Ричард Длинные Руки — виконт - Гай Орловский

— Королевой красоты избрана… леди Лавиния, супруга доблестного графа Гендельсона!

Я смотрел на Гендельсона с чувством, которое сам не сумел бы определить даже с помощью Зигмунда Фрейда и Ламарка.

— Так ты уже граф?

Он ответил хриплым прерывающимся голосом:

— Рад тебя видеть, сэр Ричард… Да, король Шарлегайл пожаловал… А ты все такой же герой…

Я соскочил с коня, перепрыгнул ограду и бросился к ним наверх. Обостренный слух уловил, как Барбаросса сказал брюзгливо:

— Последняя схватка явно вышибла из головы этого рыцаря последние мозги!..

Лавиния побледнела как смерть, в ее глазах — любовь и мука, я опустился перед ней на колени, припал губами к ее холодной и безжизненной, как мрамор, руке. Пальцы чуть дрогнули, Лавиния старается высвободить руку. Я с трудом, словно держу на плечах горный хребет, поднялся, повернулся к Гендельсону.

Я запомнил его самодовольным и жирным бароном, наглым и толстомордым, но сейчас рядом с Лавинией маленький скукоженный человечек в шелковой шапочке и с черной повязкой на глазу. Одет по-прежнему богато, но подвернутый пустой рукав приковывает внимание, лицо изуродовано шрамами, а та половина, где повязка, — сплошной рубец на рубце.

Он улыбнулся мне беззубым ртом, губы серые и навсегда в корочке от страшного огня.

— Шарлегайл послал меня с поручением… Из меня плохой посланец, но я рассказал Лавинии и всем, как ты вытащил меня, и король счел, что один мой вид устыдит колеблющихся воинов… словом, Зорру нужны отважные рыцари. Карл снова собирается обрушиться всеми силами. Нам дорог каждый человек, который прибудет на помощь.

— И ты надеешься получить помощь здесь?

Он двинул плечами.

— Если рыцари готовы проливать кровь… просто так, то неужто откажутся пролить за правое дело?

Я промолчал, Гендельсон не знает, что имитаторы всегда заметнее, чем герои. Молодые крепкие парни мечтают стать актерами или каскадерами, которые сыграют героя, но ни в коем случае не стремятся стать героями. Мохамед Али струсил пойти в армию, тогда шла война во Вьетнаме, но охотно подставлял лоб под удары на ринге. Все-таки там за каждую зуботычину получает по миллиону долларов, а во Вьетнаме получил бы разве что медаль за отвагу, а кому это нужно, пусть конгресс засунет ее себе в задницу. Наши супермены до свинячьего писка страшились попасть в армию, а то не дай бог пошлют в Чечню, зато бьются за контракты в футбольных клубах страны, мечтают стать шоуменами, клоунами, диджеями, гордятся своей экстремальностью, когда прыгают с парашютом с моста или скачут на велосипеде перед старушками у подъезда.

— Дай бог, — произнес я, — чтобы тебе удалось. А вы, леди Лавиния…

Она коротко вздохнула, проглатывая комок в горле, ее взгляд был прям, но только я видел, что в глубине ее глаз.

— Я с мужем с той же целью, — проговорила она. — В Зорре знают леди Алевтину как дочь короля Джона Большие Сапоги, а их род всегда был неистовыми воителями против Юга. Я надеюсь поговорить с нею, рассказать, что сейчас в Зорре, объяснить, как мы надеемся на поддержку королей христианского мира…

Голос ее становился все тише, мы оба говорим не о том, что думаем, что чувствуем. За спиной у меня звучали трубы, герольды что-то выкрикивали, наконец пришел сам король Барбаросса и возложил венок на голову леди Лавинии. На меня посматривал с явным раздражением, мол, слишком уж ты, братец, рыцарственен, если избрал королевой жену своего старого боевого друга, дабы сделать ему приятное.

Похоже, на трибунах тоже так поняли. Даже леди Сесиль сперва метнула на меня ревнивый взгляд, но увидела, что разговариваю с Гендельсоном, что-то поняла по-своему, по-женски, и даже заулыбалась, что меня встревожило больше, чем ее скоротечное недовольство.

— Сэр Ричард, — сказал Барбаросса высокомерно, — сегодня вечером я даю в своем дворце пир по случаю бракосочетания. Вы, как победитель турнира, приглашены принять в нем участие.

Я ответил с поклоном:

— Благодарю, Ваше Величество, но я человек простой, неиспорченный. К тому же — сторонник здорового образа жизни. Хоть и не трезвенник, но все же непьющий. Почти.

Его брови поползли вверх, в глазах недоумение, что быстро начало уступать место гневу.

— Вы отказываетесь от моего приглашения?

— Со всем уважением, — ответил я и поклонился. По-моему, чересчур низко, он почему-то оценил это как новое оскорбление, побагровел. — Мы, люди гор и степей, не в своей тарелке среди чемпионов застолий и возлияний. Умоляю освободить меня от такого счастья! А моим местом осчастливьте рвущихся за ваш стол…

Он грозно сдвинул брови, отрезал, как топором отрубил:

— Я сам определяю, кому сидеть за столом на моей свадьбе!.. За вами придут.

— Нет уж, нет уж, — ответил я поспешно, — знаю, что это значит. Лучше я сам, добровольно. Может быть, зачтется явка.

Он выпрямился, ожег меня раскаленным взором и ушел. За ним величаво удалилась его свита, каждый бросил на меня по недоумевающему взгляду. Понятно же, что быть возле короля — это настолько пользоваться всеми привилегиями, что даже свои вообще-то низкие звания лакеев сумели пролоббировать до ранга высших титулов: маршалы — всего лишь дворовые слуги, а кем стали? Как и слуги, выносившие за королем ночной горшок, со временем стали руководителями пресс-службы президента.

Глава 20

Смит и Пес бросились навстречу, Пес напрыгивал и на Зайчика, тот принимал это благосклонно, как выражение восторга, Смит выкрикнул ликующе:

— Сэр Ричард!.. Это выше всего, что я мог представить! Это успех, который… я даже не знаю, можно ли повторить? Когда закончится турнир, мы с вами поедем в Турель, там ожидается что-то подобное по случаю примирения родов Альсингов и Вельсингов. И соберем жатву…

Я сказал наставительно:

— Сэр Смит, вы забываете, что я — паладин! Рыцарь думает о своей славе, о доблести, о прекрасной ба… даме, землях, замках, коровах, соседях, а я вот, как паладин, думаю сразу о всем человечестве. Днями не сплю, ночами не ем, только и думаю: как там человечество? Без нас, паладинов, оно ж сразу ласты склеит. Не на китах или черепахе Земля держится, на паладинах!

Он раскрыл рот, смотрит ошалело, уже поверил, что с человечеством вот так, как со здоровяками на турнирном поле. Я вздохнул и, наклеив на свое благородное и крайне мужественное лицо благосклонное выражение, начал улыбаться и кланяться в ответ на радостные вопли из толпы. Все ревут в восторге, я ж почти осуществил их мечту: бедный и незнатный рыцарь поверг сильнейших рыцарей. Заставил богатых и знатных кувыркаться в пыли и рыть мордой землю, а потом выбрал королеву красоты не с подсказки короля, а возложил венок к ногам жены соседа! Ведь мечта простолюдина не простирается дальше жены соседа…