Солнечная лотерея (сборник) - Филип Дик

Почти семнадцать лет его двойная жизнь проходила совершенно бесцельно. Тяжким, мертвым грузом давила на него эта жизнь. Ему и в голову не приходило, что он может как–то использовать свой дар. Он нес его как крест, ни о чем не задумываясь. Жизнь – тяжелая штука, а для него она была тяжелей вдвойне. Ну что тут хорошего, если знаешь, что тебе не избежать несчастий, которые постигнут тебя через год. Если бы миссис Лиззнер могла видеть, как ее останки везут по дороге, ей бы от этого легче не стало.

Нужно было, чтоб кто–нибудь научил его извлекать из своего таланта пользу, чтоб кто–нибудь показал ему, как его можно применить в этой жизни. Таким человеком оказался толстый, вечно потный торговец, одетый в розовую полосатую рубашку и лимонного цвета штаны, владелец потрепанного «бьюика». На заднем сиденье его машины кучами громоздились хрупкие коричневые коробки. Сгорбившись от усталости, Джонс шагал по пыльной обочине, когда возле него с ворчанием остановился «бьюик». Садившийся в эту машину еще год назад Джонс и не обернулся. Сдернув мешок со спины, он молча уселся рядом с водителем.

– Не слышу благодарности, – обиженно пробормотал Хиндшоу, трогая. – Может, хочешь пройтись пешком?

Джонс откинулся на изодранную обивку сиденья и затих. Он знал, что будет дальше: Хиндшоу и не собирался его высаживать. Хиндшоу очень хотелось поболтать с кем–нибудь. Он любил поболтать. Из этой болтовни юноша узнал для себя немало ценного.

– Куда едем? – спросил любопытный Хиндшоу.

В зубах у него торчал мокрый огрызок сигары. Пальцы элегантно вертели баранку. Заплывшие жиром глазки, казалось, могли перехитрить весь мир. Пятна от пива давно лишили рубашку ее естественного цвета. Это был неряшливый, беспечный, насквозь порочный тип, весь пропахший потом и дорожной пылью. И еще он был великим мечтателем и отпетым мошенником вдобавок.

– Никуда, – сказал Джонс с обычным для него угрюмым безразличием. За двенадцать месяцев этот вопрос ему порядком надоел.

– Держу пари, куда–то ты все–таки направляешься.

И вот тут случилось это самое. Слова, действия, которые имели место по периметру движущейся волны, замерли. Год назад измученный мальчишка бездумно произнес какую–то грубость. У него было достаточно времени, чтобы собрать приличный урожай с того, что из этого выросло.

– Я вот тоже знаю, куда едешь ты.

– Ну и куда? – весь вспыхнув, отпарировал Хиндшоу (он ехал в местечко неподалеку, с дурной репутацией, а этот район все еще был на военном положении).

Джонс спокойно стал отвечать.

– Откуда тебе известно? – хрипло спросил Хиндшоу, прерывая подробный рассказ Джонса о его собственной предстоящей деятельности. – Откуда ты набрался таких слов, проклятый щенок? – заорал он испуганно и весь побелев. – Кто ты такой, черт подери, ты что, читаешь чужие мысли?

– Нет, – ответил Джонс. – Просто я тоже еду туда с тобой.

Эти слова отрезвили Хиндшоу. Несколько минут он не мог раскрыть рта; присутствие духа совсем покинуло его; он вцепился в баранку и только пристально глядел на изрытую ямами, разбитую дорогу. То здесь, то там по обеим сторонам попадались брошенные коробки домов. Это были окрестности Сент–Луиса; после успешного обстрела советскими снарядами с бактериологическими наполнителями все люди отсюда были эвакуированы. Местные жители до сих пор еще работали в трудовых лагерях, восстанавливая жизненно важные объекты: в первую очередь промышленные и сельскохозяйственные предприятия.

Конечно, Хиндшоу был напуган, но жадность, вторая его натура, пробудила в нем дикое любопытство. Он из чего угодно мог извлечь для себя выгоду. Бог знает, чего он только не повидал в жизни. И он осторожно продолжил:

– И тебе известно, что в этих коробках, – он ткнул пальцем в сторону заднего сиденья, – попробуй угадать с трех раз.

Но не в природе Джонса было угадывать.

– Магнитные пояса, – не моргнув глазом ответил он. – Пятьдесят долларов за штуку, сорок – оптом, от десяти и выше. Гарантируют безопасность от токсической радиоактивности и бактериологического заражения, если нет – деньги назад.

Взволнованно облизнув губы, Хиндшоу спросил:

– Может, мы с тобой раньше встречались? Где–нибудь под Чикаго? И я говорил тебе об этом?

– И ты еще попытаешься втюхать мне один. Когда остановимся набрать воды.

Хиндшоу вовсе не собирался останавливаться, он и так опаздывал.

