Будь моей - Джоанна Линдсей

— Вот и я тоже поверил тебе на слово, а ты не хочешь поделиться со мной своим теплом, — укоризненно заметил он. — Или под одеялом на тебе совсем ничего нет?

— Есть, но…

— Тогда какая разница, если ты его сбросишь? Мне кажется, что поделиться означает…

Не снимая верхних одеял, Александра сдвинула то, в которое завернулась, вниз, к бедрам, и дважды обернув им поясницу, как бы создала таким образом нечто вроде щита между собой и той частью его тела, которую чувствовала.

Василий чуть не рассмеялся вслух. Она знала, что он желает ее, но не стала говорить об этом. Он прекрасно был знаком с подобной игрой. Вместо того чтобы изобразить негодование, вскочить с постели, показать, что она обижена и возмущена, Александра была склонна играть в эту игру, изображая притворный протест. Значит, Василий должен предпринимать все новые и новые шаги, а она будет продолжать притворяться, что не понимает, к чему идет дело. Это будет великолепно разыгранная партия, а результат удовлетворит обоих.

И хотя внутренний голос твердил ему, что Александра слишком пряма и бесхитростна для таких игр, Василий предпочел не слушать его.

Вместо этого он решил пойти по проторенной дорожке, хотя, как опытный соблазнитель, и понимал, что с этой, ни на кого не похожей женщиной, требуется честность и только честностью можно выиграть эту игру.

Но пока еще рано — предостерегал его внутренний голос. С Александрой необходимо терпение, и он должен его проявить даже, если бы оно его убило, а Василий чувствовал, что так вполне может случиться.

По-прежнему не касаясь ее, Василий постарался лечь так, чтобы окружать девушку со всех сторон своим телом. Он не видел ее одежды, но почувствовал, что это какая-то безрукавка из толстой и грубой ткани, без всяких оборок или фестонов. Василий представил Александру облаченной в шелка и кружева и с трудом удержался от стона.

Через минуту он прижался к ней лицом и нежно потерся о ее затылок. По Александре пробежала ответная дрожь, и Василий не упустил этого.

— Если тебе холодно, — хрипло сказал он, — мои руки к твоим услугам.

— Нет! Мне не холодно! — заверила она. — Собственно говоря, мне становится слишком жар…

— Не могу выразить, как это меня воодушевляет, Алин, — ответил он.

Она снова вздохнула, на этот раз с оттенком досады. Василий хотел, чтобы ее тело снова расслабилось, но Александра не поддавалась на его уловки.

— Ты боишься меня?

— Конечно, нет.

— Прекрасно, потому что мы будет мерзнуть до Тех пор, пока ты…

Василий не закончил фразы, ожидая, что девушка проявит любопытство. Такого рода тактика редко подводила его, не подвела и теперь, но прошло секунд десять, прежде чем она откликнулась.

— Что?

— До тех пор, пока ты не ляжешь на меня сверху.

Ее напряжение стало почти ощутимым, пока, наконец, не взорвалось восклицанием:

— Ну это уж чересчур!

Отчаяние заставило Василия действовать стремительно: его рука обвилась вокруг ее талии и потянула назад в постель, его грудь прижалась к ее груди, а губы — к губам, чтобы заглушить протест девушки и заставить замолчать хотя бы на минуту. У него оставались считанные секунды, чтобы одержать победу, и Василий знал это — он почувствовал, как она толкает его в плечо. Если он упустит время…

Александра проиграла. Она боролась с собой с того момента, как он снял рубашку и перед ней предстало его золотистое тело — гладкая кожа и мужественная фигура, куда более мужественная, чем она могла вообразить. Александра зажмурилась, чтобы отогнать это видение, испуганная ощущениями, вызванными в ней видом его обнаженной груди. И она уже была готова сказать, чтобы Василий лег спать на полу.

Но Александра этого не сказала. Должна была, но не сказала. И, когда его тело обвилось вокруг нее, в девушке вспыхнуло желание, чуть ли не вдвое более сильное, чем прежде, и она уже не могла ему противостоять. И граф не давал ей опомниться. Знал ли Василий, что она чувствовала? Что он заставил ее почувствовать?

