Антология исторического детектива-18. Компиляция. Книги 1-10 (СИ) - Хорватова Елена Викторовна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лидия Петровна походила на состарившуюся, но всё еще полную сил и отнюдь не мирную, а буйную амазонку. Она была… воплощением Афины, если только можно представить Афину в возрасте около пятидесяти лет, тридцать из которых богиня закладывала за воротник. Во всяком случае, именно такое сравнение неожиданно пришло на ум Михаилу Георгиевичу: Михаил Георгиевич незаметно для окружающих ущипнул себя за запястье и попытался сбросить охватившее его наваждение.
Петр Васильевич и Константин — вот она, сила привычки! — внешностью вдовы не заворожились: оба знали ее и уже не видели в ней ничего примечательного. Перед ними стояла просто высокая, нескладная и грубая баба, обладавшая скверным характером, из-за чего поблизости от нее ухо следовало держать востро.
— Так что же здесь случилось? — повторил вопрос Петр Васильевич.
Вдова повела своими могучими плечами, как будто поправляя наброшенную на них шаль. Вот только шали никакой не было.
— Этот засранец…
— Я бы вас попросил! — дернулся инспектор.
— Этот засранец, — повторила вдова, нимало не смущаясь ни в выборе слов и эпитетов, ни того, что эти слова и эпитеты могли кого-то обидеть и оскорбить. Впрочем, эпитет «засранец» в данном конкретном случае был чрезвычайно метким: это подтверждал весь внешний вид заляпанного навозом инспектора! — Этот засранец вломился на мою ферму, чтобы меня обокрасть. Разумеется, я приняла ответные меры!
— Обокрасть? — не поверил своим ушам Петр Васильевич.
— Нет! — выкрикнул инспектор. — Не собирался я ничего красть!
— Ну да, ну да, не собирался! — вдова — шаг за шагом — начала наступление на бедолагу, и тот попятился, едва не грохнувшись обратно в выгребную яму.
— Не собирался!
— А кто тогда вскрыл мои бочки и выхлестал из них вино?
Михаил Георгиевич ахнул:
— Как — выхлестал? Всё?
Вдова смерила доктора изучающим взглядом: это еще что за тип такой? Но, похоже, Михаил Георгиевич ей понравился (в скобках заметим, он вообще производил на дам самое благоприятное впечатление — независимо от их возраста):
— Да нет, конечно, — спокойно пояснила она, — не всё. Но когда я его здесь застала, он уже успел отпробовать из одной бочки, наполнил свою флягу из другой, открыл кран у третьей и перешел к четвертой. И вот ведь гад какой: видел, что вино из открытого крана на пол хлещет, но плевать на это хотел!
Михаил Георгиевич повернулся к инспектору:
— Это правда?
Инспектор за свою не слишком путевую и не слишком обремененную законопослушанием жизнь явно больше привык к роли обвинителя, нежели ответчика, и поэтому теперь растерялся совершенно. Он открывал и тут же закрывал рот, не в силах подобрать слова для подобающего ответа, и переминался с ноги на ногу.
— Это правда?
— Конечно, правда! — за инспектора — и как отрезала — заявила вдова.
Тогда только инспектор возмутился окончательно и затараторил:
— Вздор! Чепуха! Враньё и домыслы! Я — честный человек. В жизни ничего себе не присвоил…
Обрывая его, одновременно хохотнули и Петр Васильевич, и Константин, и вдова. Петр Васильевич и вовсе сдобрил свой смех нелицеприятным замечанием:
— Бабушке это своей расскажите! — сказал он. — Или владельцам сливочной лавки, которую вы сегодня… гм… навестили.
Инспектор рукою отер со своего лица навоз и стало видно, что его лицо краснело не меньше, чем лицо вдовы. Только причина заливавшей его краски была другой: инспектор явно осознавал, насколько нелепо звучали его утверждения о честности и бескорыстии перед лицом людей, одного из которых он едва не обобрал на взятку, а с другим (точнее, с другой) буквально несколько часов назад вступил в преступный сговор.
Михаил Георгиевич, уже посвященный в проделки инспектора, тоже ничуть не поверил его заверениям:
— Как тогда и зачем вы здесь оказались?
