Wunderland обетованная - Петр Заспа

Александр Иванович смотрел на исчирканную карандашом штурманскую карту и слушал доклад. По описаниям он и без фотоконтроля понимал, что экипаж видел именно искомую лодку, потому что столько о ней слышал, что уже казалось, будто видел ее своими глазами. Неожиданно в кабинет начальника разведки ворвался командующий Головко. Махнув рукой вскочившему Александру Ивановичу, он нетерпеливо спросил:

— Ну?

— Она.

Командующий флотом взволнованно вздохнул и, подойдя к столу, склонился над картой.

— Севернее этой точки дежурит «Урицкий».

— Так точно, товарищ вице-адмирал. Севернее тридцать миль.

— Поднять все силы флота! Лидировать в поиске будут новые эсминцы, остальным работать по их указаниям!

— Так точно, товарищ командующий. Эсминцы «Грозный», «Гремящий» и «Громкий» уже готовы к выходу в море. Предлагаю этот район до их прибытия периодически прочёсывать МБРами. Вдруг снова объявится.

— Хорошо, Александр Иванович, действуй. — Головко неожиданно поморщился. — Нужно позвонить в Москву, Берии.

Неожиданно в раскрытую дверь из кабинета командующего донёсся перезвон телефона правительственной связи.

«Вспомни… а оно тут как тут», — мрачно подумал Головко и побрёл назад, в кабинет, на ходу обдумывая разговор с всесильным наркомом.

Треск горящих дров ласкает слух, тепло от печи приятно обволакивает лицо — Максим был уверен, что всё это ему снится. Раскрой глаза, опять окажешься заваленным с головой в снежном сугробе. Он даже чувствовал на груди его тяжесть. Но рядом слышались лёгкие шаги, и это не вписывалось в формат последнего сна затухающего мозга. Определённо, рядом кто-то осторожно, боясь разбудить, ступал по скрипящему полу, и тогда он открыл глаза. Тяжёлый белый тулуп мохнатым воротником щекотал нос, закрывая его до глаз. Максим заворочался, собираясь чихнуть, но неожиданно рядом раздался звонкий голос:

— Папа, папа, он проснулся!

Хлопнула дверь, и ему в лицо заглянула широкая и седая борода.

— Ну?

Рядом, загрохотав пододвигаемым табуретом, появился ещё один мужчина. Он был моложе, и вместо окладистой бороды, как у первого, у него на подбородке был аккуратный чёрный клинышек.

— По-русски понимаешь?

— Понимаю, — удивлённо ответил Максим. — А вы кто?

— Он наш! — рядом с головой первого бородача появилось румяное девичье лицо. Смутившись, девушка сконфуженно добавила: — Я же говорила!

— Наши в немецкую форму не рядятся, да и взяться им здесь негде.

— Да и немцам здесь тоже неоткуда появиться, — возразил обладатель седой бороды.

— У него автомат немецкий и куртка.

— Но говорит-то он по-русски.

Первый бородач разместился с одного боку кровати, тот, что помоложе — с другого. Максим, следя за их спором, вертел головой с бороды на бороду и наконец решился спросить:

— Это полярная станция? Вы полярники?

— Мы-то полярники, а вот ты кто?

Максим дёрнулся, пытаясь сесть, но его тут же уложили на место.

— Лежи! Мы тебя так послушаем.

— Вы не понимаете! — ещё раз безуспешно попытался вскочить Максим. — Я наш! Я русский! А немцы здесь недалеко от вас.

— Погоди.

Бородач, сидевший по левую руку, остановил его, подняв ладонь.

— Ты, значит, хоть и русский, а знаешь, где находятся немцы?

— Конечно! Я же от них сбежал!

Полярник, сидевший по правую руку, в вязаном свитере с воротом до ушей, постоянно дёргал клин бородки. Он скептически посмотрел на Максима и произнёс:

— Тимофей Иванович, он или провокатор, или не в себе. Какие здесь немцы?

— Ты записывай, а я допрашивать буду.

— Допрашивать? Кого допрашивать? Меня? — Максим взвился, пытаясь сбросить тяжёлый тулуп. — Да я столько брёл, чтобы вас найти, а вы — «допрашивать»!

— Ты ляг и не вставай! — прикрикнул на него сидевший слева Тимофей Иванович. — А ты как хотел? Мы как тебя нашли, так сразу радиограмму на Большую землю отправили. А оттуда приказ пришёл: допросить и протокол допроса им отстучать. Откуда у тебя немецкие вещи, если ты не немец?

— О-о-о! — застонал, соображая, с чего начать, Максим. — Я у немцев взял, а их медведи сожрали.

— Немцев, значит, сожрали, а тебя нет? Ладно, давай по порядку. Как звать?

— Зайцев Максим. Поймите, немцы у вас под боком! Сюда надо вызывать десант или кого там? Корабли! Хотя лучше с берега, их орудие на море направлено!

