Ошибка 95 (СИ) - Скуркис Юлия

Отпустив помощника, он отер со лба испарину и посмотрел на пустой экран. Связь с Энтерроном была отключена в течение четырех с лишним часов. Фридрих активировал систему, чтобы в третий раз просмотреть запись разговора с Хальпериным с камер наблюдения, заранее уверенный, что и на ней будет то же самое.

Экран затеплился лунным сиянием, и появилась красочная заставка. Фридриху вновь показалось, что картинка изменилась, едва заметно, почти неуловимо. Но на фоне тех неприятностей, что обрушились на него, придавать значение этой невинной самодеятельности Энтеррона ему было недосуг. К тому же, во время общения с Башковитым, Фридрих не сосредоточивал внимание на экране, исключение составлял только просмотр новостей, что транслировались по главным каналам СМИ. Он и сам не знал, почему так не любил смотреть на заставку с изображением Башни Правительства, части Площади Вечного Дня и фрагмента улицы Двенадцати Регионов. Вероятно, экран ассоциировался у него с искусственным глазом, в который непристойно смотреть.

«Новая Система сильна, — говорил утром Энтеррон. — В скором будущем человечество станет единым организмом, живущим одной счастливой жизнью: “…с одной стороны, мир сонных грёз, совершенство которых не находится ни в какой зависимости от интеллектуального развития или художественного образования отдельного лица, а с другой стороны, действительность опьянения, которая также нимало не обращает внимания на отдельного человека, а скорее стремится уничтожить индивид и освободить его мистическим ощущением единства”».

Это были слова Ницше. Энтеррон все чаще цитировал древних, и Фридрих чувствовал в этом какой-то подвох. Интонационных сбоев, как утром, у Энтеррона больше не повторялось, но беспокоило ощущение, что искусственный интеллект ведет себя непривычно. Еще какие-то слова крутились в уме, кажется «избавление через иллюзию».

Фридрих убедился, что запись камер наблюдения в точности воспроизводит его разговор с Хальпериным, каким он был на миникоме помощника.

***

— У нас нет пропуска, мы не сможем попасть в столицу, — сказала Мила. — Об этом надо было думать за полгода, если не раньше. Сегодня как раз первый день карнавала.

Она решила: надо говорить вслух, все равно, что, — просто говорить, чтобы не вспоминать.

Айвен проигнорировал ее слова, он сосредоточенно вел авиетку, угнанную в маленьком городке Парфеносе (это был уже второй угон со вчерашнего вечера).

— Да нас за один только внешний вид арестуют! — сказала Мила и с отвращением посмотрела на грязные поломанные ногти. Когда она в последний раз делала маникюр? Даже не припомнить. Что до одежды, такой наряд и в страшном сне не привидится.

Горло все еще болело, на шее ощущались ссадины, но все же Мила чувствовала себя лучше — настолько, чтобы можно было задуматься о внешности. Она со вчерашнего вечера не снимала шапочку, с отвращением думая о немытых спутанных волосах и мучаясь от запаха липкой зудящей кожи. Единственное, что радовало, почти удалось отоспаться: Мила проспала часа два во время первого перелета, затем пять часов кряду в спальной ячейке для дорожных рабочих за полтора терро. А после она дремала еще полчаса в угнанной авиетке, пока ее не растрясло.

Сон освежил ее разум, а вместе с ним и мрачные воспоминания. В воображении так и маячило пятно темной крови на мертвом лице Кибераполлона, его отвратительный металлический член, ужасная маска на бляхе, а еще черный силуэт безликого трупа на фоне ночного неба. У Милы болел желудок, кишки сжимались в жгуты, а грудь распирал холодный ком. Картину дополняла дрожь, начавшаяся вчера: она все не утихала, и не было никакой возможности ее унять.

Чтобы как-то отвлечься, она попыталась вспомнить программу праздника. Основное шествие пройдет по центральному проспекту и площадям столицы, в нем будут участвовать делегации всех регионов. Каждая представит основные отрасли от промышленных до культурных — все, чем богаты. Следом пойдут жители районов самого Терриона, которые тоже приготовили программу, а потом иллюминация, музыка, танцы всю ночь напролет.