– Воды? – промямлил он. – Какой воды? Ты что, хочешь пить?

– Радиатор течет.

– Откуда ты знаешь?

– Через пятнадцать минут… – Джонс стал соображать – он уже забыл, через сколько точно. – Или где–то через полчаса загорится вот эта лампочка, температура. И ты обязательно остановишься. Воду найдем в заброшенном колодце.

– И тебе все это известно?

– Да, мне все это известно. – Джонс раздраженно оторвал висевшую полоску изодранной обшивки сиденья. – Стал бы я говорить.

Хиндшоу не произнес ни слова. Он молча крутил баранку; прошло минут двадцать, как вдруг загорелась лампочка температуры, и он быстро съехал на обочину.

В полной тишине раздавался только жалобный свист радиатора. Несколько струек дыма от перегретого масла спиралями поднимались вверх из отверстия на капоте.

– Так, – пробормотал Хиндшоу дрожащим голосом, нащупывая дверную ручку. – Пойдем посмотрим? Так где, ты говоришь, колодец?

Джонсу не нужно было искать, он прямо пошел к колодцу. Он был погребен под кучей камня, кирпича и досок – когда–то здесь стоял амбар. Вдвоем они опустили ржавую бадью. Через десять минут Хиндшоу уже открывал бутылки с теплым пивом и объяснял, как действуют его магнитные пояса.

Пока он расхваливал свой товар, в его мозгу одна за другой с бешеной скоростью проносились разные мысли. Да–да, в этом что–то есть. Он кое–что слышал про мутантов и даже встречал их. Большинство – отвратительные уроды, бесформенные чудовища. По приказу властей многих методично уничтожали. Но здесь другое дело, здесь было что–то совсем уж странное. Тот, кто может убрать из своей жизни случайности, кто способен уверенно пробираться сквозь путаницу догадок и предположений…

Потому–то и был Хиндшоу хорошим торговцем – он хорошо угадывал. Но бывало, что и он ошибался и неверно оценивал ситуацию. А этот юнец – ого–го! И они поняли друг друга. Хиндшоу был поражен и очарован. Джонс – высокомерен.

– У тебя много денег? – неожиданно спросил Хиндшоу, прервав самого себя на полуслове. С видом прожженного пройдохи он предположил: – Да у тебя небось за душой нет и пятидесяти баксов. Эти пояса тебе не по карману.

– Да есть у меня пятьдесят баксов, – сказал Джонс, – но на этой дешевке меня не проведешь.

Хиндшоу чуть не задохнулся от негодования: за годы охоты среди доверчивых деревенских жителей, ставших за время войны еще более запуганными и суеверными, он и сам стал верить тому, что им врал.

– Что ты сказал? – начал было он, но когда Джонс растолковал ему, что именно он имеет в виду, старый жулик заткнулся.

– Ну да, – растерянно сказал Хиндшоу, когда Джонс закончил свою короткую и энергичную речь. – Ты еще такой юнец… и ты не боишься говорить то, что думаешь?

– А чего мне бояться?

Хиндшоу сказал с расстановкой:

– Что кто–то подсчитает как–нибудь на полу твои прекрасные зубы. Что кто–то может подумать, что ты слишком умный… возьмет и обидится.

– Только не ты, – сказал ему на это Джонс. – Ты и пальцем меня не тронешь.

– Это почему же?

– Ты же собираешься предложить мне вступить в долю. Твои пояса и опыт, мои способности. Пополам.

– Пояса? Ты хочешь продавать со мной пояса?

– Нет, – ответил Джонс. – Это ты хочешь. А я плевать хотел на твои пояса. Мы станем бросать кости.

Хиндшоу совсем растерялся:

– Не понял?

– Играть. Бросать кости. На бабки.

– Я ничего не понимаю в азартных играх. – Хиндшоу заподозрил что–то нечистое. – Ты уверен, что тут все нормально? Что у нас все, черт побери, получится?

Джонс не стал отвечать. Он просто продолжил:

– В этом курятнике где–то через месяц мы откроем дело. Ты станешь получать почти все – мне не это нужно. Потом мы разойдемся. Ты попытаешься меня удержать, тогда я сдам все заведение властям, военной полиции. Девочек отправят в лагерь, тебя посадят.

Хиндшоу испуганно раскрыл рот:

– Ах ты сука, да какие с тобой могут быть дела?

Он схватил бутылку с пивом и шмякнул ее о стену; донышко разлетелось вдребезги, и рука его судорожно сжала «розочку», с острых краев которой капала влажная желтая пена. Он был на грани истерики – какой–то мальчишка смеет с ним так разговаривать!

– Чокнутый! – заорал он и инстинктивно выставил, защищаясь, «розочку» перед собой.

– Чокнутый? – удивился Джонс. – Это почему это?