Солнечная лотерея (сборник) - Филип Дик

Каминский с беспокойством огляделся:

– Может, нужно что–нибудь помочь?

– Помочь? – засмеялся Кассик. – Нет, ничего не нужно… если ты, конечно, не специалист по кормлению младенцев.

– Какой я специалист. – С несчастным видом Каминский теребил рукав пальто. – Никогда этим не занимался. – Он оглядел гостиную, и на его лице проступило странное чувство, напоминающее голод. – Ты знаешь, я всегда чертовски завидовал тебе.

– Ты это имеешь в виду? – Гостиная действительно была опрятна, хорошо обставлена. В этой маленькой, аккуратной квартирке все говорило о том, что у хозяйки неплохой вкус. – Пожалуй, – согласился Кассик. – Нина хорошо следит за ней. Но у нас тут всего четыре комнаты. – И он сухо добавил: – И Нина любит напоминать мне об этом.

Каминский раздраженно сказал:

– Твоя жена недолюбливает меня. Ты меня прости, но это меня беспокоит. Почему она так ведет себя?

– Потому что ты полицейский.

– Она не любит полицию? – Каминский покачал головой. – Я так и думал. Полицию теперь многие не любят. Все больше и больше народу не любит полицию. Чем больше любят Джонса, тем меньше нас.

– Она никогда не любила полицию, – сказал Кассик как можно мягче; он слышал, как Нина суетится на кухне, разогревая детскую смесь, как цокают ее каблучки, когда она спешит в спальню, как негромко разговаривает с ребенком. – Раньше она работала в информационном агентстве. А там такая публика, что им наш релятивизм до лампочки. Им всем там нравятся старые лозунги Добра, Истины, Красоты. В полиции мало красоты, это верно… и вот она до сих пор гадает, насколько хороша моя работа. – Он насмешливо продолжил: – В конце концов, допустить необходимость тайной полиции все равно что допустить существование фанатичных абсолютистских культов.

– Но ведь ей известно про Джонса.

– Знаешь, иногда я думаю, что все женщины поголовно как лакмусовая бумажка – что им скажут, в то они и верят.

– Некоторые, – Каминский помотал головой, – не все, но некоторые точно.

– Что все думают про Джонса, то и она думает. Поговоришь с ней и сразу знаешь, во что верят все. Как это она все улавливает, ума не приложу, каким–то шестым или седьмым чувством. – Он помолчал и продолжил: – Однажды она стащила в магазине очки. Зачем, для чего, я никак не мог понять. Только потом понял… пока до меня дошло, она еще пару раз проделала то же самое.

– Ого, – сказал Каминский. – Ну да, конечно. Ты же фараон. А ей это чертовски не нравится. Вот она и нарушает закон… чтобы насолить фараонам. – Он поднял глаза. – Она хоть сама понимает это?

– По–моему, не совсем. Она, конечно, понимает, какие чувства испытывает ко мне, к тому, что я – полицейский. Я бы хотел думать, что тут ничего, кроме старых идеалистических лозунгов. Хотя, может, есть и еще кое–что. У нее есть самолюбие, она из хорошей семьи. В социальном плане она смирилась бы даже с трудностями, лишь бы все было не как у всех. Быть замужем за фараоном, не приносить никакой общественной пользы – ей просто стыдно. Она никак не может свыкнуться с этим. Просто не знаю, что делать дальше.

Каминский задумчиво сказал:

– Скажешь тоже. Я же знаю, что ты влюблен в нее по уши.

– Надеюсь, я смогу сделать так, чтобы ей было хорошо со мной.

– А ты уйдешь из полиции, если она поставит вопрос ребром? Если она скажет: выбирай, я или…

– Не знаю. Надеюсь, никогда не придется делать такого выбора. Возможно, все зависит от того, как далеко зайдут дела с Джонсом. А этого никто не может сказать… кроме самого Джонса.

В дверях показалась Нина:

– Ну, все в порядке. Можно идти.

Вставая, Кассик спросил:

– Ты в самом деле хочешь куда–то пойти?

– А как же? – Нина удивленно вскинула брови. – Я не собираюсь торчать здесь весь вечер. Я тебе сто раз об этом говорила.

Пока она собиралась, Каминский неуверенно спросил:

– Нина, можно мне посмотреть Джека?

Нина улыбнулась. Лицо ее смягчилось.

– Конечно, Макс. Пойдем в спальню. – Она положила сумочку. – Только не шуми.

Каминский взял свой пакет, и оба мужчины послушно пошли за Ниной. В спальне было тепло и темно. В детской кроватке, положив руку на щеку и поджав ноги, крепко спал ребенок. Каминский постоял немного, положив руки на решетку кроватки. В полной тишине раздавалось только приглушенное сопение и непрерывное тиканье механизма робота–сторожа.

