, он самый. Кстати, и этот радиоцентр на Диксоне строил он же.

От интервью Ходов отказался: некогда. Ну, хотя бы несколько слов! Да зачем? Вот-вот должна выйти книга Николая Николаевича Урванцева, в ней, наверное, есть все.

— Но вы же подолгу оставались один в домике! Целыми месяцами!

— Такая служба, — ответил Ходов, давая понять, что беседа окончена.

И лишь в начале восьмидесятых годов он выпустил и свою книгу о Северной Земле. Но и там почти ничего не писал о себе. В книге приведено письмо-инструкция, оставленное ему Ушаковым перед тем, как трое надолго оставили в одиночестве четвертого.

Ходову предписывалось «беречь себя, помня, что Вы делаете отнюдь не менее важную работу, чем другие члены экспедиции… Какой бы то ни было риск своим здоровьем, и тем более жизнью, должен быть совершенно исключен из Ваших поступков. В период вскрытия льдов я, зная по личному опыту все опасности этого периода, категорически запрещаю Вам морскую охоту или прогулки в плавающих льдах».

Инструкция заканчивалась словами: «В надежде на счастливую встречу искренне уважающий и любящий Вас Г. Ушаков».

Прилетел самолет с мыса Стерлигова, привез здоровяка-крепыша. Все к нему:

— Здорово, Костя! Что это ты так «исхудал», Костя?

Это начальник знаменитой комсомольской зимовки Костя Званцев. Прилетел по делам, улетит обратно с первым попутным.

Костя в общежитие не пошел, поставил себе палатку на камнях.

— Как зимовали? Прекрасно. Умалять не собираюсь, кое-что сделали. Топчем первую тропинку.

— Охотились?

— Было дело. Шесть медведей, сорок два песца.

А диксоновская бухта Летчиков! Вот садится «Н-10» Матвея Ильича Козлова. С берега кричат:

— Ну что?

— Идите играть в преферанс. Сплошной лед* кромки не видно. Завтра пощупаем вглубь.

Летающая лодка была в воздухе восемь часов. Козлов устало стягивает желтый замшевый шлем.

Журналисты к нему. Нас скопилась уже целая колония. Впору открывать филиал Дома печати. И все стонут: скорей бы в путь.

Матвей Ильич устал, но где ему отбиться в одиночку от нашей оравы?

Пилот он заслуженный. Обучали его Молоков и Алексеев в Севастополе, где готовят морских летчиков. На Севере, кажется, с конца двадцатых.

— Где начинали, Матвей Ильич?

— Где? Да в этом вот небе.

— На Диксоне?

— И на Диксоне. Тогда это была крайняя точка. Вообще на Енисее. Приходилось летать над Белым морем тоже, в общем, в разных местах. Теперь вот ледовые разведки. Ладно, ребята, имейте совесть, пойду отдыхать.

Новости с воздуха еще несколько дней одни и те же: всюду тяжелые льды. Иногда слышишь:

— Вилькицкий вскрылся.

Это о проливе Вилькицкого. Или:

— Видел Колымскую у «Известий».

Речь идет о судах Колымско-Ленской группы, застрявшей у островов «Известий».

А чего стоит знаменитая диксонская летопись, озаглавленная: «Историческая тетрадь отзывов и пожеланий острову Диксон, начатая в августе 1912 года»!

Ее открывает запись: «Пароход «Лена» прибыл с Енисея 23 августа в 7 часов вечера. При осмотре амбара оказалось, что в нем находятся уголь, тачки, лопаты, ящики, порванные сакуи».

На следующих страницах — автографы спутников Нансена в путешествии через Карское море на Енисей. Автографы Бориса Вилькицкого, Евгенова, доктора Старокадомского, участников экспедиции Северного Ледовитого океана. И тут же весьма крупная роспись туруханского отдельного пристава, видимо пожелавшего самолично убедиться, что вверенный его попечению остров не стал гнездом ссыльных крамольников.