Вагина. Новая история женской сексуальности - Наоми Вульф

Цитаты из диссертации Ханта подтверждают тот факт, что с филологической точки зрения вагина считается «самым ужасным, что только есть на свете», по крайней мере в западной традиции. «Вагина, по мнению многих феминистских авторов, настолько табуирована, что стала почти невидимой в западной культуре, — пишет исследовательница Линн Холден. — Cunt — это, вероятно, самое обидное и нецензурное ругательство в английском языке» [11]. А Рут Уайнриб в 2004 г. утверждала: «Из всех четырехбуквенных слов cunt — самое обидное». О том же писала и журналистка Зои Уильямс: «Это самое грубое слово во всем нашем языке», а обозреватель Ник Феррари подтвердил эту мысль: «[Это] худшее слово на свете… Отталкивающее слово, низкое, ужасное, отвратительное слово» [12].

В своем исследовании, посвященном граффити в австралийских тюрьмах, Жаклин Уилсон отмечает, что cunt является «словом, вызывающим наиболее сильное отторжение в австралийском английском, а также, возможно, во всех вариантах английского языка, где бы на нем ни говорили». Сара Вестлэнд называет его «худшим оскорблением на английском языке», «самым непристойным, грязным словом», «самым большим унижением», а также «самым страшным словом, которое только можно себе представить» [13]. В статье от 2011 г. «Слово на букву “с”: как одно слово из четырех букв получило такую силу» Кристина Колдуэлл называет слово cunt «мерзейшим из мерзких» [14].

Понятно? Это самое плохое слово, какое только может быть. Но слово cunt не сразу стало столь отвратительным, его восприятие, как и восприятие самой вагины, определялось контекстом и варьировалось от нейтрального до положительного или отрицательного. Как пишет лингвист Эрик Партридж, префикс си выражал «квинтэссенцию женственности»: «В неписьменных доисторических индоевропейских языках си или коо было основным словом, выражавшим понятия женственности, плодородия и другие, схожие с этими» [15].

Лингвист Томас Торн указывает на то, что «протоиндоевропейское си также родственно другим обозначениям женственности/вагины, в том числе ивритскому eus, арабскому cush, kush и khunt, ностратическому кипі («женщина»); а также ирландскому cuint (cunt). Coo и сои являются современными сленговыми обозначениями вагины, основанными на этих древних звучаниях» [16].

Это слово родственно и индоевропейскому gud, обозначающему «оболочку, огороженное пространство», тот же корень присутствует и в cucuteni — «римская ваза в форме лона». Си ассоциируется также со «знанием». Слова сап и keп, означающие «знать» (англ, to know. — Прим, пер.) или, возможно, даже «познание» (англ, cognition), по мнению Торна, связаны с соо. Секс и знание имеют четкую лингвистическую взаимосвязь: ken означает «знать» (англ, to know) и «рожать». Слово ken, имеющее отношение к древнеанглийскому суп и готскому кипі, также связано с вагиной: «Кіп обозначало не только кровное родство по материнской линии, но и расщелину, щель, половое отверстие богини» [17].

Историк Гордон Тейлор исследует связи между женственностью и знанием: «Корень си появляется в огромном количестве слов от кипрского cowrie до cow (англ, «корова». — Прим, пер.); у корня сип две линии происхождения, одна связана с матерью, а другая — со знанием: Cynthia (Синтия — женское имя, одно из имен богини Артемиды. — Прим, пер.) и cunt, с одной стороны, и cunning (англ, «знание». — Прим, пер.) — с другой» [18].

В Индии имя богини Кунти Деви дает понять, что различные варианты слова cunt изначально воспринимались не как оскорбление, а как выражение глубокого уважения. Египетский фараон Птахотеп использовал вариант слова cunt — Quefen-t, когда обращался к богине. Первое упоминание слова cunt в Оксфордском словаре английского языка встречается в названии лондонской улицы: около 1230 г. в районе Саутварк была улица Gropecuntelane, на которой работали проститутки [19].

