Иные чувства, иные миры - Дорис Джонас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Высказывались предположения, что муравьи общаются с помощью своего рода языка антенн. Ещё в 1810 году Юбер в своей книге «Жизнь и смерть местных муравьёв» (изданной в Париже и Женеве) выдвинул идею о том, что они «разговаривают» путём касаний усиками, и эта идея стала довольно популярной. Недавно были предприняты попытки дискредитировать её, но современные полевые работники считают, что, вероятно, у муравьёв действительно существует какая-то форма общения с помощью антенн и, возможно, также с помощью движений передних ног.
Известно, что в дополнение к своему самому важному языку, химическому языку феромонов, муравьи также общаются, хотя и не очень часто, с помощью звуков — посредством стрекотания. Тем не менее, ни один из их языков не кажется подходящим для почти мгновенных взаимных переговоров и принятия решений, связанных с такими объединёнными действиями десятков и сотен тысяч отдельны особей.
Матка не может принять решение — у неё не было бы возможности узнать, наглядно представить и оценить местность, находящуюся на расстоянии многих ярдов от неё; также невозможно поверить, что существует своего рода совет муравьёв, отвечающий за принятие решений для колонии. Компьютерная модель также не является адекватной. Мы бы скорее предположили, что принятие решения — это не свойство чего-то, физически существующего в репертуаре муравьёв, но что это эмерджентное свойство сложных взаимодействий между множеством разумных особей, во многом напоминающее то, как мысль является продуктом сложного взаимодействия миллиардов отдельных нервных клеток, но она не является свойством ни одной из них.
Все эти примеры — инки, майя и древние египтяне, а также термиты, муравьи и другие общественные насекомые — представляют не иные чувства, а скорее иные способы организации труда существ, обладающих знакомыми нам чувствами. В ходе раздумий о том, с какой разумной жизнью мы могли бы встретиться, когда однажды отправимся в путешествие по другим солнечным системам, они наводят нас на новые мысли.
Цивилизация древних египтян просуществовала дольше, чем любая другая человеческая цивилизация. Сохранились свидетельства её развитости ещё в 4500 году до н.э., и она, защищённая пустынями со всех сторон, кроме севера, где преградой для неё было Средиземное море, просуществовала, хотя и с разрывом между Древним и Новым царствами, до первого века нашей эры, когда, успокоенная долгими веками свободы от нападений извне, она пала перед горсткой римских солдат.
Если бы такая цивилизация возникла на другой планете в отсутствие воинственных соседей, она, возможно, просуществовала бы ещё долгие века, и мы увидели бы там сказочный образ жизни, роскошь, великолепную архитектуру и непревзойдённое искусство при почти полном отсутствии технологий, за исключением простейших инструментов — огня, колеса, брёвен-катков, платформ, рычагов и некоторых режущих инструментов.
Древние египтяне потеряны для нас — они были поглощены мусульманским миром арабов через завоевания и браки. Лишь их памятники сохранились, чтобы рассказать нам о тех чудесах, которых они достигли. Их искусство и умения, а также многие из их идей попали на Крит и в Грецию, и в этих местах были преобразованы в формы, которые со временем легли в основу наших современных законов и искусств. Однако сами люди исчезли с лица земли.
С термитами и другими общественными насекомыми дело обстоит совсем иначе. Муравьи, например, не менее успешно, чем люди, приспосабливаются к различным климатическим условиям и средам обитания. Их колонии процветают на холмах и равнинах, в пустынях и лесах, на всём пространстве от границы лесов в Арктике до Огненной Земли, крайнего юга Южной Америки, и до Тасмании; их можно найти практически на любом океаническом острове от Исландии и Алеутских островов на севере до Тристан-да-Куньи и Кэмпбелла на юге.[25] Численно они — самая богатая группа: они насчитывают больше родов и видов, чем все другие общественные насекомые вместе взятые, а их экологические и социальные адаптации просто поразительны. Среди форм их пищевой специализации можно найти питание равноногими ракообразными, яйцами членистоногих, другими муравьями, семенами, выделениями других насекомых, которых они одомашнивают и «доят», или особыми грибами, которые они выращивают на экскрементах насекомых или растительной массе — это эквиваленты наших мяса, яиц, зерна, молока и урожая культурных растений.
Сложные сообщества муравьёв эволюционировали на ранних этапах истории жизни и оказались настолько идеально приспособленными и стабильными, что существовали практически без изменений на протяжении сотен миллионов лет.[26] Уже из одного этого факта очевидна их совершенная успешность, заставляющая нас задуматься о возможности того, что на других планетах, независимо от того, какие чувства там преобладают и какие существа ими пользуются, их разум может быть организован таким же образом: то есть, он возникает органично как следствие сложности их групповой жизни и вовсе не является свойством отдельных особей, как мы привыкли думать о нём.
Вид живых существ, организованный таким образом, не обязательно должен быть похож на термита или муравья. Теоретически, отдельная особь могла бы иметь любой облик, при условии, что он развивался бы в свою окончательную форму, проходя через ряд этапов, на которых тело этой особи могло бы подвергнуться модификации в соответствии с потребностями группы, а её нервная система была бы не такого типа, который однажды мог бы эволюционировать в индивидуальный мозг.
Если бы всё случилось именно так, то, разумеется, если бы мы попали в такой мир, у нас не было бы никакой возможности общаться с его обитателями. Каждый индивид обладал бы строением, предназначенным для выполнения только своих собственных задач, не обладая особым пониманием ни своей собственной деятельности, ни её значимости для группы. «Разум» группы заключается не в умах «лидеров», которые ею руководят, а в органичном функционировании единого целого.
ПРЕДЕЛЫ ЧУВСТВИТЕЛЬНОСТИ И ГЛУБИНЫ
Создавая образы других возможных цивилизаций, возникающих на основе иных видов разума, отличных от нашего, мы должны также иметь в виду, что возможно — и даже вероятно, — что те чувства, которые нам знакомы, могут возникнуть вновь в других мирах, но с расширенными пределами чувствительности или с большей глубиной. В этом случае чувства были бы не просто острее, чем те, что мы знаем, но и приобретали бы иное качество.
Мы уже давали некоторое представление об этих возможностях: пчёлы, например, воспринимают часть спектра, отличную от видимой нами, так что для них «реальность» окружающего мира полностью отличается от нашей «реальности». Мы также говорили о том, что мир собак — это мир запахов, совершенно не похожий ни на что из того, что мы знаем. Разумеется, по интегрирующей способности нервная система пчелы не может сравниться
