Приданое для Царевны-лягушки - Нина Васина

- Ну, я - мадам, - повела плечами санитарка Хвостова, с интересом разглядывая остолбеневшего Платона. - Чего надо?

- Э-э-э... позвольте ручку, - вдруг произнес Платон и, наблюдая себя как бы стороны, ужаснулся - он согнулся в спине и попытался взять руку старушки. Позже, обдумывая свой поступок, Платон понял - это было единственной возможностью посмотреть вблизи и, может быть, даже пощупать шелк халата, чтобы иметь полную уверенность. Но бог мой! - все на подсознании, все - как в бреду: тело делает, а мозг ужасается.

- Чего это? - дернулась старушка, но не испугалась.

- Позвольте ручку поцеловать.

Поцеловать не удалось, потому что все время ушло на выдергивание морщинистой лапки из широкого раструба халата, сшитого, вероятно, по крою кимоно. Пришлось ограничиться быстрым пожатием. Но когда Платон выпрямился, он был твердо уверен, что покрывало, из которого мадам Хвостова сшила себе халат, попало в морг из его загородного дома - никаких сомнений. Он внимательно рассмотрел небольших райских птичек, вышитых красными, синими и золотыми нитками на зеленом фоне.

- Чего надо, я не понимаю?! - в голосе Хвостовой появились истерические нотки.

- Да, собственно, всего лишь небольшая консультация. Позволите?

- Чего?

- Спросить позволите? Как у специалиста. Давно интересовался. Номера на неопознанных телах у вас в морге начинаются с трехсот. Так ведь?

- Точно, - мгновенно сориентировалась Хвостова. - А кому это надо?

- И как же получается: неопознанных небось за год наберется больше сотни, а номеров - всего сто.

- Так мы снимаем их с той ноги, которая пошла на захоронение, и вешаем на новую ногу! - громко, с азартом разъяснила Хвостова.

- Благодарю, - проникновенно произнес Платон. - Вы избавили меня от лишних и совершенно бесперспективных размышлений. Благодарю.

Он не помнил, как оказался в машине, просто вдруг обнаружил себя, сидящим в джипе, совершенно вымотанным и мокрым. Платон отметил эту странность похудев, он стал ужасно потеть. Ничего не поделать - придется возвратиться домой и переодеться.

Никаких планов по выяснению, что сейчас находится за дверью с табличкой "Отдел кадров" в подъезде дома номер шесть по Разъезжей улице, у Платона не было. Мелькнула мысль - а не поехать ли туда немедленно, с мокрыми от пота волосами, и поинтересоваться, что за заведение не может позволить себе приличной таблички под стеклом? Но сил не было. Платон Матвеевич, совершенно изнуренный посещением морга и санитарки Хвостовой, сколько ни подбадривал себя по дороге домой - он нашел, во что был завернут Богуслав, просто поехал и нашел! - решил все же слегка передохнуть и составить план дальнейшего расследования.

В квартире Платон первым делом заперся в ванной. В халат он после душа не облачался - завернулся в простыню, прошел к себе спальню и обнаружил там монашенку перед выпотрошенным на пол содержимым ящиков его комода.

- А я тут убираюсь, чищу...

- Немедленно выйди и закрой дверь. Я буду спать, - пробормотал Платон, рухнул на застеленную кровать и заснул в промокшей простыне за те десять секунд, пока Лужана на цыпочках пробиралась к двери.

Поздно ночью он проснулся от странных звуков. За стеной его спальни содрогался большой разложенный диван - кровать молодоженов. Платон закрыл голову подушкой - неуемный Федор! - и только собрался опять заснуть, как дернулся и сел. Он вспомнил, что Федора нет.

На часах - три пятнадцать. Слегка зачумленный после долгого сна, Платон несколько минут хранил в себе ощущение раздражения на Федора в суеверной попытке вернуть прошлое. А вдруг, если злиться на старшего племянника - не дает спать, завидовать его силе молодости, прощаться с диваном - скоро от таких скачек он развалится... вдруг! - все вернется. Если очень захотеть.

Полностью проснувшись, Платон испугался и совершенно не знал, что делать выходить ли из спальни? Ужас перед тем, что он может увидеть в проеме двери в ванную голую маленькую красавицу, которую закроет своим телом подбежавший Федор... Этот ужас был не самым ужасным. Если из имеющихся в квартире персонажей попробовать составить любовную пару, учитывая, что сам он сидит истуканом на кровати, вот это будет ужас так ужас!

Скоро звуки затихли. Платон сидел в тишине, подложив под спину подушку, и уже задремал, устав прислушиваться, как вдруг почувствовал странный запах.

- Горим... - прошептал он, откидывая одеяло.

- Горим! - заверещала в коридоре монашка.

Выбежав в коридор, Платон столкнулся с нею. Лужана уже успела сбегать за графином в кухню, поэтому Платон тут же оказался облитым ниже пояса. Мешая друг другу, они прорывались в гостиную, из-под дверей которой пробивался дым.

