Огонь желаний - Барбара Картленд

— Я должен взять на себя заботу о поместьях и сделать все от меня зависящее, чтобы они процветали. Так и ты должна правильно, со всей ответственностью, справедливо распорядиться своими деньгами.

— Что ты подразумеваешь, когда говоришь «правильно распорядиться»? — испуганно спросила Вада.

— В нашем огромном хозяйстве предстоит сделать очень много, а это потребует уйму денег, — ответил Пьер. — Поместье Грэнтамов похоже на громадного голодного монстра, пожирающего все, что ему дают, и всегда требующего еще.

Пьер глубоко вздохнул, будто то, что он говорил, угнетало его, затем продолжил:

— В поместье живет много стариков, которых нужно обеспечить, надо построить школы, богодельни, сиротские дома. Мы владеем еще и огромным районом трущоб в Лондоне, — там неплохо было бы снести целые кварталы старых построек и на их месте возвести новые, удобные дома.

Пьер говорил серьезно и убедительно.

— Если ты станешь моей женой, все твои миллионы уйдут на воплощение моих замыслов. Ты не будешь разъезжать по светским балам в шикарных туалетах от Уорта и потрясать всех своими бриллиантами. Вместо этого тебе придется вместе со мной много работать, чтобы устранить пороки старого уклада и создать что-то новое, достойное.

— И я могу это делать… вместе с тобой? — воскликнула Вада.

— Если, конечно, захочешь, — ответил Пьер, — потому что как раз об этом я хотел просить мою жену.

Говоря это, он стиснул руки и, немного помолчав, произнес:

— Это будет не просто. У нас возникнет много проблем, и над ними придется ломать голову. Что-то, возможно, вызовет раздражение окружающих. То, что я хочу осуществить, не всем понравится, но проект грандиозный. Ты готова помочь мне, мое сокровище?

— Ты же знаешь: все, о чем я мечтаю и чего хочу, — это быть всегда рядом с тобой, делать то, о чем ты меня попросишь… и любить тебя, — страстно ответила Вада.

На мгновение она умолкла, затем очень тихо заговорила:

— Я думала, что мы будем жить в твоей студии, я буду готовить обед и убирать дом. Пьер улыбнулся:

— Может быть, стоит сохранить студию? Когда ты у меня заважничаешь и преисполнишься собственного величия от высоты своего положения, я увезу тебя в Париж. А пока мы могли бы провести там медовый месяц.

Вада снова подняла к нему лицо.

— Одни? — Вряд ли мы станем кого-нибудь просить сопровождать нас, — с легким смехом ответил Пьер.

— Ты знаешь, что я имею в виду, — проговорила Вада.

— Мы будем совсем одни, моя милая, — произнес Пьер, — никаких твоих служанок и горничных, никаких моих камердинеров, никаких высокомерных слуг! В Париже ко мне приходит только одна пожилая женщина, чтобы помыть пол.

— Я буду сама заботиться о тебе, — прошептала Вада.

Пьер улыбнулся:

— У тебя есть возможность показать себя прекрасной женой бедного писателя.

Глаза Вады сияли, как звезды. Она произнесла немного невпопад:

— Я не умею толком готовить.

— Зато я умею и научу тебя, — сказал Пьер.

— Это чудесно! Просто замечательно! — обрадовалась Вада. — Когда же мы поженимся? — спросила она внезапно.

Пьер привлек ее к себе и поцеловал в мягкие пушистые волосы.

— Я не хочу ехать в Нью-Йорк и жениться так, как задумала твоя мать. Мы поженимся немедленно и без пышных церемоний: я хочу, чтобы Давид был моим шафером, а чем быстрее он уедет в Швейцарию, тем больше времени ему останется жить.

— Мама, конечно, рассердится, но я уже буду твоей женой, а все остальное не имеет значения, — важно проговорила Вада.

— Со временем она, несомненно, успокоится, — оттого что ее дочь стала все-таки герцогиней, — заметил Пьер.

В его голосе прозвучала легкая ирония. Затем он сказал:

— Предоставь свою маму мне. Но сначала я должен разобраться с собственной матерью. Они обе не имели права заставлять тебя выйти замуж за человека, которого ты никогда не видела.

— Но твой брат такой добрый…

— Поэтому ты его поцеловала?

— Да, я хотела от всей души его поблагодарить, — ответила Вада.

— Надеюсь, в будущем, — начал Пьер, — ты не захочешь так щедро расточать свою благодарность. Из-за этого поцелуя я чуть было не поверил, что ты обещаешь ему стать его женой, потому и наговорил тебе массу грубостей.

Вада снова уткнулась лицом в его грудь.

— Как ты мог такое подумать? — Она почти начала выходить из себя.

— Да я минуты считал, пока снова тебя увижу, а ты на моих глазах обманываешь меня! Что я мог еще подумать?

— Ты же знал, что я тебя люблю.

— Я действительно тебе верил, но когда увидел, как ты целуешь моего брата, решил, что ошибся.

— Я никогда не смогу полюбить никого другого. Я люблю только тебя. — Вада трепетала от переполнявших ее чувств. Ее голос звучал одновременно волнующе и трогательно.

— Ты прощаешь меня? — тихо спросил Пьер.

— Я прощу тебе все, как только ты станешь моим мужем, — лукаво ответила Вада. Пьер засмеялся:

— Все вы, женщины, только и думаете о замужестве. И как ни странно, я тоже сейчас думаю только об этом, — чтобы мы поженились, и как можно скорее!

Пьер чуть приподнял ее маленький подбородок и повернул к себе. Никогда в жизни он не видел такой сияющей от счастья женщины, как Вада.

— Никто из нас не хочет ждать, — сказал он мягко. — Мы знаем, что созданы друг для друга, что нашли наконец то, что оба искали всю жизнь.

Он почувствовал, как Вада дрожит от радости.

— Это настоящая любовь, мое сокровище, моя красавица! Это любовь — чарующая и непостижимая! И ты — часть совершеннейшей красоты мира — принадлежишь мне!

Пьер поцеловал Ваду, и она снова испытала восторг и волшебство охватившего ее чувства, как в ту первую ночь, когда поцелуй Пьера так естественно слился с тем, что их окружало, — рекой, небом и Нотр-Дам. Их слияние в единое целое теперь уже совсем близко. Девушке казалось, что без Пьера она не существует: она принадлежит только ему и навсегда.

Вада прекрасно сознавала, что впереди будет много трудностей, но опасности, казалось, не существует, пока они вместе.

«Я люблю тебя! Я так страстно люблю тебя!» Ваде хотелось без конца повторять эти слова, но Пьер держал ее губы в плену.

— Моя малышка, мое сокровище, моя любимая! — шептал он.

Вада ощущала, как лихорадочно бьется его сердце, и пламя любви, полыхавшее в ее груди и его душе, превратилось в огонь. Огонь, способный испепелить все злое и недостойное.

Божественный огонь, разгоревшийся в их сердцах, поднимал и уносил их в звездное небо, где царили только музыка и поэзия любви.

Примечания