Минск – Бейрут – неизвестность - Ирина Аффи

Вторая, её более молодая собеседница, которая только становилась на путь «настоящей женщины», как губка впитывала каждое её слово, уже с детства намётанным глазом определив, что половина золота поддельна и является ничем иным как совершенной бижутерией. А значит и цена тебе, дорогая, не так высока, но сейчас ты говоришь нужные мне вещи, и я без сомнений превзойду тебя!

Мамаша, решив в паузе уделить всё-таки внимание гостям, вольготно поднесла им кофе и сказала:

– Всегда было интересно познакомиться с женой месье Имада. Он у нас бывает часто и очень любит кофе, который варит Диала.

Что явилось силой, переключившей рубильник в мозгу у Инны, она не поняла и сама. Изумив переставшую уже изумляться Ленку, она отодвинула поданную ей чашку и с серьёзным лицом, глядя прямо в глаза наглой женщине, сказала:

– Спасибо, но мне в отличие от месье Имада совершенно не нравится Диалин кофе, впрочем, как и она сама. – потом, медленно и красиво встав, прошла по комнате, разглядывая всех присутствующих и продолжила: – Мне просто, как иностранке, было интересно посмотреть, в каких семьях вырастают проститутки.

В комнате тихо заохали, тётка с кофе искривилась лицом, а Инна, не отводя от неё взгляда, закончила:

– Я посмотрела! Это ужасно: и дом, и кофе, и вы все. А ты, милочка, уволена! Всего доброго! – развернулась и пошла к выходу, только перед дверью вспомнив про сидящую с открытым ртом подругу. – Лен, ты останешься?

– С ума сошла?! – Ленка побежала за ней в машину, боясь быть поколоченной этой стаей, не ожидавшей такого позора.

В машине Инна разразилась громким смехом, потом начала стучать по рулю с криком:

– Я дура! Дура! – и опять смеялась.

Ленка молчала, боясь, что путь их с таким состоянием водителя будет недолгим. И только когда они подъехали и остановились у Инниного дома, спросила:

– Инн, а что это всё сейчас было? Ты специально так задумала?

– Ленка, я, наверное, была в тихом помешательстве, я правда захотела стать ей! А потом, когда её ужасная мать сказала про Имада, я почувствовала… – она замолчала на секунду. – Только не подумай, что я совсем свихнулась, но я почувствовала, как покойная бабушка Аревик влепила мне пощёчину. Понимаешь? Я как будто проснулась и увидела эту помойку… Лен, я ухожу из дома!

– Инна! Это невозможно! В течение этого утра ты то борешься за него и хочешь стать похожей на эту дуру, то уходишь из дома! Да успокойся ты, наконец! – ругалась Лена, бежавшая за ней по подъезду и желающая предотвратить её очередное безумное предприятие.

– Хорошо, только скажи мне, как?! – сказала Инна, резко останавливаясь. – Как Лена? Дыхательной гимнастикой позаниматься, когда дышать нечем? А? Или помедитировать? Так моё сознание уже и так покинуло моё тело, разве незаметно? – Она села на ступеньки и Лена примостилась рядом.

– Ты видишь, как твоя свекровь за тебя переживает? Мне её жалко, Инна. Не делай громких заявлений. Хорошо? Пошли, посидим с ней спокойно, всё обсудим. Только не выливай на неё сразу всю правду-матку. Посоветуемся.

– Да, но я сначала в душ, отмыться от всего.

Анжела угощала их вкусным завтраком, приготовленным на скорую руку, пока невестка принимала душ, а её подруга полушёпотом вкратце пересказывала, как было дело. Инна, правда, только полизала вилку, а Лена уплетала за обе щеки ароматный омлет с сыром моцарелла и ветчиной.

Настюша сидела на коленях у мамы, ухватившись руками за рубашку и боясь отпустить её от себя после почти суточного отсутствия, да Инна и сама соскучилась по ней безумно.

– Анжела Михайловна, мне нужна ваша помощь. – сказала она, когда Ленка, доев свой и её омлет, наконец предложила Рене угостить их чаем.

– Всё что угодно, Инночка! Всё что угодно! – свекровь, видя её опять с дочкой на руках, счастливую и вменяемую была готова на всё, чтобы не вернуться опять во вчерашний ад.

– Нам с Имадом надо разъехаться на время. Вы же видите, в каком я состоянии. Пока его нет, пока я с вами и с Леной, я могу как-то жить, но когда появляется он, я схожу с ума.

– Инна, подумай! Это неправильно! Боец, покидающий поле боя, никогда не выигрывает битвы.

– Вы поймите, я не хочу жить там, где на месте любви осталось только поле боя. Ваш сын хороший, правда, но случилось так, что он меня разлюбил. Так бывает.

– Я не думаю, что ты права. – грустно сказала свекровь. – Не всё можно разделить на чёрное и белое, есть ещё полутона. Жизнь сложная, Инночка.

