Вагина. Новая история женской сексуальности - Наоми Вульф

Освобожденная, настроенная на творчество героиня рассматривает свое тело и вагину и думает о приверженности своему творчеству. Эта сцена — метафора сексуального пробуждения, которое является творческим в той же степени, что и физиологическим, и связано как с чувствами, так и с разумом.

Что касается изобразительного искусства, то в 1974 г. Джуди Чикаго провезла по музеям США выставку своей художественной композиции «Званый ужин». Чикаго изобразила 39 вошедших в историю женщин, мифических и реальных, в виде бабочек, напоминающих вагины, которые лежат на тарелках. Эти тарелки были расставлены на треугольном обеденном столе, а треугольник является архетипическим символом женского начала. Для Джуди Чикаго образ «бабочки-вагины» — это троп женского творчества. Предполагалось, что разные изображения вагин должны были передать индивидуальность и характер каждой из женщин и представить ее деяния. В 1979 г. Чикаго издала еще и сборник фотографий этих тарелок. И выставка, и книга произвели в свое время настоящий фурор, вызвав шквал резких критических рецензий. Однако мало что могло бы передать связь вагины и творческого потенциала более точно и тонко, чем эти гипотетические вагины Мэри Уолстон-крафт и Эмили Дикинсон, даже если эта связь по-прежнему улавливалась лишь интуитивно.

Таким образом, для вагины, а значит, и для женщин, это было в целом довольно удачное десятилетие. В конце 1970-х гг. журнал Redbook опубликовал результаты опроса, которые свидетельствовали о том, что 70 % опрошенных женщин были, по их словам, «удовлетворены своим браком в сексуальном плане», 90 % сообщили о том, что принимают активное участие в сексе по крайней мере в половине случаев, и часто отвечали «всегда», а 64 % заявили, что регулярно достигают оргазма во время занятий любовью. Кроме того, большинство опрошенных сказали, что они часто сами инициируют занятия сексом и могут откровенно говорить с партнерами о своих сексуальных потребностях. (В последующие десятилетия «сексуальной революции» и распространения порнографии число женщин, которые достигают оргазма во время любовных ласк, не увеличилось, а число тех, кто может откровенно обсуждать свои сексуальные потребности с мужчинами-партнерами, даже сократилось [26].)

Задавшись целью вернуть вагине былое значение, феминистское движение не ограничилось литературой, живописью и публицистикой. Рынок также с энтузиазмом отреагировал на новые веяния, например появлением ориентированной на женщин эротики, такой как продукция Vive Productions. Эта компания снимала более романтичные и эмоциональные, с медленным развитием сюжета порнофильмы для женщин — жанр, который вскоре почти исчез, так как женщины приспособились к мастурбации под обычное порно. Кроме того, возникли ориентированные на женщин магазины секс-игрушек, например Babeland в Нью-Йорке или Good Vibrations в Сан-Франциско. (Менеджер бруклинского филиала Babeland, который раньше назывался Babes in Toyland, сообщила, что в настоящее время постоянно разрабатываются новые продукты для сексуальных игр, призванные стимулировать точку G и вызывать женскую эякуляцию, и что акции компаний взлетают все выше и выше. Я спросила, с чем связана эта тенденция. Оказалось, дело в том, что порнография начала фокусироваться на женской эякуляции, побуждая женщин изучать стимулирование их точек G.)

Однако можно заметить существенные различия между тем, как происходило возвращение женской сексуальности в 1970-е гг. и в начале XX в. Лои Фуллер, Эдна Сент-Винсент Миллей, Джорджия О'Кифф и Эдит Уортон писали, рисовали и танцевали, преподнося свое творчество как возможность рассказать правду о чувственном мире женщины, но в том, что они делали, сексуальное желание не было отделено от полета, вдохновения и радости в других сферах жизни. А после 1970-х гг. возвращение женской сексуальности, напротив, пошло сугубо механистическим путем. Здесь речь идет не о духовности, и уровень восприятия сильно снижается — здесь речь идет о том, что и каким образом вибрирует. Как я полагаю, наше восприятие исказилось под влиянием таких экспертов, как Мастерс и Джонсон, которые ограничивают женскую и мужскую сексуальность понятием «просто плоть», и под давлением порноиндустрии, которая бурно расцвела во времена сексуальной революции.

