Там мы стали другими - Томми Ориндж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я всегда думаю о мужчинах, которые делают такие вещи. Я знаю, они где-то там…
– Тот же Пол, – подсказывает она.
– Ты же знаешь, каково ему пришлось. Да и не о нем мы говорим.
– Ты в чем-то права. Но разница между мужчинами, которые похищают женщин, и среднестатистическим жестоким пьяницей не так велика, как ты думаешь. А есть еще больные свиньи в высоких местах, которые платят за наши тела на черном рынке биткоинами, и какой-то извращенец там, наверху, кончает, прослушивая записи женских криков, пока нас рвут на части, колотят о цементный пол в тайных темницах…
– Господи, – вырывается у меня.
– Что? Ты думаешь, этого нет в реальной жизни? Те, кто занимается этим грязным бизнесом – нелюди. Ты их никогда не увидишь, потому что они – невидимки. И им все мало, они хотят больше и больше, хотят то, чего не так-то легко получить – записанные крики умирающих индейских женщин, возможно, даже таксидермированный торс, коллекцию голов индейских женщин, которые уже, должно быть, плавают в резервуарах с голубой подсветкой в секретном бункере на верхнем этаже офисного здания в центре Манхэттена.
– Ты, похоже, глубоко в теме, – говорю я.
– Я встречаюсь со многими женщинами, – продолжает она. – Все они оказались в ловушке насилия. У них есть дети, о которых надо подумать. Они не могут просто уйти, с детьми, без денег, без родственников. Я должна предложить им какие-то варианты. Уговорить их пойти в приюты. Мне приходится слушать истории о том, как мужчины порой заходят слишком далеко. Так что нет, я не призываю тебя вернуться. Я отвезу тебя на автобусную станцию. Но я хочу сказать, что тебе нельзя находиться здесь, на обочине шоссе, ночью. Ты должна была отправить мне сообщение, попросить подвезти.
– Прости. Я думала, что увижу тебя после работы.
Я чувствую себя усталой и немного взвинченной. У меня всегда так после сигареты. Не знаю, зачем я курю. Я широко зеваю, прислоняясь головой к окну.
Я просыпаюсь, и перед глазами мерцает пятно какой-то возни. Гектор обхватывает Джеральдину руками – тянется к рулю. Мы петляем, уже не на шоссе. Мы на Рено-авеню, сразу за мостом через реку Оклахома, недалеко от автобусной станции «Грейхаунд». Джеральдина все никак не может стряхнуть с себя Гектора. Я хлопаю Гектора по голове обеими руками, пытаясь остановить его. Он кряхтит, как будто не понимает, где находится и что делает. Или как будто очнулся от плохого сна. А может, все еще во сне. Мы резко сворачиваем влево, затем еще сильнее вправо, перепрыгиваем через бордюр, мчимся по траве и влетаем на парковку «Мотеля 6», врезаясь прямо в переднюю часть припаркованного там грузовика. Бардачок выскакивает наружу и крушит мне колени. Мои руки взлетают к лобовому стеклу. Ремень безопасности натягивается, впиваясь в тело. Мы останавливаемся, и мое зрение затуманивается. Мир слегка вращается. Я оглядываюсь и вижу, что лицо Джеральдины превратилось в кровавое месиво. Сработала подушка безопасности и, похоже, сломала ей нос. Я слышу, как открывается задняя дверь, и вижу, как Гектор вываливается из машины, потом кое-как вскарабкивается на ноги и ковыляет прочь. Я включаю телефон, чтобы вызвать «Скорую помощь», и тут же на экране вспыхивает входящий вызов от Пола. Я вижу его имя. Его фотографию. Он за своим компьютером на работе, в крутом индейском прикиде, с гордо поднятым подбородком. Я отвечаю на звонок, потому что до автостанции рукой подать. Теперь он ничего не может со мной сделать.
– Что, какого черта ты звонишь? Мы только что попали в аварию, – кричу я.
– Где ты находишься?
– Не могу говорить. Я вызываю «Скорую».
– Что ты делаешь в Оклахома-Сити? – спрашивает он, и мое сердце падает. Джеральдина смотрит на меня и одними губами произносит: «Жми отбой».
– Не знаю, откуда ты это взял, но я вешаю трубку.
– Я почти на месте, – говорит Пол.
Я нажимаю отбой.
– Черт, ты сказала ему, где мы?
– Нет, черт возьми, я ничего ему не говорила. – Джеральдина вытирает нос рубашкой.
– Тогда откуда он знает, что мы здесь? – Я обращаюсь скорее к себе, а не к ней.
– Черт.
– Что?
– Гектор, должно быть, отправил ему сообщение. Гектор сейчас не в себе. Я должна догнать его.
– А как же твоя машина? Ты сама-то в порядке?
– Со мной все будет тип-топ. Доберись до автобусной станции. Спрячься в туалете до отправки автобуса.
– Что ты собираешься делать?
– Искать брата. Я должна убедить его прекратить делать то, что он делает или думает, что делает.
– Как давно он вернулся?
– Всего месяц назад, – говорит она. – И в следующем месяце его снова отправят на фронт.
– Я даже не задумывалась о том, что мы все еще воюем. – Я неловко обняла ее сбоку.
– Иди, – говорит она. Я не отпускаю ее.
– Иди. – Она отталкивает меня. Мои колени затекли и болят, но я бегу.
Вывеска «Грейхаунд» тянется вверх, как маяк. Но свет уже погас. Неужели я опоздала? Который час? Я смотрю на свой телефон. Еще только девять. Все в порядке. Я оглядываюсь и вижу машину Джеральдины там, где мы ее оставили. Копов пока нет. Я могла бы позвонить и дождаться полиции, рассказать, что случилось, рассказать про Пола.
Автостанция как будто вымерла. Я иду прямиком в туалет. Сидя на корточках на унитазе в одной из кабинок, я пытаюсь заказать билет по телефону. Но звонит Пол. Я не могу сделать заказ, потому что его звонки постоянно прерывают меня. Я вижу текст в верхней части экрана и пытаюсь игнорировать его, но не могу.
«Ты здесь?» – читаю я текст. Я знаю, что он имеет в виду автобусную станцию. Должно быть, он видел машину Джеральдины, видел, что рядом станция «Грейхаунд».
«Мы в баре за углом от того места, где разбились», – пишу я.
ЧУШЬ СОБАЧЬЯ, отвечает он. И снова звонит. Я нажимаю верхнюю кнопку на панели телефона. Пол, наверное, здесь. Идет по автовокзалу. Выискивает глазами огонек моего телефона. Прислушивается к его вибрации. Он не станет заходить в туалет. Я отключаю вибрацию
