Возвращение Остапа Крымова - Василий Катунин

На следующий день в департамент княгини явился первый клиент. Это была женщина.

Тома Чугунова давно мечтала о солидном и уважаемом бизнесе. Когда в начале девяностых годов рекламные полосы газет запестрели объявлениями: «Обналичу за минимальный процент, порядочность гарантирую», «Куплю-продам доллары, полная конфиденциальность», «Секс с девушками вашей мечты по разумным ценам», — Тома решила, что ее час пробил. От родителей Тамара унаследовала неграмотность и бедность. Хамство и беспринципность она приобрела сама, проталкивая себе дорогу в жизни то грудью, то задом, то передком.

Вначале ее бизнес, не требующий больших капиталовложений, складывался как нельзя удачно. Полная легальность первых самостийных лет, подкрепленная мощной рекламой, давала бесперебойный приток клиентуры. Истосковавшийся по разврату народ с радостью дорвался, наконец, до виданных только в кино форм платной любви. Маленькое, но красочное объявление: «Прекрасные феи фирмы „Принцесса“ подарят вам райское наслаждение» — давало бурный наплыв любителей райского наслаждения. Фирма разрасталась на глазах. Над публичным домом Чугуновой, казалось, летали ангелы, бегло постреливающие из своих серебряных луков. Создав бизнес практически из воздуха, Тома не имела даже своего помещения, работая только по вызову. Пришлось срочно организовывать доставку. Через месяц после выхода первой рекламы на маршруте уже были три машины, причем на двух из них работали второй и четвертый муж самой Чугуновой. Харьков оказался верен себе и, как в былые времена, не стал делиться на группировки, районы и банды. Будучи всегда миролюбивым городом, он не позволил делить себя на сферы влияния, будь то бензиновый бизнес, торговля или проституция. Все определялось исключительно индивидуальными пробивными способностями и близостью к городскому начальству. Все так же, как и везде по Совку, за исключением излишней агрессивности и беспредела. Поэтому Тома не чувствовала особенной давки и нечестной конкуренции в своей работе, развивая свой бизнес качественно и количественно. Милиция же, благодаря которой в городе поддерживался традиционный порядок, пока себя никак не проявляла. Тома даже порой сочувственно жаловалась коллегам: «Эх, жаль, с нашими бы мусорами настоящий бизнес делать, но ведь над ними же начальство, поди знай, какая моча ему в голову ударит». Приход «мочи» не заставил себя ждать.

Набирая девушек, Тома производила краткий инструктаж и с ходу запускала их прямо в работу, полагаясь на природные данные и интуицию, заложенные в каждой женщине. Шлифовка мастерства происходила на рабочих местах. Тома работала по принципу широкого охвата и глубокого отсева. Она щедро делилась с начинающими гейшами врожденным мастерством и опытом. Вставив зажженную сигарету в известное интимное место, она демонстрировала исключительное мастерство владения мышцами живота, показывая номер, который она называла «усатый курильщик». Она не только могла поддерживать процесс курения, но также выпускать дым кольцами, приводя в восторг благодарную публику. Борясь за честь фирмы, Тома беспощадно увольняла без выходных пособий работниц, трудящихся с прохладцей, и бессовестно переманивала передовиц производства из конкурирующих предприятий. За последние номера бывали не раз биты ее бывшие мужья, которых она выставляла на разборки, все, кроме третьего, — любимого. Лозунг «Ни один вызов без ответа» неуклонно соблюдался на фирме, и Тома, будучи сама уже не в столь спортивном возрасте, иногда собственным телом затыкала неожиданно возникающие бреши, хотя ей лично больше нравилось руководство и шампанское.

Но вскоре пастельные тона, окрашивавшие Томин бизнес на заре перестройки, начали приобретать багровые оттенки. Валютчики, отмывалы и сутенеры совсем забыли о том, что еще никто не отменял статьи Уголовного кодекса, ждущие своих адресатов. Чиновники, перепуганные поначалу разгоном партии и выплеснувшимися на их непокрытые головы массами частных предпринимателей, начали потихоньку приходить в себя и, мусоля палец, залистали запылившиеся страницы кодексов, неотмененных инструкций и бородатых законов. Очнувшиеся правоохоронцы нанесли молниеносные удары по распоясавшейся мелкоте. Тома попала в числе первых под горячую руку отдела по борьбе с проституцией, который и сам был вздрючен в самой жестокой форме на заседании облисполкома. На первый раз все отделались легким испугом и средней силы материальными отчислениями. Но основные потери были впереди. Пришлось менять тактику, накрываясь первым слоем конспирации. Объявления утратили отчетливые очертания и приобрели неопределенные формулировки, типа: «Приятный вечер для мужчин с фирмой „Диана“ или просто — „Незабываемые встречи. Тел. …“. Томе пришлось уволить второго и четвертого мужа и взять на их место третьего, а также последнего любовника. Связные телефоны менялись каждый месяц. Но прочно севшая на хвост полиция нравов, как клещ на собаке, не выпускала Тому из своей хватки. Все мелкие хитрости и увертки Томы только смешили доблестную милицию, которая позволяла развиваться ее бизнесу ровно настолько, чтобы иметь возможность заплатить положенную мзду. Но Чугунова была рада и этому, потому что это были хоть какие-то правила, гораздо более постоянные и гуманные, чем те, которые могло предложить на тот момент государство.

