История города Рима в Средние века - Фердинанд Грегоровиус

Галера приняла там умирающего; он достиг еще берега Неаполя и Кастель-Нуово, где среди ужасных мучений испустил дух 6 августа 1414 г. Таков был жалкий конец короля, высоко выдававшегося в своем доме энергией, величественностью замыслов, отважным стремлением к славе и бывшего влиятельнейшей личностью среди итальянцев своей эпохи. Корону Неаполя наследовала по нем единственная его сестра Иоанна, бездетная вдова Вильгельма, одного из сыновей герцога Леопольда II Австрийского, красивая и сладострастная женщина, прославившаяся в истории Неаполя бурными своими грехами, страстями и несчастьем, уподобившими ее предшественнице ее того же имени.

В Риме воцарилась при вести о гибели короля великая радость. Национальная партия ухватилась еще раз за идею о политической самостоятельности; голодающие и оборванные римляне возгласили еще раз клич: «Народ! Народ! и свобода!» Моментально свергли они неаполитанское правительство. Сенатор в видах предотвращения грозы 10 августа передал жезл свой в руки консерваторов и покинул Капитолий. В тот же день переданы были народу все городские ворота. Рим стал снова свободен, за исключением замка Ангела и Понте Молле, державших еще сторону королевы. Поставили новых магистратов. Партии сражались за Неаполь, церковь или республику.

Тем временем ради сохранения обладания Римом для сестры Владислава и воспользования благоприятным случаем для собственного могущества поспешно двинулся из Тоди Сфорца. Колонна и Савелли были за него, Орсини же теперь его противниками по случаю увода знаменитейшего из членов их дома в Неаполь Владиславом. 9 сентября появился храбрый полководец перед Римом, рассчитывая завладеть городом. Изменники впустили его. Наутро продвинулся он через ворота del Popolo до форума. Но в городе воздвигнуты были баррикады: нападения Сфорцы, врезавшегося до S.-Angelo in Pescaria и до площади Иудеев для вступления в связь с замком Ангела, были отражены. Попытка его ворваться с Монте Марио не удалась, так что 11 сентября пришлось ему с товарищами своими Баттистой Савелли и Иаковом и Конрадином Колоннами отступить по via Flaminia. За день перед тем сделал народ диктатором города любимого одного гражданина, одного из консерваторов, Пиетро ди Матуццо; его вытащили из дома, среди смятения повели на Капитолий и насильно навязали синьорию. Доблестный гражданин напомнил собой еще раз о навсегда минувших временах Иакова Арлотти и Колы ди Риэнци. Многие аристократы, изгнанные перед тем неаполитанским правительством, в том числе Франческо Орсини, вернулись 12 сентября и явились к новому главе народа с поклоном на Капитолий.

Доблестное правление его длилось, однако, недолго. Ибо близился уже к Риму командированный папой кардинал-легат Изолани для вступления именем церкви в обладание городом. Иоанн XXIII почел смерть короля счастливым событием, при помощи которого мог снова рассчитывать занять сильную позицию в Риме и церковной области и тем избегнуть собора. Но он обманулся в своих планах, хотя кардиналу этому удалось без труда низвергнуть народное правительство и водворить владычество церкви. В Риме подготовлено было восстание, и 16 октября подняли в Трастевере клич: «Церковь! Церковь! и народ!» Переворот совершился без борьбы; в Арачели собрался парламент и поставил 13 новых ректоров, после чего Петро Матуцци удалился с Капитолия спокойно домой. Послы от народа тотчас пригласили из Тосканеллы легата, и 19 октября 1414 г. вступил Изолани в Рим, где и принял поклонение от лица церкви и восстановил правление консерваторов. Тем временем Иоанн XXIII с отвращением ехал в Констанц. Он хотел отправиться в Рим, но был заставлен единодушной оппозицией своих кардиналов двинуться из Болоньи на собор. Поехал он туда, нагруженный большими денежными средствами и злокозненными планами.

