Чёрный хребет. Книга 3 - Алексей Дроздовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Меня зовут Сазголон, – объявляет торжественно.
Его имя мне ничего не говорит, но Хуберт с Двероном явно знают этого человека.
– Я вхожу в совет старейшин уже очень много лет. Справа от меня сидит Стауг, мой ближайший и самый давний друг.
Указывает на небольшого, седого старичка, который нам широко улыбается. Пусть он и выглядит весьма бодро, но огонь мысли в его глазах полностью угас. Перед нами человек, потерявший всякий рассудок и морально вернувшийся в младенчество. Даже смотрит как-то шаловливо, задержись мы в этой деревне подольше и он пойдёт показывать нам свои игрушки.
– Слева Диддел...
Указывает на старика, смотрящего в потолок с отсутствующим видом.
– А за ним Тайлин, самый старший житель нашей деревни. Мудрейший из ныне живущих.
Мудрейший из живущих спит в своём кресле. Что-то мне подсказывает, что его принесли сюда спящим, таким же и унесут.
– И наконец, моя жена Улгис... – произносит Сазголон.
Осматриваюсь по сторонам, пытаясь понять, где она, но вокруг из женского пола лишь Лира, Зулла и Аделари за моей спиной. Со стороны Орнаса в здании находятся исключительно мужчины.
Старик кладёт руку на свою накидку из человеческой кожи и очень нежно по ней проводит.
– Пиздец, – вырывается.
Оглядываюсь по сторонам, надеясь, что никто меня не услышал. Я называю себя цивилизованным человеком, поэтому подобные ругательства непозволительны. Но как тут не сдержаться? Этот сукин сын сделал рубашку из собственной жены!
Скрип зубов Дверона позади меня можно услышать в радиусе километра. Не нужна белая жемчужина, чтобы определить его эмоции.
– Моя любимая, – произносит Сазголон, прикладывая руку к груди. – Она навсегда останется со мной.
Поглаживает ласково, будто она до сих пор жива, задерживает пальцы на крохотной родинке.
– Значит так... – начинает Дверон.
– Очень приятно познакомиться, – говорю, перебивая мужчину.
Никому из нас не нравится манера снимать человеческую кожу, но это не повод, по которому мы пришли. Пусть в Орнасе и считают это милым: сохранить часть родственника как напоминание об ушедшем, но всё это останется в прошлом, когда мы подчиним эту деревню.
Пусть снимают шкуры с мёртвых животных, как все нормальные люди.
– Вас смущает наша манера одеваться? – спрашивает Сазголон с лёгкой усмешкой, хочет, чтобы мы почувствовали себя неловко.
– Мы находим это омерзительным, – говорю. – Но это не наше дело, по крайней мере сейчас.
– Так каково же ваше дело?
Поворачиваю голову в сторону лысого воина, придерживающего старика в стоячем положении.
– Расскажи вашему старейшине, сколько человек вы увидели выходящими из леса.
– Их много, – тихо произносит Зитрус.
– Мы пришли сразиться и полностью вас уничтожить, – говорю. – Так же, как мы поступили с Гумендом. Этой деревни больше нет, один только пепел.
– Но тем не менее, вы сидите здесь, пьёте чай и беседуете, – замечает Сазголон.
– Верно. Никто из моих друзей не верит, что мы с вами можем договориться, но я уверен, что кровопролития можно избежать. Мы же люди, в конце концов, общение – то, что отличает нас от животных.
– Давай подведём итог всего сказанного.
Сазголон опускается в кресло и откидывается на спинку, подставляя кружку под новую порцию чая.
– Вы собрались вместе и пришли к нам, чтобы поговорить об избежании кровопролития? Возможно, я чуть-чуть, самую малость чего-то не понимаю, но где-то здесь есть противоречие.
– Никаких противоречий, – говорю. – Вся эта армия пришла для того, чтобы поговорить. Моя личная страховка. Мы очень легко развернёмся и уйдём, если разговор выйдет продуктивным.
– Мне бы очень хотелось узнать критерии этой продуктивности, – отвечает Сазголон. – В чём они заключаются и относятся ли они к нам обоим.
Когда-то человек передо мной был тупым воякой: все в этом мире такие. Но слепота и годы жизни наедине с собственными мыслями научили его пользоваться головой. Это плохо. Я надеялся встретить тут безмозглого кретина, сказать ему что-то вроде «сдавайся, иначе стукну палкой по голове», и тот сразу подчинится.
– Продуктивный разговор, с моей точки зрения, – говорю. – Тот, где я объясняю нашу позицию, слушаю вашу. И мы оба приходим к одному и тому же выводу. Если мы придём к противоположным выводам, то разговор будет считаться непродуктивным.
– Продолжай, – произносит Сазголон. – С удовольствием послушаю. Собственно, это единственное, что мне остаётся, как ты мог заметить.
– Мы пришли сюда, поскольку Орнас долгое время терроризировал наших союзников – Дигор, а недавно появились сведения, что вы готовите новую атаку. Можете не отпираться. Вы хотели разграбить соседнюю деревню, увести в плен жителей и славно повеселиться. Так вот, это не произойдёт: мы решили действовать на упреждение и ликвидировать угрозу с вашей стороны. Как именно она будет ликвидирована – вопрос второстепенный. Нас интересует результат.
– Это вся ваша позиция?
– Нет, но это основа.
– А что, если мы откажемся, как ты это назвал, ликвидироваться?
– Нам придётся действовать силой, – говорю.
– В таком случае предлагаю отбросить наши с тобой пляски и говорить прямо. Если ты думал прийти сюда и запугать нас, то у тебя не получилось.
Несмотря на уверенный тон старика, окружающие воины чувствуют себя не в своей тарелке. Прежде они не сталкивались с настолько превосходящими силами и не представляют, как разрешить эту ситуацию.
– Орнас не боится ничтожеств из Дигора, нам безразличны угрозы Дарграга. Ну а Фаргар... эти придурки только кричать и умеют. Если вы посмеете напасть на нас, мы вас размажем. Вот и всё. Эта наша позиция. А теперь посмотрим, как мы сможем её соединить с вашей.
– Я ещё не всё сказал, – говорю. – Наша основная цель – прекращение насилия, и мы сделаем что угодно для её достижения. Хотите вступить в бой – пожалуйста. Но если вы выберете мирный путь, то взаимное сотрудничество принесёт в дальнейшем намного больше пользы.
– Ты, кажется, не понял, – отвечает Сазголон. – Мы не хотим иметь с вами ничего общего. Меня воротит от одной мысли, что я нахожусь в одном помещении с дигоровскими ублюдками. Так что пей чай сколько захочешь, а потом уходи.
– Саз, – произносит Зитрус. – Их намного больше...
– Не вмешивайся, – прерывает его староста. – Наша деревня никогда не склонялась перед