Бизнес начал постепенно приходить в упадок. Томе пришлось снять с довольствия всех мужей, кроме любимого любовника. Каждая вторая работница стучала на свою начальницу, сводя на нет все конспиративные ухищрения Чугуновой. Расценки падали, сбережения таяли, как апрельский снег. Когда распределение прибыли подошло к соотношению два к трем в пользу полиции нравов, Тома решила, что бизнес умер.

Но хитрая баба вывернулась из ситуации, перейдя на оптовую, как она называла, торговлю товаром. Москва платила в то время по 2000 немецких марок за девочку, которая затем отправлялась в Грецию, Турцию, Германию, Италию и Венгрию. При этом гарантировалось бесплатное медицинское обслуживание и принцип личной неприкосновенности. Тома с тяжелым сердцем распродала свою фирму, и основной состав упорхнул в дальние края познавать разницу между нашими и ихними мужчинами, будучи заранее осведомленными только о ценовой разнице.

Провожая девочек на перроне вокзала, Тома со слезами на глазах напутствовала их пожеланиями счастья и мужа.

«Девочки мои, — с жаром говорила она, — это единственный шанс в вашей жизни. Хватайтесь за него обеими руками, зубами, губами. Если иностранца нельзя взять голыми руками, то берите его голыми ногами. Я знаю, поначалу вам там будет плохо и одиноко, но держитесь из последних сил. Только не возвращайтесь в эту проклятую страну. Здесь вы пропадете. Наш мужик и себя-то толком прокормить не может. Всю жизнь будете передком кормить этих бездельников и их выродков. Чтоб я вас здесь больше не видела, крошки мои». Девочки дружно ревели, размазывая тушь по мокрым лицам. Им было страшно, и они только сейчас начали понимать, что все последнее время эта грубая алчная баба заменяла им по сути мать, давая заработок и хоть какую-то уверенность в завтрашнем дне. Уезжая из-под теплого крылышка своей наседки, они трусили, не зная, кто их защитит в неведомых краях. Тома тоже плакала, искренне надеясь, что больше не увидит своих подопечных.

Как-то, получив в Москве деньги за очередную партию воспитанниц «Дианы», Тома в сердцах взяла за шиворот белесую стриженную под ежик бабенку с выпуклыми глазами — перекупщицу, подтянула ее, слегка приподняв, к своей пышной груди и прошипела в ее веснушчатый нос, обдавая запахом свежесъеденного беляша: «Ты, шалава, смотри мне, если хоть один волосок упадет с головок моих девочек, я тебе матку выверну. Они, мои крошки, заслуживают счастья не меньше, чем ты, сучка». Затем, подостыв, она поставила наемщицу на место и, погладив по голове, спокойным голосом добавила: «Нет, серьезно, Ань, проследи, чтобы все там было чин-чинарем. Попроси там мужиков, чтоб погуманней было. Я ведь знаю родителей многих своих девчонок, как я буду им в глаза смотреть!» К счастью, наемщица Аня не обманула Тому. Многие девочки вскоре написали письма о довольно сносных условиях работы за границей и кое-каких перспективах в личной жизни. Через три месяца первая ласточка, Зинка Лохматая, вышла замуж за итальянца, и Томка, получившая это известие, пропьянствовала на радостях два дня с Зинкиной матерью. Делясь жизненной мудростью, подвыпившая Тома говорила своей собутыльнице: «Выйти замуж за деньги — это значит заработать их тяжелым трудом». А еще через три месяца Чугунова записала в свой актив двух греков, турка и мальтийца.

Сходив в церковь, Тома поставила свечки святому Николаю и деве Марии, повинилась перед батюшкой и попросила благословить на бизнес за границей. Несмотря на настойчивые уговоры и обещания крупной взятки, батюшка благословения не дал, но грехи отпустил.