Интересно, что многие слова, родственные cunt, изначально имели отношение к воде. Так, cundy означает «подземный водный канал», а менее приятное слово cuniculus, использовавшееся еще древними римлянами для наименования дренажной системы, означает «проход» (cunnilingus, или «облизывание вагины», разумеется, также имеет отношение к сипі). На санскрите cushi/kunthi означало и «канава», и «вагина». Однако в нашем сленге почти не сохранилось отголосков нейтральных и положительных значений cunt. Даже в греческом и латыни слова, связанные с вагиной, имели вполне нейтральное значение: «вульва» — это «форма», «вагина» — «оболочка», английское слово labia (половые губы. — Прим, пер.) — на латыни «губы» (правда, латинское слово pudendum означало как «наружные половые органы», так и «стыд»). Явное презрение и отвращение не сопутствовали словам, обозначавшим вагину, до викторианской эпохи. Только тогда они стали ассоциироваться с чем-то «самым ужасным». Негативные, как и позитивные наименования вагины существовали всегда, но ничего отвратительного в языковом обозначении женских половых органов не было.

Многих из нас начинает буквально трясти от этой постоянно встречающейся в современном языке связи между cunt и отвращением, глупостью, ненавистью или от того, что женщин называют «дырками». Нам постоянно советуют не обращать внимания на такие унизительные обращения, но мы физически не можем не переживать из-за этого, ведь такие слова несут в себе угрозу и могут довести наши организмы до «мультисистемной дерегуляции».

Я сама испытала на себе, какое мощное воздействие слова, обозначающие вагину, могут оказывать на женский мозг. Эта книга уже была одобрена издателем, и я пребывала в состоянии эйфории, предвкушая будущую работу. Но в то же время я была обеспокоена тем, что мне предстоит взяться за столь табуированную тему. И тут мой друг, назовем его Алан, — бизнесмен со своеобразным чувством юмора — предложил организовать вечеринку в честь моей книги. Вечеринка стала предметом обсуждения в кругу его друзей как нечто двусмысленное, с подвохом.

Алан сказал мне, что собирается устроить кулинарный вечер, на котором гости смогут приготовить пасту в форме вагины. Я ответила, что это забавно, отличная идея, дань теме книги и уж в любом случае в этом нет ничего ужасного, хотя я сама выбрала бы другую тематику для кулинарной вечеринки.

Когда я пришла на вечеринку, наверху, где была кухня, царило оживление. Алан был там, в окружении толпы гостей. Я подошла к ним с некоторым волнением.

По пути я прошла мимо стола, где собрались те, кто делал пасту. Группа людей стояла вокруг одного из кулинаров, лепившего вручную небольшие вагины. Фигурки были вполне милы, очень похожи на настоящие. Маленькие пасты отражали опыт каждого человека (или его тела), демонстрируя нам его интерпретацию. Это было данью уважения и даже подарком от мужчин и от женщин. Блюда с пастой на столе показались мне приготовленными с любовью: похожие на цветы или перья, рифленые или расходящиеся веером, все фигурки были выполнены с мелкими деталями и отличались друг от друга — очаровательные произведения на расписанных вручную итальянских керамических тарелках.

Алан подошел ко мне. «Я называю их “кантини” (cuntini, от англ. cunt. — Прим, пер.)», — улыбнулся он, и мое сердце сжалось. На лицах многих из присутствовавших женщин появилось напряжение. Лица мужчин, до этого открытые и даже излучавшие нежность, стали вдруг бесстрастными. Что-то милое и новое, что только что начало происходить, вдруг исчезло.

Я услышала шипящий звук, осмотрела кухню: он исходил от нескольких десятков огромных колбасок, шипевших на железных сковородках на крупной промышленной плите. Тут я поняла: ага, колбаски должны подаваться к кантини, и почувствовала, что энергетика смешанной толпы гостей стала противоречивой. В комнате повисло напряжение, с которым я уже была знакома по ситуациям, когда женщины чувствовали себя униженными, но все ожидали от них, что они стерпят это и продемонстрируют чувство юмора. Мое сердце еще больше сжалось.

Наконец, кто-то обратил мое внимание на последний пункт предложенного меню вечера. На заднем плане на другом блюде лежали несколько огромных кусков филе лосося. И снова я поняла. До меня дошел смысл шутки. Женщины воняют. Воняют рыбой. Я покраснела с ощущением отчаяния — это был, конечно же, психологический удар из-за того, что мой друг решил, будто это будет забавно, но я ощутила его и на физическом уровне.