Василий взял ее лицо обеими руками и поцеловал. Он был нежен. Не спешил. Он был настойчив, как никогда, и столь же убедителен. И он сводил ее с ума…

— Твое тело сводит меня с ума, любовь моя. Прости, но я не могу лежать рядом с тобой и не ласкать, не любить тебя.

Неужели это она сказала? Нет, это сказал он. И на сей раз обращение «любовь моя» не прозвучало насмешливо: нет, оно прозвучало нежно, как и следовало. Но Василий не дал ей ответить. Он снова поцеловал ее, на этот раз крепче и глубже, и она потонула в своих ощущениях, в этом пламени, в этом кипении — в нем. Александра тонула в нем и вместе с ним.

— Да, — задыхаясь, прошептала она, когда обрела голос.

— Что?

— Да, сейчас!

— О Боже, благодарю тебя, — прошептал граф, покрывая ее лицо поцелуями, и Александра улыбнулась, не вполне уверенная, что Бог имеет к этому какое-то отношение. Но Василий ничего не заметил, продолжая целовать ее шею, плечи, оставляя влажные и горячие следы на коже, ее тело вздрагивало, а он продолжал покрывать поцелуями ее руки, спину, ноги.

Одеяла полетели на пол. Теперь он был ей вместо одеяла, и Александра совсем не ощущала холода. Напротив, ей было слишком жарко, настолько, что впору было погасить этот жар, окунувшись в снег. Но желаннее снега был Василий. Его тело надвигалось на нее, и вот уже его талия оказалась у нее между ног, потом он спустился ниже и целовал ее тело сквозь глубокий вырез камзола, потом потянул шнуровку, и тело ее обнажилось — вершок за вершком сгорающей от страсти плоти.

Теперь уже и ее руки не лежали праздно: они изучали, ощупывали, пробовали его кожу, касались широких плеч, обнимали за шею, ерошили волосы, пропуская их сквозь пальцы и ощущая их шелковистость.

— О Иисусе, благодарю тебя. Они еще совершеннее, чем я думал, — прошептал Василий благоговейно, обнажив ее груди полностью и глядя на них как на икону. Александра всегда стеснялась своих грудей. Они были слишком пышными и часто приходилось бинтовать их, когда она работала или объезжала лошадей — в общем, от них было куда больше беспокойства, чем радости.

Но, похоже, Василий считал иначе, и Александра с изумлением смотрела, как он зарылся в них лицом и медленно поворачивает голову из стороны в сторону, целуя то одну, то другую. Лишь теперь она осознала его слова. Он не считал ее груди необычными, наоборот, находил их прекрасными и не уставал показывать свое восхищение снова и снова. Приподнимал их, ласкал, целовал и никак не мог оторваться. И эта атака вместе с тяжестью его мускулистого живота на ее бедрах привели Александру на край бездны, казалось, стоит только подтолкнуть ее, и она рухнет в эту пропасть. Василий это чувствовал. Он знал женское тело столь же хорошо, как и свое собственное, знал, как усилить наслаждение женщины, и знал, что Александра уже перешла черту — об этом говорили ее прерывистое дыхание, пальцы, вцепившиеся ему в волосы, и то, что ее тело изгибалось дутой и подавалось вперед, и то, с какой силой ее ноги обвились вокруг его талии. Василий с восторгом исследовал ее тело, но еще больше ему хотелось ощутить пик ее наслаждения, почувствовать его своей плотью. И он понял, что если сейчас же не войдет в нее, она испытает эту вершину наслаждения без него. Найдя ее губы своими губами. Василий легкими покусываниями попытался умерить ее страсть, а сам тем временем лихорадочно стаскивал с девушки оставшееся белье, но она уже перешагнула предел и оказалась такой же требовательной и страстной в любви, как и во всем остальном: как только Александра осталась совсем обнаженной, она обхватила его и с силой прижала к себе.