Инспектор опять замялся, но в конце концов счел, что лучшего всего — говорить правду. И сказал:
— У нее, — кивок на вдову, — ренсковый погреб[674]… вообще-то ренсковыми погребами я не занимаюсь, но тут уж очень соблазнительный случай: учитывая состояние фермы и вообще… вы понимаете?.. я решил, что нарушений в нем — что блох у собаки…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Михаил Георгиевич вздрогнул. «Блохи!» — пронеслось у него в голове. — «Нужно будет Линеара на блох проверить!» И, отвернув воротник пальто, всмотрелся в щенка: Линеар, не подозревая о посетивших его нового друга крамольных мыслях, по-прежнему сладко спал, завернувшись в складки шарфа и только едва-едва показываясь из них посапывавшим носом.
— Да вы меня слушаете или нет?
— Да-да! — Михаил Георгиевич запахнул пальто. — Продолжайте!
— И я был прав! Мне сразу не понравились бочки: я видел их еще при первой моей проверке этой фермы…
— Проверке! — фыркнула вдова, но всё-таки уже настороженно.
— Да! — с вызовом подтвердил инспектор. — Проверке! И бочки эти мне в самом деле не понравились сразу! Ежу ведь ясно: их неоднократно использовали, опорожняя и наполняя вновь! И эта надпись… эта гравировка…
Инспектор вдруг бросился к одной из бочек и начал тыкать в уже известную нам гравировку на обруче — «Vignoble Pierre Ducas»:
— Эта гравировка — липа!
— Бочки настоящие! — тут же возразила вдова и — руки в боки.
Недвусмысленный жест произвел на инспектора впечатление. Он — можно сказать, рефлекторно — отпрыгнул от бочки и попытался спрятаться за спинами Петра Васильевича, Константина и доктора, но все они, как по команде, отшатнулись в стороны: уж очень от инспектора воняло!
— Бочки, — начал тогда оправдывать он, — может быть и настоящие…
Брови вдовы вздернулись, подбородок вильнул: мол, а я что говорю, господа?
— Может быть, настоящие, но их содержимое — нет!
Тишина.
— Да вы сами попробуйте!
Инспектор вынул из какого-то внутреннего кармана флягу и протянул ее Михаилу Георгиевичу. Михаил Георгиевич, увидев вымазанную навозом руку и не менее грязную флягу, отступил на шаг:
— Нет уж, увольте!
— Ну, не хотите, как хотите! Тогда просто поверьте мне на слово: это — не вино. Всё, что угодно, но не вино!
Михаил Георгиевич и Петр Васильевич переглянулись: вином-то, несмотря на то, что на пол оно вылилось в невероятных количествах, на ферме и впрямь не пахло!
— Так что же это? — спросил тогда, еще раз принюхавшись, Пер Васильевич.
— Подкрашенный спирт, да и тот на три четверти разбавлен водой!
— Так вот почему нет запаха!
— Конечно!
— При такой малой концентрации паров спирта все они абсорбируются навозом!
Инспектор не без удивления посмотрел на Петра Васильевича и переспросил:
— Аб… что?
— Абсорбируются, — повторил управляющий. — Да как же вы не знаете? Вы разве не с молоком имеет дело?
— Ну…
— Молоко — тоже прекрасный абсорбент…. Ну, для нас-то, фермеров, — тут же поправился Петр Васильевич, — это обстоятельство — хуже некуда: молоко настолько активно впитывает в себя любые запахи, что приходится… неважно, впрочем.
Теперь уже Михаил Георгиевич не без некоторого удивления посмотрел на слегка покрасневшего управляющего: похоже, и ему, несмотря на весь его передовизм и на всю его вполне показательную честность, было что скрывать!
— Ах, впитываются! — подхватил инспектор, поняв, что означало мудреное слово. — Да-да: всё верно! Для хранения такого большого количества фальсификата лучшего места не найти: молочная ферма — отличное прикрытие. А ферма Лидии Захаровны — особенно!
— Почему это — особенно? — даже искренне оскорбилась вдова, позабыв, что речь вообще-то шла — ни много и ни мало — о ее собственной преступной деятельности. — С какой такой стати?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})— Да потому что у вас тут полный набор, — объяснил инспектор. — Молоко, известь, навоз… это всё то, что прекрасно впитывает пары спирта, особенно в небольших концентрациях.
Глаза вдовы сделались навыкат: похоже, если она и устроила склад фальсифицированного ею вина именно на ферме, то вовсе не потому, что знала о специфических свойствах извести, молока и навоза.