Мила читала, что модные дома уже полгода назад оказались так перегружены работой, что им пришлось открывать филиалы и расширить штат сотрудников.

Празднества в честь трехсотлетия Терриона должны были проходить и в Никте. Еще месяц назад Мила подумывала сшить какое-нибудь потрясающее платье и поехать на Площадь Радуги. Лететь в Террион она не планировала, хотела вместе с Рихардом полюбоваться карнавалом по головиду.

Размышления о празднике помогли ей забыться, оказаться в благополучной вымышленной реальности. Полумрак, тихая музыка, воздушное платье с открытой спиной — ей всегда шел этот фасон, — высокая прическа с несколькими игриво выпущенными локонами. На столике бокал шампанского.

— Разрешите вас пригласить на танец, — произносит чей-то бархатный голос.

Мила оборачивается. В безупречном костюме, учтиво предлагая руку, стоит Рихард, в жгучих глазах — нежность, губы размыкаются, он хочет что-то сказать… но внезапно кривая усмешка искажает черты.

— Смит! — вскрикивает Мила и, отпрянув, опрокидывает бокал.

Сон разбивается вдребезги.

Мила вздрагивает и открывает глаза.

Солнце высоко. На таймере без десяти девять.

Авиетка уже влилась в крупный транспортный поток.

— Потанцевать захотелось? — усмехнулся Айвен, бросив на спутницу едкий взгляд.

Мила почувствовала себя так, словно ее застукали за чем-то постыдным, и разозлилась:

— Не смей заглядывать в мои сны! Слышишь?! Никогда!

Айвен пожал плечами и уставился вперед.

На горизонте показался город-гигант. Величайший мегаполис планеты своими башнями подпирал небосвод. Мила слышала, что по ночам зарево его иллюминации виднеется в небе за сотни километров.

Она много лет не была в Террионе, — с тех самых пор, как окончила учебу в университете. Славное было время. Вот бы побывать в том кафе «Alma mater», где по вечерам собирались студенты.

Мила принялась покусывать ноготь на большом пальце правой руки и улыбаться воспоминаниям. Это длилось две-три секунды, не дольше. Затем иллюзия растаяла, и Мила без всякого перехода затряслась от подступивших слез.

Как это будет, когда она окажется в Киберлайф? Ведь этот спасительный день наступит, она точно знает.

Тема воспоминаний в последнее время сделалась болезненной. Оставят ли ей память о студенческих годах или полностью перекроят личность? Что если Камиллы Левитской не станет вовсе, как если бы она умерла. Мила заерзала на сидении. Она впервые по-настоящему задумалась о вероятности полной, а не частичной коррекции.

Странно, как незаметно вторглось в нее желание влиться в Новую Систему. А ведь раньше она отвергала идею стать частью компьютерной программы.

Что если ее психика слишком пострадала от пережитых травм, и специалисты Киберлайф столкнутся с той же проблемой, с которой имели дело, оживляя замороженных землян? Тогда из нее сделают другую женщину! Как из Айвена сделали другого мужчину… Рихард был замечательным, но он появился на свет в чужом теле, изгнав истинного владельца.

Мила покосилась на спутника.

— Думай… — проронил он.

Мила вздохнула.

Неизвестно, что на нее нашло, но в эту минуту она действительно понимала его, как никогда. Но… она не могла повторить вслед за ним страшный девиз: цель оправдывает средства.

Нет, Айвен Смит, ты не прав. Выбранный тобою путь борьбы неверен. Надо по-другому.

«Как?» — спросил он мысленно. Глаза его, не мигая смотрели на все растущий Террион, однако видели не очертания небоскребов, а разноцветную Башню Правительства.

«Нужно стараться повлиять на общественное мнение, — предположила Мила. — Что даст разрушение Киберлайф? Тысячи землян — клиентов программы, у которых работа поврежденных участков мозга поддерживается биосиверами, умрут; распадутся тысячи семей террионцев и вырастет преступность».

— Общественное мнение? Ты серьезно?! — Айвен посмотрел на Милу с сарказмом. — Общественное мнение координируется программой. Демократические методы борьбы против интервенции — глупость!