Огонь желаний - Барбара Картленд

— Ты увиливаешь от разговора и сама прекрасно это понимаешь, — строго сказал Пьер. — Как можно было так опрометчиво поступить и согласиться пообедать с человеком, которого совсем не знаешь, а потом еще пойти в его студию?

Вада собралась с мыслями и сказала:

— Я не думала, что художники спят в своих студиях… Я думала, что они там только… работают.

— Все это, однако, не объясняет, почему ты приняла приглашение не только от меня, но и от маркиза, — с гневом произнес Пьер.

— Возможно, потому, что для меня это была единственная возможность, пока я свободна, делать то, что хочу, поскольку рядом нет мисс Спарлинг.

Пьер молчал, и Вада робко добавила:

— Я думала, что это… как бы приключение.

— Ничего себе приключение! — воскликнул Пьер. — Меня в дрожь бросает от одной только мысли, в какой беде ты могла оказаться.

— Да, я была в опасности… но ты спас меня!

— Только благодаря счастливому стечению обстоятельств, а это бывает один раз из миллиона случаев.

Вада подумала, что Пьер говорит с ней слишком сурово, и сказала, чтобы отвлечь его мысли от ее необдуманных поступков:

— Кстати, ты тоже выдал себя не за того, кем являешься на самом деле, и пытался выудить у меня сведения о мисс Хольц вовсе не для газеты. Разве не так?

— Да, ты права, меня это интересовало не для очерка. Брат мне написал о предполагаемом браке, раньше он о нем и не подозревал. В письме Давид сообщил, что его невеста ненадолго приехала в Париж и остановилась в отеле «Мёрис».

— И ты, конечно, решил посмотреть, что я из себя представляю?

— В отеле мне сказали, что мисс Хольц не прибыла, зато я встретил ее компаньонку — очень молоденькую и, к своему удивлению, очень хорошенькую, но крайне своенравную юную особу.

Вада произнесла что-то невнятное, затем заметила:

— Но ты тоже представился французом!

— Вообще-то я французом не представлялся, — ответил Пьер. — Я тебе уже говорил, что нам предстоит еще многое узнать друг о друге. Меня действительно называют Вальмоном.

Вада внимательно слушала Пьера, и он продолжал:

— Так звали моего крестного отца — герцога де Вальмона. Именно он первым зародил во мне интерес к французскому искусству. В школьные каникулы я часто ездил во Францию и потом, вместо того чтобы учиться в Оксфорде, как мой брат Давид, отправился в Сорбонну.

— В парижский университет, то есть, — пробормотала Вала как бы для себя.

— Там я проучился три года, — продолжал Пьер, — и все свободное время проводил со своим крестным отцом. Его французский стал для меня вторым родным языком, в своих взглядах, привычках и вкусах я стал истинным французом.

Вада не прерывала его, и Пьер говорил:

— Как видишь, я совсем не похож на Давида, у нас совершенно разные взгляды на жизнь. Когда я вернулся в Англию, то остался недоволен состоянием дел в поместьях. К тому же мне все очень быстро наскучило. Я никогда не был в хороших отношениях с матерью и снова вернулся в Париж.

— Чтобы стать символистом!

— Я начал писать, а поскольку жил в Латинском квартале, мне намного проще было стать французом, чем оставаться англичанином. В основном я пользовался своим двойным именем и подписывался как Пьер Вальмон. — Он улыбнулся и добавил:

— И плодом моего усердного труда стала книга о символизме, которая должна выйти в следующем месяце.

— Почему же ты мне об этом не сказал? — спросила Вада.

— Я хотел сделать тебе сюрприз.

— Я буду гордиться тобой, это так прекрасно — увидеть твою книгу изданной, — с трепетом проговорила Вада.

— Мне нравится моя жизнь в Париже, — но сейчас все должно измениться, — сказал Пьер.

— Что ты имеешь в виду? — В голосе девушки была тревога.

— Давид только что сказал мне, что серьезно болен и не может на тебе жениться, даже если бы ты этого очень хотела: у него туберкулез. Врачи настаивают, чтобы он как можно скорее уехал в Швейцарию.

— Какой ужас! — воскликнула Вада. — Мне так жаль его.

— Мне тоже, — сказал Пьер. — Но это значит, что все поместья переписываются на мое имя, и я становлюсь их хозяином.

Сначала Вада никак не отреагировала, потом, подумав, спросила:

— Ты имеешь в виду, что должен уехать из Парижа и жить в Англии?

— Да.

Возникла тишина. Затем Вада первой ее нарушила.

— И тогда я тебе буду не нужна?

— Я этого не говорил, — ответил Пьер.

— Но ведь это так? Если ты должен жить здесь, в Англии… тогда ты, наверно, не захочешь жениться?

Пьер улыбнулся.

— Между прочим, — начал он, — как раз именно здесь жена нужна мне больше, чем в Париже. Он умолк, а Вада затаила дыхание.

— Есть только одно создание, на котором я готов жениться!

Девушка подняла голову с его плеча, и ее глаза внезапно засветились, будто кто-то зажег в них тысячу свечей.

— Неужели ты имеешь в виду меня? — прошептала Вада, от волнения не в силах говорить громче.

— Кто-то ведь должен приглядывать за тобой, — нарочито сердясь, проворчал он. — Ты иногда ведешь себя так плохо, с таким неоправданным риском, что я не могу позволить, чтобы все это продолжалось.

— Ты женишься на мне? Ты действительно хочешь этого? Ну пожалуйста, скажи мне!

Он неожиданно и властно привлек ее к себе, и его губы впились в губы девушки. Этот поцелуй, далеко не нежный, был неистов и требователен. Она ощутила, как снова внутри нее разгорается пламя, и была уверена, что то же самое происходит с Пьером.

Вада прильнула к нему, забыв обо всем, кроме того, что она снова в его объятиях, — в том прекрасном и сказочном мире, где существуют только она и он.

Его губы становились все настойчивее и горячее. Внезапно Вада почувствовала, как все ее тело размягчается, тает, словно воск, и постепенно сливается воедино с Пьером. Казалось, что этот поцелуй вытягивает ее душу и сердце, и они становятся душой и сердцем Пьера.

Наконец он поднял голову и как-то неуверенно проговорил:

— Ты обворожительна до умопомрачения, моя дорогая, я не хочу рисковать и потерять тебя. Ты немедленно выходишь за меня замуж!

— Но ты же стремился быть благоразумным…

— Увы, мне это не удалось. Настало время тебе стать моей женой.

Пьер почувствовал, в какое восторженное состояние пришла Вада.

— Я так этого хочу, — прошептала она. — Мы можем отказаться от моих ужасных денег, чтобы ты не презирал меня из-за них.

— Все намного серьезнее, чем ты думаешь, — сказал Пьер. — Ты не можешь пренебречь своими обязанностями, так же как я — своими.

— Что ты имеешь в виду?

— Я должен взять на себя заботу о поместьях и сделать все от меня зависящее, чтобы они процветали. Так и ты должна правильно, со всей ответственностью, справедливо распорядиться своими деньгами.