Темная дикая ночь - Кристина Лорен

— Ну и зря, — замечаю я, и позади кто-то фыркает. Трудно сказать, была ли это поддержка или насмешка. — Хотя той же Натали Портман в «Леоне» было двенадцать, и многие нюансы отношений Рэйзора и Куинн позаимствованы оттуда.

Лифт останавливается на нашем этаже.

— Ну, в свое время были, конечно, обсуждения сексуальных нюансов их отношений, — замечает он.

Я уже открываю рот высказать свое мнение — о больном воображении людей, кто находит то, чего нет, и что между Матильдой и Леоном не было никаких сексуальных отношений — как раздвигаются двери, и Остин выходит из лифта.

— Секс хорошо продается, — бросает он через плечо. — Не зря так говорят.

— Росомаха тоже, — громко кричу ему вслед я, хотя знаю, он слышит меня, даже когда листает что-то в телефоне. — Он обучал молодых девушек, но по отношению к ним не позволял себе ничего мерзкого.

Остин игнорирует мои слова, и мы идем в тот же конференц-зал, где были вчера. Через стеклянную видно, что Лэнгдон уже на месте, разговаривает и смеется с каким-то мужчиной — чуть старше его, но стройнее, с седыми висками и в очках в широкой оправе.

— О, отлично, они оба здесь, — говорит Остин и толкает дверь. — Лола, это Грегори Сент-Джуд.

Мужчина встает, поворачивается и с осторожностью смотрит на меня.

— Наш режиссер, — добавляет Остин.

Я пожимаю ему руку. Он ниже меня ростом, но приветствует меня крепким рукопожатием и дружественным кивком, после чего снова садится рядом с Лэнгдоном.

— Моего отца тоже зовут Грег, — замечаю я, как надеюсь, с приветливой улыбкой.

Он напряженно отвечает:

— Вообще-то, я предпочитаю Грегори.

— Да. Конечно.

Это хреново. Я и так чувствую себя неуверенно после неудачного разговора с Остином, а теперь я словно Рэйзор — представитель совершенно иной версии этого мира. Я откашливаюсь, пытаясь сдержать смешок при этой мысли.

Кладу телефон на стол, и тут меня накрывает острое желание позвонить Оливеру, чтобы рассказать ему об этом. Услышать его голос и попробовать на вкус нормальную жизнь.

И вот так я словно ломаю печать и впускаю поток до этого момента убранных подальше мыслей.

Со вчерашнего вечера я ему не писала, кроме кучи смайликов с сердечками утром и «SOS. С Л-А все странно».

Но он ответил:

«Дрых без задних ног. Кажется, это результат недостатка сна? Набери, как закончишь сегодня».

Но мне этого недостаточно. Я быстренько еще раз обдумываю идею его приезда сюда, чтобы провести эту пару ночей вместе. Но смогу ли я сосредоточиться, когда он будет так близко? И даже если так, когда я вообще буду работать?

— Лола? — зовет меня Остин, и я замечаю, что, оказывается, уставилась на экран телефона, и, кажется, он окликает меня не в первый раз.

— Прощу прощения. Я просто… — я с улыбкой выключаю телефон. — Итак. С чего начнем?

Он устало улыбается.

— Страница шестьдесят.

Глава 12

Лола

Днем в пятницу Оливер стоит у моего дома, когда черная машина подъезжает к тротуару. Открыв мне дверь, водитель достает из багажника мою маленькую сумку и отказывается от чаевых.

— Те все покрыли, — с улыбкой говорит он.

Я падаю духом — ведь на этот раз я заранее подготовилась. Засовываю двадцатку обратно в карман и поднимаю взгляд.

По ночам на телефоне я включала бесшумный режим, днем лихорадочно пыталась оставаться вовлеченной в обсуждения, а с Оливером разговаривала всего пару раз за последние два дня — суммарно где-то минут десять — и моя реакция на него сейчас именно такая, как я и ожидала. На нем темно-синие джинсы, темно-красная футболка и синие конверсы. Прядь волос свисает на лоб. А стекла очков не скрывают сверкающие голубые глаза. Его улыбка, когда он прикусывает уголок губы ровными белыми зубами, — как десяток глотков свежего воздуха.

Он делает шаг ко мне, и я устремляюсь в его объятия, изо всех сил прижимаясь к нему, когда он так стискивает меня, что мне становится нечем дышать. Его рот путешествует от моего виска по щекам к губам, которые он осыпает множеством поцелуев, требовательно скользя языком внутрь.

Руки нетерпеливо поглаживают мою талию, бедра, попу, а по губам скользят его слова, как он скучал, очень скучал, безумно скучал по мне.

Мне хочется подняться наверх, заняться любовью и утонуть в нем. Но на часах почти семь, и нас ждет ужин с папой. Оливер со стоном отстраняется и кивает в сторону своей припаркованной машины. Переплетя наши пальцы, он ведет меня к пассажирской двери.

— Готова?

Я киваю.

— Нет.

Он смеется и открывает мне дверь.

— Поехали.

Кажется невероятным, но у меня еще не было таких неловких моментов в общении с отцом. Даже когда он вернулся домой с войны, и мы сидели друг напротив друга за завтраком, оба не в состоянии думать ни о чем, кроме его жутких ночных кошмаров и криков посреди ночи от образов войны, что не уходили из его головы. Даже когда ушла мама, и он потерял остатки рассудка во флаконе с таблетками, а я тащила его в постель, давала попить и слушала бесконечные рыдания. Даже когда он пришел ко мне в комнату, пока я делала домашнее задание, и признался, что нуждается в помощи. У нас бывали трудные времена — даже суровые — но еще никогда не было неловко.

Это начинается еще в момент, когда мы паркуемся у обочины, а папа ждет на крыльце с улыбкой на все лицо.

До этого момента я не задумывалась о том, что в свои двадцать три еще не приводила домой парней.

Едва мы подходим, я понимаю, что это будет именно настолько ужасно, насколько предполагала: его улыбка практически достигает ушей, когда он с резким звуком хлопает Оливера по спине.

В непринужденной улыбке Оливера сверкает веселье.

— Привет, Грег.

— Сынок! — приветствует папа.

В животе все скручивается в узел.

— Пап, не надо.

Он смеется.

— Что не надо, Лорелей?

— Не превращай вечер в странный.

Он уже качает головой.

— В странный? С чего это? Только потому, что поприветствовал тебя и твоего парня? Твоего бойфренда. Твоего…

Я рычу на него, перебивая на полуслове.

Он приносит диск Барри Уайта и ведерко льда с бутылкой шампанского.

— За счастливую пару!

Смешок Оливера — один короткий всплеск веселья, всегда такой не напряжный и никогда никого не заставляющий ощущать неловкость. Он забирает бутылку из рук Грега.

— Не лишай меня этого удовольствия.

— Не думаю, что стану тут спорить, — шутит папа.