Пёсий остров - Кристиан Мёрк

Он достает красный паспорт с белым крестом.

— Швейцарский? — спрашивает Штурман и указывает на Гектора жестом недоверчивого таможенника. — Из кантона Швиз? Или как это произносится? Я тебя умоляю. Ты такой же швейцарец, как и я, верно?

— Пистолет выстрелил случайно, — заплетающимся языком оправдывается Гектор. Эмерсон дал ему какое-то питье, чтобы утихомирить боль. Теперь голос Перехватчика звучит так, будто он говорит из-за стенки. На его подбородке слюна. — Мы ничего не собирались у вас забирать. Якоб сказал, что у него тут друзья. И я решил поплыть с ним вместе. Вот и все. Я даже не знаю, кто вы такие.

Штурман проверяет пистолет и качает головой так сильно, что кредитки вокруг его шеи издают пластмассовый шелест.

— Зато я знаю, кто ты такой, мой мальчик. У этой штуки нет ни одной металлической части. Она маленькая и дорогая, и пронести ее можно где угодно. Ты пронес ее через таможню. Ты не курортник, нет-нет. А кто же ты?

— Он просто человек, которого я встретил на пристани, Питер.

Якоб старается говорить спокойно. Но в комнате его как будто не слышат. Руки Гектора пытаются высвободиться из-под клейкой ленты. Белый бинт вокруг его щиколотки темнеет, и что-то течет по ноге.

— Скажи мне, Ханнес Цвингли, — дразнится Штурман, листая паспорт Гектора и морщась под воротником кофты. — Как там лыжный курорт в… например, в Гольдау? Куда лучше отвезти жену и детей?

Его зрачки горят как угольки, превращая бронзовые тени в смоль. Он не ждет ответа. Он хочет унизить Гектора. Он хочет, чтобы его уважали.

— Голова болит, — жалуется Гектор. — Что было в этом…

— Ты даже не помнишь, из какого города ты предположительно родом, не так ли? — допытывается он, моргая. — Кто ты, демон? Или божий ангел смерти? Тебя послали сюда наказать меня за то, что я сделал?

— Что ты сделал? — спрашивает Якоб, ощущая дыхание смерти, рыскающей поблизости. Он вспоминает чувство, охватившее его в самолете. Эхо. Призраки.

— Расскажи мне, Питер.

Гектор роняет голову на грудь. Он пытается ее снова поднять, но не может.

— Мне нехорошо, — говорит он.

Глаза Штурмана блестят. Он качает головой, как будто прислушиваясь к кому-то невидимому, и жестокость в них тускнеет. Теперь через край паспорта смотрит испуганный мальчик.

— Или ты капитан Петреус? — шепчет он Гектору, пятясь к стене.

— Кто такой Петреус? — не успокаивается Якоб, пододвигаясь поближе к пистолету, лежащему перед стариком. Еще несколько секунд. Пусть говорит дальше. — Это твой друг?

Изменчивые пески в сознании короля в один миг отступают, и он снова чувствует запах ухоженных роз, соединяющих его прошлое с настоящим всех присутствующих. Он поднимает взгляд и хватает пистолет раньше, чем Якоб успевает положить на него руку.

— А ты, — говорит он, указывая на Якоба пистолетом в ничуть не дрожащей руке, — получил любовную записку, верно? — Штурман поворачивается к Селесте и одаривает ее полным презрения взглядом. — От своей подружки?

Якоб чувствует, как страх покидает его. Если Авраам и сидит на его плече, шепча очередное бессмысленное предупреждение, то Якоб его не слышит. Разбитый локоть тоже молчит, и Якоб дышит спокойно, думая о Лоре. Может быть, мы скоро увидимся, любимая, думает он, гадая, почувствует ли боль. Он столько раз уворачивался от смерти, что она перестала его впечатлять.

— Люди беспокоятся о Селесте и Эмерсоне, Питер, — говорит Якоб, подходя так близко к Штурману, что видит засохшую кровь, где тот порезался во время бритья. — И о Памеле тоже. Я пришел за ними. Давай поговорим про Памелу, Питер. Давай?

— Не слушай его! — кричит Эмерсон и сбивает Якоба с ног, не дожидаясь приказа. Он заносит пустую бутылку из-под вина, чтобы ударить его еще раз. На его сожженных солнцем щеках горят слезы.

— Ты пришел забрать мою семью! — негодует Штурман. Его подбородок начинает дрожать, и он взводит курок на пистолете. — Как ты можешь… Почему люди так жестоки?

— Ударить его снова, Питер? — спрашивает Эмерсон, чьи слезы сами не знают, высыхать или продолжать литься. Потому что их хозяин в таком же смятении.

— Сперва положи паспорт, куда следует, — велит Штурман. Он смотрит в абсолютной тишине, как Эмерсон открывает сундук в углу, аккуратно кладет внутрь фальшивый документ Гектора и тщательно запирает сундук. Дыхание Гектора становится прерывистым.

— Взлетное поле, — произносит Якоб, потирая голову и пытаясь подняться. — Вы ее где-то там держите, да? Мы слышали крик.