Историк секса Стивен Сейдмен отмечает, что в 1960-1970-е гг. в оборот вошло понятие «развлечение» (а не только удовольствие) как важная составляющая сексуальной жизни [27]. Особенно часто это слово встречалось в пособиях по сексу. Сейдмен приводит цитаты из книг Дэвида Рубена «Все, что вы хотели знать о сексе, но боялись спросить» (1969), Алекса Комфорта «Радость секса» и из «Чувственного мужчины» (The Sensious Man)[18] (1971), которые представляют секс по обоюдному согласию как «игру для взрослых». Все сексуальные практики, включая бичевание, жесткий секс и фетишизм, пишет Сейд-мен, в настоящее время рассматриваются как одинаково ценные, и любые фантазии, какими бы «дикими или кровавыми» они ни были, должны быть оценены и изучены. Это, конечно, принципиально иной взгляд по сравнению со взглядом эпохи Возрождения и ее воротами в рай или ад, или представлениями викторианской эпохи, когда секс воспринимался как исполнение женщинами тяжкого долга, или с концепцией соединения с Божественным началом, как предполагает эстетика секса трансценденталистов. «Эту сексуальную этику можно было бы назвать либертарианской», — заключает Сейдмен.

Такова наша сексуальная этика. Конечно, в «развлечении» нет ничего плохого, но такое понимание секса — и того, для чего нужна вагина, — оставляет за скобками много других важнейших вопросов, например о роли сексуальности в качестве средства достижения глубокой близости или глубокого изменения сознания. Кроме того, подход «секс как игра» чреват тем же, чем и любая этическая концепция, основанная на «все сойдет», — почему бы и не подсесть на порно, даже если человек находится в отношениях? Почему бы не пойти в стрип-клуб или не воспользоваться секс-чатом? Почему бы не попробовать секс втроем или не поделиться со своим партнером фантазиями с участием кого-то еще? Что в либертарианской этике секса способствует сохранению «сакрального» обмена сексуальной энергией между двумя людьми?

Это «либертарианское» восприятие секса как игры и соответствующей роли вагины — наше тяжкое наследство. Как выясняется, сексуальное либертарианство — совсем не то же самое, что подлинное сексуальное освобождение. «Эти сборники советов [такие как «Радость секса»], — продолжает Сейдмен, — побуждают читателей не сопротивляться [любым фантазиям], так как сексуальная сфера представляет собой идеальное место для изучения запретных желаний и страхов… Не ограничивайте [вашу фантазию] и не бойтесь фантазий вашего партнера; это фантазия, внутри которой вы находитесь».

В этих руководствах, отмечает Сейдмен, читателя убеждают «воспринимать все проще» и уверяют, что сексуальное поведение не является показателем истинной природы человека. Эта идеология, идущая от Уолта Уитмена и Оскара Уайльда через отчасти Фридриха Ницше, утверждает, что ощущения, даже экстремальные, хороши сами по себе. Эта сексуальная «жажда власти», сдобренная ложкой фрейдистских рассуждений о том, что человек имеет право на любую фантазию, которая рождается у него в подсознании, и не несет никакой ответственности за подсознательные желания, а следовательно, не должен чувствовать никакой вины, идеально сочетается с пьянящей, потребительской послевоенной моделью западной экономики. Она подготовила благодатную почву для закрепления порнографического опыта в сексе и соответствующего восприятия вагины. Все пришло к тому, чтобы мы думали «Это был секс», но этот подход не дает нам понять, что такой способ думать о сексе — лишь одна из множества возможных сексуальных идеологий. И эти установки на протяжении ближайших несколько десятилетий открыли путь в умах как мужчин, так и женщин для все более широкого принятия этой модели, а затем интернализации моральных установок, всеобщей растерянности и зацикленности на порнографии.

Но действительно ли то, что один человек делает в постели с другим — со всеми его надеждами, с их близостью и печалями, — на самом деле просто «фантазия, внутри которой мы находимся»? Следующие три десятилетия поставили такой взгляд под сомнение.

Таким образом, в 1970-е гг. активистки феминистского движения пытались распространить новое отношение к вагине, но оно очень быстро было извращено под влиянием массовой порнографии, пособий по сексу и ученых-сексологов. Сексуальная революция 1970-х шла полным ходом, но даже феминистские рассуждения о вагине оказались довольно бесплодными или «порнографическими», а модернистское и блюзовое восприятие женской сексуальности как отголоска тайны, значащей много больше чем просто похоть, и экстаза, который порожден чем-то большим чем физиология, было утрачено.