– Он вовсе не проголодался, – сказала Нина и показала на робота, – он покормил его вовремя. Он просто по мне соскучился.

Каминский наклонился было к ребенку, но потом передумал.

– Выглядит здоровеньким, – сказал он, запинаясь. – Очень на тебя похож, Дуг. У него твой лоб. А волосы Нины.

– Да, – согласился Кассик. – У него будут красивые волосы.

– А глаза какие?

– Голубые. Как у Нины. Это будет идеальный человек: мощный интеллект, как у меня, и красота, как у Нины.

Он обнял жену и прижал к себе.

Пожевав губами, Каминский сказал вполголоса:

– Интересно, каким будет наш мир, когда он вырастет. Может, он тоже будет бегать по развалинам с автоматом, а эти… с повязками на руках… будут выкрикивать свои лозунги.

Нина резко повернулась и вышла из спальни. Когда они вернулись в гостиную, она стояла у выхода в пальто, с сумочкой под мышкой, резкими движениями натягивая перчатки.

– Готовы? – отрывисто спросила она. Острым носком она распахнула дверь. – Тогда пошли. Возьмем с собой эту девчонку Макса и отправимся дальше.

Глава 9

Девочка скромно ожидала во флигеле здания органов безопасности. Каминский попросил высадить их на затемненной взлетно–посадочной площадке; он выскочил и быстро пошел по неосвещенной дорожке к длинному бетонному строению. Скоро он вернулся, ведя за собой маленькую серьезную фигурку. Теперь он уже знал, как ее зовут.

– Познакомься, Тайла, – пробормотал он, помогая ей забраться в такси, – это Дуг, а это Нина Кассик. – Указав на девочку, он закончил: – Тайла Флеминг.

– Здравствуйте, – хрипло сказала она, откинув голову назад и застенчиво улыбаясь. У нее были большие темные глаза и короткие, черные как смоль волосы. Кожа гладкая и слегка загорелая. Она была стройная, почти худая, под простеньким вечерним платьем угадывались юные, еще совсем неразвитые формы.

Нина критически оглядела ее и заявила:

– Я вас где–то уже видела. Вы разве не работаете в полиции?

– В исследовательском отделе, – едва слышным шепотом ответила Тайла. – Я всего только несколько месяцев работаю в Службе безопасности.

– Вы далеко пойдете, – заключила Нина и дала знак такси подниматься. Они тут же взмыли вверх. Нина раздраженно ткнула пальцем в кнопку скорости, вмонтированную в подлокотник.

– Уже почти час, – сказала она. – Если не поторопимся, ничего не увидим.

– Увидим? – тревожным эхом отозвался Кассик.

Нина приказала высадить их в Сан–Франциско, в районе Норт–Бич. Кассик заткнул пасть верещавшего счетчика горстью монет на девяносто долларов, и машина улетела. Справа от них сияла своими знаменитыми барами, погребками, кабаре и подпольными ресторанами Коламбус–авеню. По улицам бродили толпы народа, небо над головой кишело идущими на посадку и взлетающими междугородными такси. Мелькали разноцветные буквы, со всех сторон сияли щебечущие, мерцающие витрины.

Увидев, куда притащила их Нина, Кассик слегка испугался. Он знал, что она собирается в Сан–Франциско; в полицейских докладах мелькало, что она бывает и на Норт–Бич, в районе, который всегда держали под наблюдением. Но тогда он думал, что так она выражает свой скрытый, тайный протест, и никак не ожидал, что она осмелится притащить его сюда. А Нина уже уверенно шагала к ступенькам, ведущим вниз, в какой–то подвальчик. Похоже было, что она прекрасно знает сюда дорогу.

Кассик схватил ее за руку и спросил:

– Ты уверена, что нам именно сюда?

Нина остановилась:

– Что ты имеешь в виду?

– Это как раз то самое место, которое я с удовольствием бы уничтожил. Жаль, что бомбы не покончили с этим раз и навсегда.

– Не волнуйся, все будет в порядке, – сказала она, поджав губы. – Я здесь всех знаю.

– Боже мой, – воскликнул Каминский, наконец осознав, куда они попали. – Ведь они же здесь совсем рядом!

– Кто «они»? – спросил озадаченный Кассик.

Обвисшее лицо Каминского перекосилось. Больше он не произнес ни слова; положив руку на плечо Тайлы, он повел ее к ступенькам. Нина уже спускалась, Кассик неохотно последовал за ней. Каминский спускался последним, весь погруженный в себя, бормоча что–то себе под нос и размышляя о каких–то собственных, только ему известных материях, терзавших его вечно сомневающееся сознание. Тайла серьезно и невозмутимо шла с ним, и не похоже было, что ее тащат силой. Несмотря на молодость, она сохраняла полное самообладание, ничему не удивлялась, и ни один мускул не дрогнул на ее лице.