— Я ничего не слышал, — бормочет Гектор, стараясь удержать язык во рту. Он смотрит на пистолет в руках Штурмана. Его зрачки огромны, как монеты. — Горло… Я начинаю… Можно мне воды?

— Взлетное поле, Питер, — продолжает Якоб, позволяя злобе разогреть ушиб за ухом и пересилить боль. — Ты ее держишь где-то под землей. Если будет сильный дождь, она там скоро утонет. Ты об этом подумал? Я не хочу забирать твою семью. Ты сам их убиваешь, одного за другим, не так ли? Тебе не обязательно это делать. Давай я помогу тебе.

Такой наглости в присутствии единовластного короля Пёсьего острова не позволял себе никто. Даже те, кто знал, что им предстоит умереть. Даже фонари перестают трещать и висят в полном молчании, ожидая, как король отнесется к оскорблению Якоба. Селеста сжимает кулаки. Ее губы сжаты так плотно, что кажется, будто ее рот кто-то нарисовал карандашом.

Штурман потирает лоб, как будто пытаясь что-то вспомнить. Никто в комнате не знает, что пески пустыни снова наступают на его измученный разум, накрывая ароматные цветы, которые он взращивал целую жизнь. Он моргает. Улыбается. И снова смотрит глазами двенадцатилетнего.

— Я пойду спать, — заявляет король, царапая кольцами пистолет и отправляясь в заднюю комнату. — Ты позаботишься о них, мой мальчик?

— Не волнуйся, Питер, — обещает Эмерсон, уставившись на Якоба и бесчувственного Гектора безжалостным взглядом. Он ждет, когда хозяин закроет за собой дверь, и только потом сходит с места. Селеста, не спрашивая разрешения, кладет руку на голову Якоба и вздыхает с облегчением. Затем она смотрит на зятя и хочет сделать что-то, чего не посмела бы за все время, что они находятся здесь.

— Сядь, — приказывает Эмерсон Якобу усталым голосом и открывает секретер с ракушками и наручными часами. Он что-то ищет в верхнем ящике.

— Если хочешь убить меня, хотя бы сделай это молча, — говорит Якоб. — Ты меня бесишь своим мушкетерством, понимаешь? У него заложница, я в курсе. Ты думаешь, я ничего не знаю?

Эмерсон поворачивается, обеими руками держа что-то черное и блестящее.

Вспышка — и Якоб закрывает лицо рукой. Еще одна вспышка, затем какой-то шум, затем рыжий поворачивается и закрывает ящик. Когда зрение Якоба проясняется, он видит, что Эмерсон размахивает руками, как будто обжегся. В каждой руке он держит по белому прямоугольнику и машет ими, как крохотными крыльями. Затем он останавливается и смотрит на полароидные снимки.

На одном Якоб, на другом Гектор.

Неловкость, от которой Якоб только избавился, снова наполняет воздух как грязная река. Эмерсон тянется к веслу над туалетным столиком и приклеивает два новых снимка туда, к выцветшим. Даже издалека Якоб может различить контур на том снимке, который оказывается рядом с его. Это женщина в красной рубашке. Ее рот открыт, ее глаза глядят удивленно. Видимо, это было недавно. Но ее время в тот момент истекло.

— Она была жива или мертва, когда ее сфотографировали? — спрашивает Якоб.

— Не знаю, — равнодушно отвечает Эмерсон. — Меня тогда здесь не было.

— Скольких он убил?

Но Эмерсон отворачивается, прикусив губу. Многих. Слишком многих.

Якоб пытается подсчитать снимки, но сбивается на пятнадцатом.

— Хочешь, чтобы ты и твоя семья украсили это весло? — спрашивает он. — Или предпочтешь как-то с этим разобраться?

— Посмотри на меня, — говорит Эмерсон, более не в силах сдерживать жидкий стыд, льющийся из глаз. — Посмотри, во что я превратился!

Он сползает по стене на пол и закрывает лицо руками.

Селеста стоит рядом с Якобом, явно не намеренная утешать несчастное существо, дрожащее от чувства вины. Она прислушивается, не возвращается ли Штурман. Но громкий храп заглушает даже неумолкающий шум ветра. Тогда она берет Якоба за руку и тянет его к двери, ведущей к пляжу. Они быстро выходят на черный песок, белые пальцы ног на черном, как домино.

— Гектор мертв? — спрашивает Якоб, когда они отходят на достаточное расстояние. Фонари бросают оранжевые отсветы на деревья.

Селеста качает головой. Она закрывает глаза и слегка оседает. В отключке, но жив.

— Я собираюсь сегодня спасти твою сестру, — говорит Якоб. — Ты мне поможешь?

Вой ветра чуть стихает, как будто ответ Селесты волнует шторм больше, чем несчастные люди, ищущие спасения от стихии. Селеста оглядывается на бамбуковый дом, чтобы убедиться, что никто не смотрит. Затем она выпячивает челюсть и поднимает голову. Невозможно понять, о чем она думает. Но она на что-то решилась.