Первым ворвался Платон и сначала ничего не мог разглядеть в темноте. Бросившись к окну, он открыл его, зажег верхний свет и застыл, пораженный.

На полу возле дивана на металлическом подносе что-то тлело, ужасно воняя и дымясь. Рядом с подносом стоял голый Вениамин с выражением глубокого удовлетворения на лице. Он просто сиял, словно совершил наконец давно желаемое и крайне необходимое.

- Изыди, сатана! - закричала Лужана, падая перед Веней на колени и тряся крестиком с груди.

Размахивать им она не могла - мешала короткая веревочка.

- Брысь! - заметил ее Веня. - Пошла отсюда.

- Господи, сохрани наш разум и избави от лукавого! Прости неразумному грехи его!..

- Замолчи! - попросил Платон и подошел к племяннику поближе. - Что ты... Что это горит?

- Да совсем не горит, черт бы ее побрал, - отозвался Веня, пристально наблюдающий за дымящейся массой на подносе. - Надо было бензину принести, не догадался.

- Не упоминай черта, ибо Сатана везде, в тебе и во мне, ждет, когда позовут! - почти жалобно no-is просила Лужана и стукнулась лбом в пол.

- Убери эту гадость, Тони, - показал на нее пальцем Вениамин. - У меня сейчас не такое настроение, чтобы со всякой дрянью общаться.

- Илиса! - позвал Платон. - Забери монашку. Илиса! - Только он удивился, что та не пришла на . шум, как Веня тронул его за руку.

- Илисы больше нет, - сказал он, кивнув на дымящийся поднос.

У Платона подкосились ноги. Вышло удачно - упал задницей на диван.

- Ты обиделся за то, что она тебе успокоительное подсыпала, да? прошептал Платон, вытирая пот с лица. - Это я попросил, чтобы ты не натворил бед, чтобы посидел дома, что ты сделал, сынок?

К этому моменту Платон сообразил, что кучку на подносе нельзя даже приблизительно соотнести с тем, что могло остаться после упитанной девочки после сожжения, и стал понемногу приходить в себя.

- Где Илиса? - спросил он строго.

- Нету больше Илисы. Теперь будет только Вася. Всегда - только Вася! радостно сообщил Веня, всмотрелся, наклонившись, в догорающие остатки и кивнул: - Пожалуй, с нее хватит! - И вдруг, расставив ноги и прогнувшись назад, начал...

- Прекрати сейчас же, - прошептал Платон, не в силах отвести глаз от струи, которой племянник пытался потушить дымящуюся кучу.

- Не мешай, Тони. Настоящие охотники так тушат костер.

"Пожалуй, Илиса переборщила с транквилизаторами", - подумал Платон, с трудом выдерживая запах, образовавшийся после "тушения костра настоящим охотником".

В этот момент тоже начавшая кашлять от удушливого запаха Лужана спросила:

- А кто такой Вася? Где он?

Вениамин бросил в нее сначала подушку, но Лужана удачно успела добраться до двери, несмотря на прямое попадание. Книжка, которую Веня бросил потом, ударилась в закрывающуюся половинку двери.

Подсев к Платону, Веня наконец объяснил:

- Я сжег шкурку Кваки.

- Шкурку?.. Ах, эту одежку, которую мы нашли в пианино...

- Это не одежка. Слышишь, как воняет? Настоящая лягушачья шкура. Тони, только представь, мы выйдем утром позавтракать, а на стол накрывает!.. Даже дух захватывает, я таких красавиц не видел ни в одном журнале. Только не могу представить, во что она будет одета... - задумался Веня. - Я ее всегда только голой видел. А пусть будет в одном фартуке, а?

- Зачем ты это сделал? - спросил Платон. - Ты помнишь, что случилось с Василисой Прекрасной, когда царевич сжег шкурку?

- Вот только не надо меня лечить, а?

- Она исчезла. Оказалась потом черт знает где - у Кощея Бессмертного.

- У Гимнаста, что ли? - прыснул Веня.

- Некому... Некому было вам сказки читать! Зачем ты это сделал? - повторил Платон, думая, куда действительно могла подеваться Илиса. - У нас какой уговор был, помнишь? Убедиться, что Илиса и красавица...

- Ее Васькой зовут, - кивнул Веня, опять хихикнув.

- Мы должны были убедиться, что они - одно лицо. Помнишь? Сопоставить приметы на теле... каким-то образом... - пробормотал Платон, не веря, что говорит все это.

- Никаким образом я убедиться в этом не смог. Нет, Васю я осмотрел всю до сантиметра, а вот с Квакой проблема - ее ведь не раздеть просто так наголо... в смысле, когда она - Квака. Она не раздевается.

- Вениамин, ты поспешил, - укоризненно произнес Платон.