Кровное родство. Книга первая - Ширли Конран

– Но как я могу тратить время на лондонский сезон, когда я должна работать, чтобы иметь средства для него?

– Вставай пораньше.

– Билли говорил мне то же самое.

– И насчет девочек, – снова заговорил Джо. – Отправь их учиться в Швейцарию или в Париж. Там они приобретут все, что требуется в обществе. Они должны научиться…

– Быть очаровательными? – насмешливо спросила Элинор. А когда Джо кивнул, продолжала: – Они и так очаровательны. Чему еще они должны научиться?

– Всего-навсего семи вещам. – Джо растопырил пальцы, обтянутые коричневой кожей перчаток, и принялся загибать их: – Во-первых, никогда не критиковать королевскую семью, охоту, а также владельцев газет, потому что у них круговая порука. Во-вторых, во время сезонов не помещать своих объявлений в дешевых газетах. В-третьих, заниматься какой-нибудь достойной внимания прессы благотворительной деятельностью, желательно – связанной с детьми или собаками. В-четвертых, оказывать поддержку местной общине, причем так, чтобы это было известно всем. Например, при открытии какого-нибудь церковного праздника можно публично вручить викарию чек на починку крыши храма – или что-нибудь в этом роде. – Они приближались к двери, и Джо, прервав свою лекцию, взмолился: – Может быть, закончим на сегодня общение с природой, Элинор? И продолжим наш разговор у камина в твоем кабинете? Пожалуйста!

Элинор рассмеялась:

– Нет уж, сначала договори.

Обхватив себя руками, чтобы согреться, Джо продолжал перечислять:

– В-пятых, проявлять интерес к какому-нибудь искусству, но ни в коем случае к авангардному, опера или балет вполне подойдут. – По мере приближения к заветной двери он шел и говорил все быстрее. – В-шестых, купить какое-нибудь местечко, куда люди мечтают быть приглашенными, – нечто вроде виллы Сомерсета Моэма на мысе Феррат. Есть одно место, которое, похоже, начинает пользоваться все большей популярностью. Называется оно Сен-Тропез.

– А седьмая заповедь? – поинтересовалась Элинор.

– Взять за правило писать благодарственные письма немедленно и отправлять их не позже чем в течение трех дней, – усмехнулся Джо.

Элинор виновато взглянула на Джо. Она терпеть не могла писать письма, тем более такого рода; вместо того чтобы делать это по горячим следам, пока она еще действительно испытывала благодарность, она все откладывала и откладывала до последнего момента, после которого ее молчание уже начинало выглядеть оскорбительным. Тогда она писала длинное покаянное письмо, изобретая какое-нибудь оправдание, и, чувствуя себя виноватой за вынужденную ложь, посылала адресату цветы.

Уже толкнув тяжелую старинную дубовую дверь, Элинор обернулась:

– Но для всего того, что ты перечислил, понадобится целое состояние!

– Ну, так создай его, Элинор.

По лицу Шушу было заметно, что она сомневается в успехе изложенных Элинор планов относительно будущего девочек. Для начала Элинор решила определить их в пансион.

– Ты не думаешь, что становишься чуток старомодной, Нелл? – спросила она. – Я знаю, ты хочешь, чтобы они имели то, чего не было у тебя. Но ты не понимаешь одной вещи если женщину все время опекают, то, оставшись без этой опеки, она окажется совершенно беспомощной.

При этом Шушу подумала о своих собственных ощущениях, когда во время Второй мировой войны в ее дом попала бомба, в одну секунду лишив ее и единственного родного человека – матери, и крыши над головой.

Узнав, что сестры осенью будут отправлены в какую-то закрытую школу, но что она сама еще слишком мала для этого, Миранда взбунтовалась и заявила, что ей больше невмоготу быть самой маленькой, потому что все интересное проходит мимо нее. В конце концов Элинор сдалась, решено было, что Миранда поедет вместе с сестрами.

Суббота, 29 сентября 1951 года

Школа находилась в Хэзлхерст-Парк-Мейнор, всего лишь в тридцати милях от Уорминстера, – это также повлияло на выбор Элинор. Когда-то здесь был монастырь готического стиля, в восемнадцатом веке его перестроили, а то, что получилось, также, в свою очередь, подверглось перестройке в девятнадцатом веке. Все учительницы были настоящие леди; это становилось понятно с первого взгляда, как, впрочем, и то, что они знавали лучшие времена. Дамы были милы и доброжелательны, но посвятить себя педагогической деятельности их явно вынудила лишь сила обстоятельств.

Настала суббота – первая проведенная девочками вне дома. Воспитанницам пансиона запрещалось заходить в комнаты друг к другу, поэтому сестрам было особенно тоскливо и одиноко. Помотавшись без цели туда-сюда, они в конце концов отправились вдоль по аллее, ведущей к выходу, решив навестить ближайшую кондитерскую.

– Не понимаю, зачем Ба отправила нас в эту тюрьму, – ворчала Аннабел.

– Она хочет, чтобы мы стали настоящими леди, – мрачно ответила Клер.

– Потому что ей здорово доставалось от всех леди, когда она только что вышла замуж за Папу Билли, – дополнила Миранда.

Аннабел пнула ногой кустик папоротника, что рос у обочины:

– Нас здесь не любят.

– Просто они еще не знают нас, – тан объяснила это Клер.

– А как же мы узнаем, что девочки уже начали нас любить? – поинтересовалась Миранда, наклоняясь, чтобы подобрать колючий зеленый шарик каштана.

– Когда они начнут рассказывать нам свои секреты, – ответила Клер.

Разумеется, это началось довольно скоро, и, разумеется, обмен секретами был взаимным. Очень быстро сестры усвоили, что после того, как в спальнях гасится свет, для воспитанниц Хэзлхерст-Парк наступает время тайн, когда можно, тихонько хихикая, поболтать с подружками на самые волнующие темы: о мальчиках и о сексе.

Эти зачастую далекие от истины рассказы о странных вещах, которые проделывают взрослые в постели ради того, чтобы получить удовольствие, в сочетании с впечатлениями от преисполненных романтики, неизменно безгрешных героинях романов Элинор мало-помалу создали у девочек довольно странное представление о том, как все происходит в жизни взрослых. Начиналось это с головокружительного вальса, уносящего его и ее куда-то в будущее, причем на ней непременно должно было быть платье с глубоким декольте, но она как бы даже совсем и не подозревала, насколько оно глубоко. После венчания ей следовало, уже без смущения, позволять мужу видеть себя обнаженной и крепко целовать себя – посредством этого достигалось слияние двух любящих душ вследствие чего он и она начинали мыслить как один человек и более не нуждались в словах, чтобы понимать друг друга. Он – бывший возлюбленный, а ныне супруг – угадывал ее мысли и желания, любил все, что любила она, и давал ей все, чего бы она ни захотела, в том числе и симпатичных чистеньких младенцев, – такова была его роль в жизни.