Сидевший с протоколом в руках хмыкнул и спросил:

— Партийность?

— Что?

— Коммунист?

— Да при чём здесь партийность? Я же вам про немцев твержу!

— Понятно. Пишу: беспартийный. Корабли, говоришь? Крайнее судно когда у нас было, Тимофей Иванович? Ещё в мае?

Максим сполз по подушке и протяжно вздохнул. Вот тебе и тепло и уют, и сердечное радушие!

— Поесть дадите?

Тимофей Иванович кивнул заглядывавшей через плечо девушке:

— Дашка, принеси ему тушёнку с хлебом.

От этих слов у Максима закружилась голова.

— Так где, ты говоришь, немцев видел? — Тимофей Иванович показал напарнику на стол: — Феликс, подай карту.

Сложенный вчетверо затёртый лист карты был меньше тетрадного листа, и Максим никак не мог сообразить, какой участок острова он показывает. Вдруг перед глазами мелькнуло знакомое название.

— Вот! Мыс Утешения!

— На Утешения? — Тимофей Иванович удивлённо посмотрел на карту. — Феликс, вы же там недавно с ребятами проходили?

— Конечно, проходили! Нет там никого.

— Немецкая база под землёй! Она спрятана в скале! Потому вы её и не заметили.

Максим начинал злиться. Проделать такой путь, чтобы сейчас из него делали полного идиота? Это уже слишком! Несмотря на пытавшиеся его уложить на кровать руки, он сел, выставив из-под тулупа голые ноги.

— Смотрите! — Максим исступленно тыкал пальцем в разложенную на коленях карту. — Вот здесь, у самого берега, есть небольшой причал. Его не спрятать. А рядом утёс. У его подножья и есть вход в базу. А на вершине башня корабельного орудия!

Тимофей Иванович с сомнением посмотрел на Феликса.

— Что скажешь?

— Врёт!

— Что-о? — у Максима от возмущения вытянулось лицо.

— И знает, о чём врёт! Там действительно есть заброшенный причал, сооружённый ещё до войны артельщиками. Я вначале подумал, что он просто не в себе, а теперь вижу, что это хитрый провокатор!

— Сам ты!

Максим хотел схватить Феликса за бороду, но Тимофей Иванович с помощником вскочили и, придавив лицом в подушку, заломили ему за спину руки.

— Всё! Всё! — взмолился Максим.

От боли потемнело в глазах. Но ещё больнее было от обиды.

— Там остались мои товарищи, — он застонал и, распластавшись на кровати, шмыгнул носом. — Я искал вас, чтобы предупредить вас и спасти их. А вы…

— Против нас разыгрывается какая-то хитрая диверсия, — не сдавался Феликс. — А это продажный провокатор, подосланный немцами, чтобы уничтожить нашу станцию.

— То-то и не вяжется. Если бы его подослали немцы, то он был бы в советской форме и с ППШ на шее, и не лежал бы в снегу, обмороженный. А к мысу Утешения, Феликс, придётся сходить ещё раз.

— Нельзя туда вам идти, — успокоившись, Максим снова свесил с кровати ноги. — Нужна помощь, и побольше. Там немцев немного, но они особенные и очень сильные.

— Ну конечно — богатыри из Тюрингии! — хмыкнул Феликс. — Ты лучше расскажи, как ты им продался.

Максим уткнулся лицом в ладони и тоскливо вздохнул.

— Больше всего мне сейчас хочется назвать тебя редкостным мудаком, но боюсь, что вы опять начнёте крутить мне руки. У немцев в плену два моих друга. Над ними проводят страшные опыты. Я с невообразимым трудом выбираюсь оттуда, брожу по тундре, бегаю от медведей, жру птиц и мышей, еле живой приползаю к вам, а вы мне устраиваете допрос с пристрастием и ещё обвиняете чёрт знает в чём. Где справедливость?

Матвей Иванович кашлянул в кулак и, заметив застывшую в дверях с подносом дочку, смущённо сказал:

— Ты пока поешь, а потом ещё поговорим. Ты это… в общем, извиниться никогда не поздно, гораздо страшнее ошибиться. Но всё равно, пока я не получу указаний с Большой земли, ты считаешься под арестом. Что ты нам сейчас рассказал, я, конечно, немедленно передам в управление Главсевморпути, а там пусть они решают, что дальше делать. Пусть хоть сам Папанин сюда летит, мне без разницы, как скажут, так и будет.

Матвей Иванович с Феликсом вышли. На отцовский табурет тут же опустилась Даша и протянула Максиму поднос. На алюминиевой тарелке красовалась сохранившая форму банки тушёнка, а рядом нарезанная половинка хлеба. Почуяв ударивший в нос запах мяса, Максим жадно протянул руки и схватил тарелку. Набив рот, он блаженно зажмурился.

— В жизни не ел ничего вкуснее, — промычал он, раздувая щёки.

Девушка улыбнулась: