Слишком много щупалец - Дмитрий Казаков

– Вполне возможно, – ответил я, и мы использовали опробованную методику – двинулись вдоль стены.

Никаких черепушек и ребер в этот раз нам не встретилось, зато мы наткнулись на статую – закутанное в темный балахон с капюшоном существо сидело на корточках, и из-под одежды торчали только руки, изящные, с длинными острыми когтями, да еще и трехпалые.

– Экий красавец, – сказал я. – Интересно, долго он тут медитирует?

Возникло желание дотронуться до изваяния, до его маслянисто-зеленоватой поверхности, и я не удержался. Поднял руку, огладил край балахона и с удивлением ощутил, что тот теплый. Накатившая из темноты волна ударила меня, подняла, завертела и понесла…

Я видел тот же храм, но не таким, как он выглядел сейчас, а таким, каким он был в седой древности: те же три яруса, но каждый уставлен статуями, жертвенники окружают святилище двумя рядами, и широкие, прорубленные в чаще дороги подходят к нему с четырех сторон. Лес напоминал сельву, но все же смотрелся иначе, он казался суше, реже, росли в нем огромные деревья, похожие на секвойи, и порхали меж ветвей непонятные существа вроде ярко окрашенных летучих мышей.

А еще тут были люди – приземистые, с выпирающими надбровными дугами и длинными руками. Они напоминали обезьян, но носили набедренные повязки, а в руках сжимали копья с каменными наконечниками.

Людьми командовали другие существа – в длинных, до земли, балахонах с капюшонами. Голоса их звучали глухо и неприятно, а торчавшие из широких рукавов кисти имели всего по три пальца.

Именно одного из них изображала статуя в подземелье.

Трехпалые приказывали, а люди исполняли – тащили к жертвенникам собственных сородичей, связанных, дрожащих, с выпученными от страха глазами, и резали их на части. Крики истязаемых неслись в джунгли, кровь текла на землю потоками, и с запада смотрели на это непотребство пики Анд.

Жертвы умирали, а трехпалые собирались на вершине пирамиды и творили сложный обряд: плескали водой из золотых чаш, возжигали огни, рисовали некие символы. Недра рокотали зло и тревожно, словно там ревел связанный зверь, храм содрогался, и вершину его окутывал темный дым, принимавший очертания уродливой головы с тремя глазами…

Взгляд ее обратился на меня, в грудь шандарахнуло, и я вылетел из видения, точно пробка из бутылки шампанского.

– …мер? – ударил по ушам голос Бартоломью.

– А? – произнес я, тупо моргая.

– Ты чего замер? – переспросил Антон.

– Да так, задумался, – выдавил я. Моему спутнику незачем знать, что у меня снова начались видения. – Замечтался о родине, где самые красивые девки и самая теплая водка… Ну что, идем?

Следующая статуя попалась нам метров через двадцать – такая же, как и первая, разве что чуток побольше. Вновь накатило желание дотронуться до ее бока, но в этот раз я удержался.

Помогло это примерно так же, как парашютисту – лыжи.

Невидимый смерч из тьмы засосал меня, немного пожевал и выплюнул. Я очутился на берегу неширокой реки, под сенью высоченных сосен, через кроны которых пробивались солнечные лучи.

Места казались знакомыми – так выглядят верховья Керженца или Ветлуги, рек севера Нижегородской области: мягкая излучина, кувшинки в заводи, песчаный пляжик, не хватает разве что парочки байдарок или палатки, забитой веселыми и слегка пьяными туристами.

Зато тут имелся храм.

Такой же, как на берегу Пастасы, только возведенный не из камня, а из дерева: три яруса, изваяния всяких уродов, вместо барельефов – вырезанные на досках изображения, каменные жернова сменились исполинскими пнями, с неимоверным трудом выкорчеванными где-то в чаще.

Здесь тоже приносили жертвы, и алый сок жизни капал наземь, собирался ручейками. Только тут не было видно трехпалых в капюшонах, люди преспокойно обходились без них.

Эти гомо сапиенсы напоминали современных, разве что были небриты, да и одевались совершенно иначе. Украшенная бусинами одежда из шкур выглядела удивительно добротной, а ножи из кости, с помощью которых творили мучения, могли служить образцами изящества.

Мужики помоложе, расположившиеся у подножия пирамиды, работали, точно мясники, равнодушно и деловито расчленяя женщин и детей. Несколько старцев, забравшихся на вершину храма, размахивали резными деревянными посохами и что-то бурчали.

Я увидел лицо одного из них, и дыханье у меня сперло не только в зобу, но и в заднице – этот кровожадный дедуган напоминал меня так, словно мы были родными братьями.

Я заморгал… и вновь обнаружил себя в подземелье.

– Со мной все в порядке, – на всякий случай сказал я.

– Не может быть! – Бартоломью нервно хихикнул. – А я-то думал, что ты уже свихнулся.

«Свихнешься тут, – мрачно подумал я. – Что это такое я видел? Выходит, что Древним когда-то поклонялись не только во всяких заброшенных углах вроде Эквадора или Готланда, а еще и на Руси, которая, как известно всякому патриоту, еще во времена фараонов являлась центром мировой цивилизации? Храмы Йог-Согота и прочих стояли на Волге и Оке?»

А мой предок был в одном из них жрецом и, радостно распевая священные гимны, резал людей.

– Пойдем-ка отсюда, – сказал я.

Прогулок по мрачным подземельям мне на сегодня хватит. Надо слегка проветрить мозги, все еще разок хорошо обдумать.

– Да? – Антон, похоже, был откровенно разочарован, что на нас никто не напал, что мы не нашли сокровищ, кувшина с джинном или хотя бы пыльных свитков с древними тайнами.

– Да, – твердо сказал я.

Мы развернулись и направились обратно.

Никто не преградил нам путь на лестнице, никакие призраки не вылезли из стен в зальчике с куполообразным потолком. Мы вступили в идущий к выходу коридор, впереди забрезжил свет, и я погасил фонарик.

– Интересно, у Лопеса выпить есть? – спросил я. – А то что-то сильно хочется…

– Сейчас узнаем, – отозвался Бартоломью, и мы вышли на солнечный свет.

На поляне перед храмом оказалось пусто – никаких следов коллеги и проводника-индейца. Не успел я прокомментировать этот факт, как на спину мне свалилось нечто тяжелое. Меня швырнуло вперед, я едва успел выставить руки, боль пронзила запястья.

Я вывернулся из-под упавшего на меня сверху тела, увидел черное лицо, вытаращенные глаза. Ударил прикладом винчестера, чернокожего отшвырнуло в сторону, но на его месте объявилось сразу двое.

Один смуглолицый и носатый, и второй, больше похожий на рыбу, чем на человека.

Я успел ощутить дикий смрад, услышал сердитый крик Антона, а затем меня очень сильно ударили в висок. Башка затрещала, как осиное гнездо, перед глазами потемнело, и еще кто-то сказал «ой».

Наверное, это был мой отключившийся мозг.