Новгородский толмач - Игорь Ефимов

Княгиня вздохнула и вдруг заговорила о другом:

— Мне рассказывают, что принцесса Елена Стефановна часто беседует с архимандритом Денисом. Это правда?

— Насколько я знаю, она удостоила его быть ее духовным наставником.

— А правда, что у себя в Архангельском соборе он велел поставить решетки перед настенными изображениями святых?

— Не решетки, но легкие ограждения. Его тревожило, что прихожане пытались соскабливать краску и есть ее, веря, что это исцелит их от недугов.

— Много веков назад похожие дела начались в Константинополе. Император тогда повелел повесить иконы так высоко, чтобы до них было не достать. Ты помнишь, чем это кончилось? Началась кровавая междоусобица, захватившая всю страну.

— Да, и тянулась больше ста лет. Именно тогда арабы смогли отвоевать у Византии огромные территории.

— Вот именно. Со старинными верованиями нужно обращаться очень осторожно, какими бы нелепыми они ни казались нам сегодня. Люди могут смириться с утратой земли, дома, денег. Но заденьте их веру — и они пойдут на смерть.

Я не мог не согласиться с ней.

— Великому князю нужно знать обо всем, что происходит во дворцах и храмах на территории Кремля. Безопасность наследников — вот о чем мы должны думать и заботиться денно и нощно. Я хочу, чтобы ты регулярно докладывал мне о разговорах, которые ведутся в покоях Елены Стефановны, и о нововведениях в Архангельском соборе. Будешь являться ко мне с докладом по пятницам, после обедни.

Это было уже не пожелание, а приказ. Мне ничего не оставалось, как приложить руку к груди и поклониться. Но ты можешь себе представить, с каким тяжелым сердцем я покидал покои княгини. Меня незаметно и против моей воли превращали в шпиона и доносчика. Елена Стефановна доверяет мне — как тяжело мне будет обмануть ее доверие. А если что-то и вправду случится с Дмитрием Ивановичем? Кто-то ведь должен быть объявлен виноватым. И сколько найдется «свидетелей», которые поцелуют крест на том, что своими глазами видели, как толмач из Посольского приказа отрезал локон волос у наследника для зловредного колдовства.

Кажется, мои письма к тебе все чаще кончаются на тревожной ноте. Но с кем же мне и делиться, как не с тобой, дорогая и любимая сестра?

Всегда сердцем с тобою, твой брат

Господи, молю Тебя: сделай так, чтобы она не плакала по ночам.

Каждый раз, когда я просыпаюсь и чувствую, что ее нет рядом, слух мой невольно напрягается и вскоре ловит это еле слышное, сдавленное рыдание, доносящееся из глубины дома.

Раньше я вставал, шел ощупью на звук, находил, пытался утешить. Теперь перестал. Что я могу сказать ей? Какими словами можно отогнать, вылечить горе, какими раскаленными щипцами извлечь стрелу скорби, пронзившую сердце? Но иногда мне кажется, что ее сердце болит не только о погибших. Есть в нем и более глубокий разлад, который я долго не мог разгадать.

Помнишь тех двух женщин, двух сестер, которые приютили Сына Твоего в своем доме в Вифании? И как одна сразу уселась у ног Его, чтобы слушать Его проповедь, а другая пожаловалась, что сестра не помогает ей готовить ужин и стелить постели?

Так вот, иногда мне кажется, что обе сестры живут в сердце моей жены Людмилы. Одна готова хлопотать с утра до вечера, пытается все успеть: если печет хлебы, то тут же греет воду для стирки, а если просеивает муку в решете, то обсевки не выбросит, а станет из них жарить пирожки, и сама научилась красить полотно и кроить рубашки, и при всем при этом не спускает глаз с ребенка. А другая сестра тут же рядом, смотрит на все это с досадой и скукой, все хочет взлететь над повседневной суетой — молитвой, песнопением, мечтой, — и иногда ей это удается, и жена моя замирает, не вынув рук из корыта, и до меня доносится:

Ты купеческая дочь!Не ходи гулять в полночь,Не ходи гулять в полночь,Мимо моего двораНе прокладывай следа…

Я осторожно подкрадываюсь, подслушиваю и вижу это разгладившееся лицо с закрытыми глазами, поднятое к Тебе. Но тут хлопотливая сестра пробуждается, корит певунью, и жена моя умолкает и в наказание себе поспешно начинает давить и колотить белье с удвоенной силой.