В Тироли купил он себе союз с герцогом Фридрихом Австрийским, чтобы заручиться на всякий случай помощью могущественного этого государя. 28 октября с грустными предчувствиями совершил он въезд свой в этот город на очаровательных берегах Боденского озера, встретивший его с торжественными почестями как папу. Епископы, прелаты, синьоры и послы из Германии, Италии, Франции, Англии и других стран наполняли уже маленькое местечко, неспособное вмещать такие массы. Это был невиданный дотоле в истории парламент наций и собрание блистательнейших талантов того времени, являвшихся в качестве депутатов от университетов представителями, как самостоятельной державы и науки. Собор в швабском Констанце, в котором дал некогда итальянским городам свободу Барбаросса, явился европейским конгрессом по составившей эпоху важности своей. Все народы, тогда исповедовавшие еще единую римско-католическую веру, с глубокой сосредоточенностью взирали на пресветлое это собрание, являвшееся представительством важнейших их интересов и духа века. Долгий процесс человечества, прошедший через все сферы государства, церкви, общества, науки, должен был быть теперь закончен и произвести на свет новую формацию в виде сделанной необходимой долгой тиранией папства реформы всего церковного организма. Здание, возведенное могущественными папами начиная с Гильдебранда, должно было быть сломано, иерархия Иннокентия III приведена к соответственным времени отношениям к государству и народу, абсолютная монархия церкви превращена в ограниченную, и долженствовали быть удалены из канонического права все те основные тезисы, в силу которых епископы римские подчиняли себе дотоле королей и местные церкви. Пизанский собор произвел в средневековой этой цитадели первую брешь. Констанцский же должен был взять ее приступом. Она была плохо обороняема вследствие распадения натрое. Мы заметили уже неожиданное благодаря упадку церкви усиление вновь империи не как политической силы, а как принципа интернациональной авторитетности. Несокрушимое существование имперской идеи вплоть до столь поздних времен составляет один из замечательнейших исторических фактов. Права, институции и провинции империи упали, но понятие об императоре, как покровителе и главе европейской семьи народов, продолжало жить и неожиданно встретило снова всеобщее признание. Собор народов стал под этот авторитет Сигизмунда. Король римский и не явился к открытию оного, состоявшегося под председательством недостойного Иоанна XXIII, но прибыл в Констанц не ранее Рождества, справив предварительно, 8 ноября, коронацию свою в Аахене.

Если Германия одолжила в 1415 г. этому собору имперскую свою власть, то и Франция выставила на нем даровитейших представителей реформирующей науки. Имена Жана Герсона и Петра д'Алльи неразрывно связаны с великим церковным собранием, на котором они подвизались с таким свобододушием и беспристрастием. Первый являлся, как канцлер парижского университета, представителем европейской науки, второй, как кардинал, представителем и французской, ратующей за самостоятельность своей церкви. Герсон, как ратоборец независимости имперской власти от пап и права императора созывать соборы, как поборник, наконец, основного тезиса, что собор представляет собой вселенскую церковь и стоит поэтому выше папы, являлся для Сигизмунда более могущественным союзником, чем некогда были Марсилий или Окам для Людовика Баварца. Но не являлись ли теперь санкционированными всем светом эти осужденные Иоанном XXIII как еретические основные тезисы монархистов? Существует поистине внутреннее сродство между монархией Данте и основными положениями Герсона, д'Алльи, Теодориха фон Ним, Теодориха Фри, Германа фон Лангенштейна и всеми прочими французскими и немецкими реформаторами эпохи Констанцского собора. Акты великого церковного собрания относятся к истории Европы, и лишь воссоединение раздробленной папской власти в руках одного папы, который прибыл в Рим за тем, чтобы среди всецело новых обстоятельств занять резиденцию в Ватикане, имело глубокое влияние на город и дальнейшие его судьбы.

Опираясь на итальянцев, Иоанн XXIII рассчитывал представить Констанцский собор прямым продолжением Пизанского, из которого произошел сам, и спасти тем свою тиару. Он надеялся, наконец, сделать важнейшим вопросом собора процесс против Виклефитов и учения Гуса и тем отвратить внимание от самого себя. Косса — судья над благородным Гусом — представляет отвратительное и срамное зрелище. Но замысел этот удался ему не вполне. Перевес итальянских прелатов устранен был постановлением от 7 февраля о счете голосов не по числу лиц, а по числу наций, и мудрое это изменение лишило Иоанна важнейших его ресурсов. Собор потребовал отречения всех трех пап. Григорий XII вместе с Бенедиктом XIII, вызванный Сигизмундом, признал собор созванным королем римским и отправил на него своих послов; он выказал готовность сложить тиару, если соперники его сделают то же. Жестоко стесненный Иоанн, против которого выступили с тяжкими обвинениями преимущественно французы, обещал это, наконец, к великой радости всех собравшихся; но затем бежал 20 марта 1415 г. в крестьянской одежде в Шафгаузен, принадлежавший Фридриху Австрийскому, город, где отрекся от своего обещания. Бегство это было его приговором и его гибелью. Ближайшим последствием его было изречение церковным собранием в достопамятной IV и V сессии определения: Вселенскому собору, как представителю воинствующей католической церкви, принадлежит власть непосредственно от Христа, и он стоит вследствие этого выше папы. Оружие Сигизмунда заставило Фридриха выдать беглеца. После скитаний в Лауфенбурге, Фрейбурге и Брейзахе Иоанн был возвращен этим герцогом в Радольфцелл под Констанцем, тогда же, 29 мая, объявлен собором низложенным и присужден в виде покаяния за преступления к темнице. Временно поместили его в замке Готлебен, где томился уже в ожидании своей участи Гус. Прошедшее и будущее церкви сошлись в оковах; один из узников был себялюбивый и преступный кормчий средневековой рушащейся церкви, другой — Колумб реформации.