Ричард Длинные Руки — виконт - Гай Орловский

Грохот, лязг, нас обоих тряхнуло, словно ударились о стены, но, проломив, понеслись дальше, ошеломленные, уцелевшие. Я оглянулся, герцог красиво развернул коня, не доезжая до края поля. Копье в его руке отточенным движением поднялось острием к небу. Он выглядит человеком, который только выезжает на арену для схваток.

— Зайчик, — сказал я вполголоса, — не подведи!..

Зайчик понесся вдвое быстрее, наращивая скорость для удара. К моему изумлению, конь герцога тоже ринулся так же резво, что мы встретились снова на середине поля. Я изо всех сил сжимал копье, упертое тупым концом в углубление в седле, только бы выдержали ремни, только бы не разлетелось копье…

Удар, меня тряхнуло так, словно пропустили через тело заряд в тысячу вольт. Древко выскользнуло из онемевших пальцев. Каким-то чудом я ухитрился его то ли поймать, то ли удержать. Меня несло в лязге железа и грохоте копыт, лица на трибунах слились в серые полосы.

Когда мы наконец повернулись, герцог тоже разворачивал коня на своей половине. С минуту мы стояли на противоположных концах поля, пожирая друг друга яростными взглядами. На трибунах неистовствуют, впервые встретились настолько искусные бойцы, что при таких мощных сотрясающих ударах держатся в седлах, даже копья не переломили.

— Зайчик, — сказал я просительно, — еще одного боя я не выдержу!

Пропела труба, мы ринулись навстречу. Зайчик несся, как бронированный носорог, брошенный катапультой, однако конь герцога опять развил почти такую же скорость. Мы сшиблись на середине, сшиблись в лоб. Удар был такой силы, что зрители ухватились за уши, а с неба, думаю, попадали оглушенные птицы.

Мое копье из балийского ясеня разлетелось вдрызг. Зайчика тряхнуло, будто налетел на скалу. Я чувствовал себя на грани обморока. Зайчик встал на дыбы, как и конь герцога, некоторое время дрались копытами, затем я заставил Зайчика опуститься на все четыре и попятиться. На трибунах вскакивали, орали, подпрыгивали.

Герцог, выронив обломок копья, хватался за конскую гриву, я увидел перекошенное гневом лицо. Не сразу понял, что от чудовищного удара подпруга его седла лопнула и, хотя герцог горит жаждой драться дальше, ему придется менять ремни седла.

Он поспешно спрыгнул, седло тут же сползло под брюхо коня, что стоял, весь дрожа, вздрагивал и фыркал, глядя безумными глазами. Герцог обнажил меч и бросился ко мне.

— Я все равно убью тебя, мерзавец!

Конному с пешим сражаться запрещено, я спрыгнул на землю и поспешно обнажил меч.

— Не хвались, на рать идучи…

Он со злобным вскриком занес меч, но прогрохотали копыта, и между нами оказались сразу два конных помощника маршала. Скрестив жезлы, они прокричали, что это против правил и, кто осмелится воспротивиться, будет изгнан с позором.

Я поспешно сунул меч в ножны и взобрался в седло. Герцог, поколебавшись, отступил, с большой неохотой убрал меч, крикнул мне через головы маршалов:

— Мы еще встретимся!

— Ловлю на слове, — ответил я. Несмотря на дрожь во всем теле, я ликовал: мой Зайчик и мои доспехи останутся при мне. Ну их к черту, такие правила, больше не стану ввязываться в поединки с такими дурацкими законами. — Постарайтесь не слишком прятаться!

Он рычал и бросался на меня в стиле «держите меня пятеро». Сперва его удерживали маршалы, затем на поле появились рыцари-южане и увели, горячо обещая, что со мной разделаются, из mêlée меня вынесут ногами вперед.

Я перевел дух, во всем теле медленно испаряется онемение от страшного удара. Зайчик фыркнул и мотнул гривой.

— Спасибо, — шепнул я и погладил по шее, — если бы не ты, меня бы вышибло как кеглю…

Герольды протрубили в трубы, маршал объявил победителя. Я все еще покачивался в седле, перед глазами то расплывается, то медленно фокусируется, слуха достигли заключительные слова:

— …честь выбрать королеву красоты предоставляется сэру Ричарду де ля Амальфи!

Я повернул коня в сторону королевской ложи. Молодой красивый рыцарь из королевского окружения, гордясь оказанным ему доверием, принял из рук короля Барбароссы золотой венок, сбежал к ограде и протянул мне.

— Сэр Ричард, — сказал он почтительно, — возложите этот венок к ногам той дамы, которую сочтете достойной быть королевой красоты этого турнира!

Я кивнул, молча протянул копье, он повесил венок на кончик. Это по-нашему, мелькнула мысль. А то выбирают на этих продажных конкурсах каких-то уродин, чьих-то дочек или любовниц, смотреть противно.

На трибунах настала полнейшая тишина, когда я тронул коня и поехал вдоль ограды, всматриваясь в лица женщин. Они все как одна выпрямлялись, стараясь, чтобы грудь повыше, а талия поуже, кто-то смеется во весь рот, демонстрируя ровные белые зубы и свои возможности, кто-то умело вспыхивает румянцем и старательно смотрит мимо меня, кто-то откровенно делает глазки, а то и бросает обещающие, даже многообещающие взгляды, кто-то больше выставляет напоказ драгоценности…

— Не ошибитесь, сэр Ричард! — весело крикнул сэр Смит. — Я бы на вашем месте присмотрелся к верхней площадке!..

— Да, там несравненная Ульрика, — поддержал другой издевательски.

— При чем здесь Ульрика, — негодующе вскричал сэр Смит. — Я имел в виду Дердилию!

Борьба лоббистов, подумал я понимающе, вот когда все это началось, а я грешу на демократию. Когда я проехал мимо королевской ложи, лицо короля вытянулось: как же так, разве не он женился на самой красивой женщине на свете? Я проехал и мимо ложи Эсфиреллы, а она, как поговаривают, втрое богаче самого короля, проехал мимо сестер Эстер, красавиц, из-за которых уже погибло на дуэлях несколько доблестных рыцарей…

Я уже собирался протянуть венок первой попавшейся красотке, уж больно оттягивает венок копье, как вдруг словно током ударило. В самом конце в окружении трех рыцарей сидит женщина, при виде которой в груди болезненно заныло. А рядом мужчина в шелковой шапочке, черная повязка закрывает один глаз, обезображенное лицо, однорукий…

— Барон Гендельсон! — вырвалось у меня. — Господи… Лавиния!

Я протянул копье, венок соскользнул ей на колени. На трибунах некоторое время стояло недоумевающее молчание, затем зазвучали трубы, маршал объявил громко:

— Королевой красоты избрана… леди Лавиния, супруга доблестного графа Гендельсона!

Я смотрел на Гендельсона с чувством, которое сам не сумел бы определить даже с помощью Зигмунда Фрейда и Ламарка.

— Так ты уже граф?

Он ответил хриплым прерывающимся голосом:

— Рад тебя видеть, сэр Ричард… Да, король Шарлегайл пожаловал… А ты все такой же герой…