Чекисты рассказывают. Книги 1-7 - Александр Александрович Лукин

и болгарскую политическую полицию в своей полной лояльности. Белогвардейская эмиграция признала, наконец, «бежавшего от большевиков» генеральского сына своим человеком. Сам Браунер, ведавший в РОВСе подготовкой к переброске в СССР террористов и диверсантов, так расположился к Николаю, что стал обращаться к нему за консультациями по «советским вопросам». Иногда такие консультации Николай давал лично ровсовским «боевикам» перед их отправкой в СССР. Авторитет генеральского сына был настолько безупречен и высок, что в Софию стали посылать на окончательную «шлифовку» «боевиков» из других отделов РОВСа — из Парижа и Хельсинки.

Николай «помогал» РОВСу во многих делах. Даже Браунер поддержал предложение Николая о том, чтобы делать в Софии фальшивые удостоверения личности и различные справки для отправляющихся в СССР агентов. Заправлял этим делом сам Николай. И Центр практически имел данные о каждом ровсовце, отправляющемся в СССР.

В штаб-квартире РОВСа появилась фотолаборатория. В поте лица трудился Николай, чтобы переснимать попадавшие ему в руки документы — переписку с центром в Париже с другими отделами Общевоинского союза. Фотографировал каждого кандидата для переброски в Советский Союз, фотокарточки отпечатывались дважды: один экземпляр хранился в архивах РОВСа, а другой — в Москве, на Лубянке.

Однажды в одном из тихих переулков Софии, на первом этаже большого дома, появилась небольшая вывеска:

«Покупаем и продаем марки всех времен и народов, континентов и государств».

Это филателистическое международное «акционерное общество» состояло всего из двух коммерсантов: одного болгарина и одного русского. Болгарскую часть представлял коммунист-подпольщик «чичо Славчо», то есть дядя Славчо, а русскую — «бежавший от большевиков» генеральский сын Николай Абрамов.

Финансовые обороты этой фирмы были не так велики, но значение ее для прикрытия положения и деятельности Николая Федоровича было довольно весомым. Это «акционерное общество» служило почтовым адресом и местом встреч надежных людей, через которых своевременно по цепочке передавалась Центру информация Николая.

Царь Борис, любивший называть себя «царем всех болгар», хотя в нем не было ни капли болгарской крови — только немецкая и итальянская, был разгневан и огорчен. Он нервно расхаживал по кабинету, заложив руки за спину, нетерпеливо часто поглядывая на стоявшие в углу напольные часы.

Потом он сел за стол и уже в который раз перечитал лежавшую перед ним бумагу. В дверях появился дежурный генерал:

— Ваше величество, министр внутренних дел.

— Просите.

Через минуту вошел тучный человек в аккуратно отутюженном черном костюме с мясистым лицом и конусообразной головой, на которой отсвечивала изрядная лысина.

Царь приподнялся, протянул министру руку и, кивнув на кресло, стоявшее напротив, предложил сесть. Потом придвинул к нему бумагу. Министр углубился в чтение. Нота Советского правительства произвела на него ошеломляющее впечатление. Дело было, конечно, не только в том, что СССР стало известно о готовящемся РОВСом покушении на советского посла в Софии. Самое главное и самое неприятное заключалось в том, что Советское правительство узнало мельчайшие детали готовящейся террористической акции.

— Вы понимаете, к чему могло бы привести осуществление этой затеи? — спросил царь Борис перепуганного насмерть министра.

— Понимаю, ваше величество.

— Предупредите политическую полицию, чтобы она тотчас же приняла меры к ликвидации заговора. Будем делать вид, что это дело белогвардейцев.

— Слушаюсь, ваше величество.

— И еще, — продолжал царь. — Надо обязательно выяснить, каким образом Советскому правительству стали известны все подробности. Эти старикашки из Российского общевоинского союза не умеют хранить своих секретов. Кто и как мог проникнуть в их замыслы?

— Я тотчас же дам распоряжение политической полиции расследовать, каким образом этот документ стал известен большевикам.

— Обо всем докладывать ежедневно, — царь поднялся с кресла, дав этим понять, что аудиенция окончена.

Нота Советского правительства бомбой взорвалась как в политической полиции, так и в штаб-квартире РОВСа. Генерал Абрамов тотчас же собрал своих ближайших помощников, которые разрабатывали план покушения на советского посла. Надо было найти выход из создавшегося положения. И что более всего волновало руководителей белогвардейского сообщества: кто виновен в утечке этой информации? Каким путем эти планы стали известны Советам? Ведь весь материал о покушении хранился в папке самых секретных документов. Кроме генерала, начальника контрразведки Браунера, болгарской полиции и министров внутренних и иностранных дел, никто об этом не знал, если не считать, конечно, самого царя Бориса. Даже своего родного сына генерал решил не посвящать в эту важнейшую операцию. Кому же, кому удалось проникнуть в святая святых?

Браунер поднял на ноги контрразведчиков — мобилизовал состав болгарской охранки. Шпики рыскали по городу. Но все было тщетно. Следов не было.

Генерал по-прежнему проводил субботние вечера в кругу семьи, по-прежнему наслаждался любимыми пирожками и все чаще задумывался: неудачи начались в последние годы, когда вернулся сын.

Сколько раз посылались за это время надежные офицеры на советскую землю. А в ответ — ни звука. А теперь еще эта история с послом.

— Вы чем-то расстроены?

— Нездоровится, милая Александра Семеновна.

— Может быть, вам спеть какой-нибудь романс?

— Если можно, «Сомнение» Глинки или «Не искушай».

Нетрудно было заметить, каким настороженным взглядом он посмотрел на сына.

Рассказывает Наталья Афанасьевна — жена и боевая подруга чекиста Николая Абрамова:

— Мы жили с мамой и Николаем Федоровичем как на вулкане. Семь лет на краю пропасти. Если бы теперь мне кто-нибудь сказал, что можно долгие годы принимать у себя дома смертельного врага, улыбаться, подставлять щечку для поцелуя, кормить его любимыми блюдами, я бы ни за что не поверила. Но так было, было… А потом наш «милый друг» полковник Александр Браунер, долго подбиравший «ключик» к Николаю Федоровичу, стал утверждать, что передача большевикам плана покушения на посла — это дело рук Николая. Однако улик у него не было, а одних предположений для такого серьезного обвинения, конечно, недостаточно. Но Браунер все же добился, чтобы Николая Федоровича отстранили от работы в РОВСе. Наша жизнь в Софии все более усложнялась. Стало невмоготу. Тогда Николай Федорович не на шутку «обиделся» на окружение отца, донимавшего его «необоснованными» подозрениями, поговорил с генералом, и мы решили покинуть Болгарию. Это устраивало всех: и нас, и генерала, и Браунера, и политическую полицию. Но тут из Парижа пришла весть о таинственном исчезновении главного руководителя РОВСа генерала Миллера. И наша поездка сорвалась. Во всех белогвардейских газетах в Париже, Берлине, Софии на все лады дискутировался один вопрос: не является ли сын генерала Абрамова чекистом? Не он ли повинен в похищении генерала Миллера? Николая Федоровича арестовали. Полковник Браунер допрашивал его с пристрастием, применяя меры «третьей» степени: избивал чулком, наполненным мокрым песком. Николай Федорович выдержал эту пытку. Через неделю его выпустили из