– Всё-таки, похоже, что я права. И та депрессия его, не что иное, как мучение рядом со мной. Он любит её. Имеет право. А я имею право не быть свидетелем их любви.

– Может, он приедет и поговорим все вместе?

Как будто услышав её слова, двери распахнулись, и на пороге появился Имад.

– Инна! Зачем ты ходила к ней и наговорила гадостей? Что это за цирк? Так нельзя поступать с людьми!

Инна подняла на него тяжёлый взгляд, потом перевела на Анжелу:

– Ну это, в общем, то, о чём я говорила. – встала и вышла из кухни, а через минуту вернулась, но уже без Насти и попросила всех выйти, оставив её с Имадом.

Он сидел, как грозовая туча.

– Это немыслимо, ты ненормальная! С утра ты хвалишь человека и напрашиваешься к нему на кофе, а потом оскорбляешь её на глазах у соседей, ещё и увольняешь!

Инна, похудевшая и подурневшая за эти несколько дней, смотрела на него горящими глазами, которые были красноречивее всех слов. Имаду стало неуютно.

– Инна, ты можешь мне что-нибудь объяснить?

– Да. – сказал она, продолжая смотреть пристально, но уже с усмешкой.

– Ну, так будь любезна…

– Буду. Мой муж изменил мне с секретаршей.

– Не говори глупости! У нас ничего не было.

– Хорошо. Тогда так: мой муж полюбил секретаршу.

– Что ты несёшь? У нас ничего не было.

– А, именно поэтому, наверное, женатый мужчина с двумя детьми, имеющий массу дел, приходит домой и с подробного рассказа секретарши клиники его жены устраивает дома погром? Просто всем мужьям очень важно, чтобы секретарши их жен были счастливы? Да? Имад, а какое право она имеет звонить тебе и беспокоить занятого человека своими бреднями? Ведь ты же ненавидишь сплетни, бабские разборки, да?

– Но это просто по-человечески… – немного растерялся он.

– Я ухожу от тебя! – спокойно заявила Инна. – И, чтобы не огорчать больше вас, попрошу тебя дать мне два дня на спокойные сборы. Через три дня самолёт, я позвоню папе, он меня встретит. В клинику я больше не пойду, поэтому как и с кем ты хочешь там работать, решай сам. Не трогай меня больше и не говори со мной.

– Инна, ты что?! А как же дети?

– Как и раньше, будут жить со мной и изредка видеть тебя.

– Ты с ума сошла! За три дня разрушить всё, что было!

– Нет, не за три дня. Ты давно разрушал всё, а я ничего не замечала. У меня были мои дети, мой муж, мой дом. А у тебя твоё одиночество. Каждый выбрал своё счастье.

– Ты неправа! Ничего не было! Инна, так нельзя, мне дорога моя семья, я не хочу вас потерять!

– Имад, у тебя сын подросток, очень интересный, умный мальчик, который может увлечь беседой на час. У тебя нежная маленькая дочь, просто ангел, жена, с которой ты не знал проблем, уютный дом. Из всей этой сокровищницы, ты выбрал своё одиночество, высосанное из пальца, и носился с ним, как с писаной торбой. А там, где твоё сокровище, там и твоё сердце. Оно не с нами. Дальше будет только хуже. Теперь вам никто не будет мешать.

– Да что ты там будешь делать?! Одна, с двумя детьми?!

– Жить.

– Инна, не дури! Давай успокоимся!

– Всё, это вопрос решённый. Моим детям нужна здоровая и психически нормальная мать, раз уж отец выбрал одиночество. А тут я свихнусь окончательно.

Она пошла в комнату. Упала на кровать и с чувством невероятного облегчения, дотянувшись до телефона, набрала номер отца.

– Конечно, приезжай! Жду тебя! – сказал он дочери, выслушав её скомканный рассказ и сразу же перенабрал Ахмеду.

– Что случилось у детей? Почему Инна уезжает?

Ошарашенный Ахмед, конечно же, сразу позвонил Анжеле. Но та была настолько убита всем происходящим, что сказала только:

– Приезжай, может, ты поможешь.

– Анжела, я в отношениях, как слон в посудной лавке. Я всё испорчу.

– Да нечего тут уже портить. Хуже уже не будет.

Ахмед приехал в тот же вечер. Долго говорил с Имадом, пока Инна поковала чемоданы и ездила заказывать билеты. Потом пытался поговорить с ней. Но она, осунувшаяся, высохшая и постоянно курящая, попросила его не мучать её, тем более что всем всё известно и ничего нового она не скажет. Она была вежлива, относительно спокойна, но настолько слаба, что было невозможно давить на неё. Никита, которому сказали, что они едут в отпуск к дедушке Георгию, всё понимал и очень переживал. Имад, резко попрощавшись с любовью к одиночеству, старался успокоить его, убеждая, что это, и правда, всего лишь отпуск, и забирал у всех Настю, пытаясь как можно дольше подержать её на руках до отъезда.