Кровное родство. Книга первая - Ширли Конран

В два часа ночи Майк, так и не сделавший ни одной ставки, опять подошел к Адаму и вновь попытался увести его от стола.

– Нет, нет, еще! – Адам обвел взглядом громоздившиеся перед ним стопки фишек: его общий выигрыш составлял сто восемьдесят фунтов. – О'кей, – смягчился он наконец. – Дай только поставлю еще разок. – Почти уверенный, что проиграет, он поставил десятифунтовую фишку – ту самую, первую, что принесла ему выигрыш, – на номер 36.

Шарик лег в тридцать шестую ячейку.

Адам выиграл в тридцать пять раз больше, чем поставил! Крупье отсчитал ему триста пятьдесят фунтов – сумму его жалованья почти за год работы.

Про себя Адам просто визжал от радости – он знал, что обязан выигрышем не слепому случаю. Адам чувствовал, что рядом с ним прекраснейшая женщина на земле, что он уже ощущал аромат ее волос, ее ножи и знал, что имя ей – леди Удача.

После этой первой поездки в казино Майк больше не ездил с братом. Их отец, решив, что у Адама завелась девушка, подмигивал старшему сыну, передавая ему каждый вечер ключи от машины.

Порой Адам выигрывал, порой проигрывал. Десять дней игры принесли ему столько, сколько он не заработал бы и за два года, и причем это было гораздо интереснее, чем вкалывать в поте лица на какого-нибудь адвоката.

На десятый вечер Адам начал стабильно проигрывать. Вначале он не беспокоился, потому что знал, что следующая же игра вернет ему все.

Однако к двум часам ночи – время, когда он обыкновенно покидал казино, – Адам, с трудом веря в реальность происходящего, проиграл в общей сложности больше шестисот фунтов. Он был в отчаянии, как человек, заставший свою любимую в постели с другим. Его жгло чувство вины и стыда. Как мог он так глупо просадить столько денег, и притом за такое короткое время? У него ушло две недели на то, чтобы выиграть эти шестьсот фунтов, а потерял он их менее чем за час. Зачем он отошел от своей системы?

Он не стал следовать им же самим изобретенной системе потому, что она требовала временами оставлять игру, – а как раз этого-то он и не мог, не в силах был сделать: так отчетливо он чувствовал, что его удача вот-вот вернется – при следующей ставке… через несколько минут… через час…

Адам тихо вышел из казино и в смятении поехал домой. Ему казалось, что одежда его измята и грязна. Он тяжело опустился на водительское сиденье и почувствовал себя разбитым, как будто у него начинается инфлюэнца.

– Адам ходит как в воду опущенный, – сообщила мужу миссис Грант на закате следующего дня, засовывая в пляжную сумку флакон „Амбр-Солер". – Он отказался от приглашения Боккассо покататься на его яхте и целый день ни с кем не разговаривает. Даже не обращает внимания на ту симпатичную девушку, с которой вчера катался на водных лыжах.

Отец Адама не смог сдержать усмешки:

– Я думаю, у него завелась женщина, – заметил он светски-небрежным тоном, – и он явно с ней поссорился.

– Но почему бы ему не привести ее на пляж? – Но тут новая мысль пришла в голову миссис Грант: – Джо, ты думаешь, она… ну, ты знаешь этот тип… нечто вроде продавщицы?

– Скорее, думаю, она замужем и приехала отдыхать с детьми. А поскольку ей нечем заняться после того, как она уложила их спать… а мужа-подкаблучника она не сочла нужным взять с собой… Нет, Этель, не говори ничего Адаму. Ему, слава Богу, двадцать три, он провел два года во флоте, и он вряд ли скажет тебе „спасибо", если ты попытаешься вмешаться в его личную жизнь.

На следующий день Адам с трудом заставил себя подняться с постели, и то только потому, что, не сделай он этого, мать наверняка послала бы за доктором, и он в этот вечер не попадет в казино.

Весь день Адам провалялся на пляже. Делать ничего не хотелось, в голове вместо мыслей клубилась какая-то сырая, темная мгла. Он не мог ни есть, ни пить и без конца задавал один и тот же вопрос: вернется ли к нему вечером его удача?

Одна из величайших ошибок игроков – желание во что бы то ни стало отыграться. Ее совершил и Адам. Проигрывая вечер за вечером, он продолжал надеяться, что следующая игра вернет ему потерянное. Но этого так и не произошло.

Адам занял у Джилза Милрой-Брауна (знавшего о нем уже достаточно много) тридцать фунтов, но проиграл и их.

За два дня до возвращения в Лондон Адам продал свои золотые часы – подарок родителей к совершеннолетию, но, когда он попытался вернуть Милрой-Брауну свой долг, тот отказался, заверив, что может подождать.

К полуночи того же дня Адам спустил все, что получил за часы.

Джилз одолжил ему еще пятьдесят фунтов, которые Адам также проиграл.

Адам покидал юг Франции с чувством глубокой благодарности к мистеру Милрой-Брауну, которому должен был уже три сотни фунтов, но который сказал, что ему эти деньги не к спеху и что Адам может вернуть их позже – когда сумеет. Адам согласился выплачивать небольшой ежемесячный процент – всего один от суммы долга.

В общем, он не очень-то беспокоился. В Лондоне азартные игры официально были запрещены, но подпольно, в частных домах, люди играли. Вернувшись, он пойдет в один из таких домов и отыграется.

Просто у него сейчас полоса невезения.

Глава 8

Суббота, 15 декабря 1956 года

Неужели снег так и будет валить целый день? Так скучно сидеть дома, тем более что делать нечего!

Шестнадцатилетняя Аннабел стояла на коленях в кресле возле окна в гостиной, прижавшись носом к затянутому морозным узором стеклу и накручивая на палец длинный локон светлых волос. Сквозь завесу падающих хлопьев клумбы Старлингса выглядели так, словно их накрыли толстым белым пушистым одеялом, а дальше вырисовывались костлявые силуэты деревьев фруктового сада с поникшими под тяжестью налипшего снега ветвями.

Аннабел оглядела сестер. Миранда вальсировала вокруг фортепиано, ее клетчатая юбка развевалась. Клер, в черном свитере фасона „летучая мышь" и узких черных брючках, читала, лежа на ковре у камина.

Двумя годами раньше Клер сменила свой фешенебельный пансион на новый, столь же фешенебельный, в Лозанне, чтобы завершить там школьное образование. Ни ей, ни остальным сестрам не грозило профессиональное обучение, поскольку и Элинор, и Шушу считали его излишним для своих девочек, предназначением которых было, конечно же, замужество.

За год, проведенный в швейцарском пансионе, Клер не научилась ни говорить по-французски, ни готовить, ни шить, ни составлять деловые письма. Она научилась танцевать, накладывать макияж – ну, и еще кое-чему в том же роде; единственное, что ей никак не удавалось, – это плавно и величественно спускаться по лестнице.

Ко времени возвращения старшей внучки из Швейцарии Элинор, с той же тщательностью и дотошностью, с какой разрабатывала сюжеты своих романов, разработала план введения ее в общество. Лицо Клер замелькало на фотографиях в разделах светской хроники различных газет и на страницах „Тэтлера" – иллюстрированного журнала, посвященного жизни высшего общества. Леди Рашли представила ее королеве на приеме в Букингемском дворце. На Клер было облегающее платье из белого атласа, напоминающее стройный бутон лилии; самой Клер оно ужасно не нравилось, поскольку резко выделялось среди белых полупрозрачных кринолинов других дебютанток, но Элинор остановилась на нем именно из этих соображений.