Я люблю обеих сестер, иногда пытаюсь мирить их, но в глубине души радуюсь тому, что это невозможно. Ибо их вечный раздор — это, наверное, и есть огонек души живой, угодный Тебе. Конечно, горе и годы почти смыли былую красоту Людмилы. Но велика же мудрость Твоя, отнимающая с годами женскую прелесть. Если бы они — умудренные и душевно богатые — сохраняли красоту и в старости, мы бы тянулись только к ним, пренебрегали бы молодыми, способными рожать, и род человеческий начал бы угасать.

«Влюбляться в немолодых — это только твой удел», — шепчет мне в уши коварный голос.

Возможно, и так. Однако был ведь и у меня, по крайней мере, один предшественник: греческий царь Эдип. Наверное, не внешней красотой прельстила его мать, на которой он женился, нарушив волю богов. Когда я совершаю что-то греховное, я готов принять наказание и раскаяться. Но добровольно изуродовать самого себя, ослепить? Нет, пусть это останется уделом язычников. Искупитель наш принес нам избавление и требует только одного: чтобы мы взирали на Творение Твое и на себя в нем открытым взором, не отводя его ни от ужасного, ни от укоряющего, ни от непостижимого.

Аминь.

Досточтимый брат Владислав!

Снова дымная туча войны затянула небо над этой многострадальной землей. И именно над той ее частью, откуда меньше всего можно было ждать беды. Вот уже полвека княжество Тверское безотказно выступает другом и союзником Москвы. В свое время князь Борис Александрович Тверской помог отцу нашего великого князя, Василию Темному, дал ему войско против его врагов в московской усобице. И во всех походах на Новгород, и в боях на Угре тверичи участвовали честно и смело.

Но где-то незаметно копились страхи, обиды, подозрения. А хитрые советники, в своих корыстных интересах, раздували их, нашептывая в княжьи уши ложь и клевету. В Москве стало известно о сношениях нынешнего князя Тверского, Михаила Борисовича, с вашим королем. Якобы велись уже переговоры о женитьбе Михаила Борисовича на дочери или внучке Казимира. Говорят, что на переговорах в Кракове поднимался уже вопрос и о переходе Михаила в католичество.

На что он рассчитывал? На то, что об этих сношениях не узнают в Москве? Если так, то его можно считать самым наивным правителем во всей земле русской. Великий князь Московский деньгами швыряться не любит (например, поставляя баранов иноземным послам для пропитания, он требует, чтобы шкуры возвращали кремлевскому приставу), но лазутчикам всегда платил щедро. А главное, он умеет и не брезгует заступаться за тех, кто пришел к нему на службу, во всех их тяжбах.

Между приграничными тверскими и московскими боярами всегда шли споры о межах. Если вотчины лежат рядом, пойди отыщи в старинных грамотах, где проходит граница — по оврагу или по ручью? И тиуны князя Московского из кожи будут лезть, чтобы отстоять своих. А Михаил Тверской больше хлопотал о литовской подмоге, чем о своих собственных верных слугах. Так и вышло, что они потянулись один за другим на московскую службу.

Наконец, в начале лета был перехвачен тверской гонец с посланием к королю Казимиру. В этом послании прямо говорилось о возможности совместных военных действий Твери и Литвы против Москвы. Таковые сношения можно было объявить нарушением последнего договора и прямой изменой. В июле великий князь послал своему тверскому шурину разметную грамоту, а в августе большое московское войско выступило на север. Также и новгородцам было приказано вторгнуться в тверские владения с запада.

Восьмого сентября Тверь была окружена со всех сторон. Запылали посады, началась осада. Но длилась она недолго. Один за другим тверские бояре и воеводы являлись в стан осаждавших и просились в службу к великому князю Московскому. Он принимал их милостиво. Михаил Тверской, видя себя оставленным и обессиленным, решился на бегство. Каким-то образом ему удалось ускользнуть ночью из города. Да еще захватить с собой всю казну тверских князей.

За ним немедля была учреждена погоня. На границе со Смоленской землей преследователи почти настигли беглеца. Только бросив повозку с драгоценностями, удалось свергнутому властителю Твери ускользнуть в Литву.

Великий князь повел себя с обычной осмотрительностью. Он настрого запретил грабежи в городе. (Какой смысл грабить то, что уже принадлежит тебе?) Послал бояр и дьяков во все концы Тверского княжества описывать земли и распределять их между своими новыми и старыми предводителями войска. Пятнадцатого сентября въехал в город и отстоял литургию в храме Преображения. Тут же торжественно объявил своего сына Ивана Молодого — по матери внука князя Бориса Александровича Тверского — новым правителем Твери. Почти без пролития крови удалось ему добавить к своим владениям территорию, равную всем владениям его отца. Могло ли такое случиться без вмешательства Высшей воли? Не думаю.