Звездопад - Отиа Шалвович Иоселиани
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Жаль Маку. Она так любит отца…
— Авксентий, извини меня, мне нужно позвонить Маке. Гоча без нее не спит, не ест…
— Да! Папаша среди ночи разбудил нас: сходите, говорит, узнайте, в чем дело, почему мальчишка надрывается.
— Извел нас совсем. До утра не унимался.
— Я спросонья и не сообразил, что Маки нет дома, а то пришли бы проведать.
— Твоя Цабу еще не проснулась?
— Разве так рано ее добудишься?
— Скажи ей, когда проснется, пусть зайдет поиграть с Гочей, может, развлечет…
— Так я ее сейчас же разбужу, Гено!
— Не надо — пока и Гоча спит.
— Ну, хорошо. Ладно. Как только встанет, так сразу и направлю к вам… Только бы помочь, а мы… Ее же Мака спасла от смерти, мою Цабу. Помнишь, когда у нее дифтерит начался? Тоже ночка была, скажу я тебе!..
Умывальник оказался пуст. Гено открыл дверь в подсобную комнату и вошел.
Мать месила тесто.
— Ты уже встал?
Гено огляделся, ища кувшин с водой.
Мать облепленной тестом рукой указала ему на стол в углу.
— Что делать теперь будем?
— А что?
— Дай бог здоровья моему свойственнику, но если ребенок опять не уймется… не знаю, как быть… хоть в воду бросайся…
Гено только сейчас заметил, как запали у матери глаза после бессонной ночи.
— Но пойми ты, там человек при смерти. Нс может же она его бросить!
— Конечно, но…
— Ладно, хватит, — Гено забрал кувшин и вышел.
Он понимал, что мать беспокоит не только состояние Гочи. У нее была еще другая забота, быть может, более важная, но о которой она не смела заговорить так сразу.
Гено прекрасно знал цену своему шурину, знал, что за хорошую выпивку тот способен продать даже собственную сестру. Что бы с ним ни случилось, его не стоило бы выгораживать, но жаль Маку и особенно несчастного Симона. Только поэтому Гено ни о чем не заикнулся.
А если сказать теще?
При этой мысли Гено почему-то вспомнилась виденная где-то увеличенная фотография супружеской четы, которую носил по деревням бродячий фотограф, — плоские, ничего не выражающие лица, снятые в разное время и соединенные лишь волей фотографа; их ничто не связывало, они даже не знали о существовании друг друга.
Гено поплескал воды на шею, на грудь и лицо и, не убрав кувшина, шагнул к лестнице.
— Не уходи без меня! — мать выглянула в двери.
«Что еще?» — недовольно подумал Гено и быстро поднялся наверх. Гоча все еще спал.
Перед тем как уйти на работу, Гено спустился вниз в подсобную комнату.
— Садись, сынок, я тебе хачапури испекла. И чай вот-вот закипит…
«Что-то она собирается сказать», — подумал Гено и, бросив на табурет сложенную вдвое газету, сел.
— Может быть, Марго вчера приходила? — спросил он. Мать подняла голову и взглянула в лицо сыну.
— Приходила.
— Ну и что?
— Обрадовалась, что не застала вас.
— Но я, мама, еще не записывался в сваты. Я совсем по другому поводу ездил туда, — поспешно сказал Гено.
— Конечно, сынок, но могло же к слову прийтись. Вы бы и поговорили…
— О чем можно говорить при больном?
— Он убьет Марго, ее муж! Это изверг, а не человек! Ты же знаешь, какой он. Никого не пощадит — головорез настоящий!
— Нас они ни о чем не спрашивали. А теперь, когда дело сделано, разбитые горшки предлагают склеить.
— О чем же было спрашивать? Парню Мери нравилась, к тому же он брат твоей жены. А ты же знаешь, как они относятся к Маке, прямо боготворят.
— При чем тут Мака?
— Брат он ее, вот при чем!
— Брат. Но Мака есть Мака, а ее брат дурень, оболтус и пошляк.
— Никакой он не дурень. Ты это брось.
— Да говорю я тебе…
— Ничего, поумнеет. Молод еще, остепенится.
— Вот когда остепенится, тогда и женится, если захочет. — Гено встал.
— И, пожалуйста, мама, больше не говори об этом ни со мной, ни с Макой. Мы ничего не знаем.
— Послушай, сынок… Марго то же самое говорит — не дело из-за этого Гено с Макой беспокоить, но… — Она наклонилась к камину, подсыпала щипцами жарких угольков на глиняные сковородки и проговорила: — Совсем плохи дела.
Гено тут же припомнил вчерашний разговор с женой. «Может быть, она все знает и скрывает от меня? Хочет обелить братца в моих глазах?»
— А что случилось? — громко спросил он.
— Время не терпит, сынок… Только не хочу, чтобы Мака от меня об этом узнала: кто меня спрашивает! Теперь со старшими не считаются.
— Беременна Мери, что ли?
— Марго говорит, что да. Умоляла не передавать тебе, чтобы Мака ненароком не узнала. Но жаль девчонку до слез. А я, как сыну, тебе скажу: ради бога, ради всех святых поторопите вы это дело, допускать не надо было, но теперь уж ничего не попишешь…
— Да, дела… — пробормотал Гено и вышел из дому.
В редакции еще не было ни души, и он сразу же заказал разговор с Ианиси. Пожалуй, он не предполагал, что так рано Симон уже в больнице, но ему не терпелось. Его соединили с дежурным врачом. Потом, когда Мака сама позвонила ему, он не стал говорить с ней о брате, а сказал только, что ребенок не спит и не ест, а бабка волнуется.
«Ублюдок», — твердил он целый день, вспоминая о Бичико, и это слово так привязалось к нему, что ему стоило усилий, разговаривая с кем-либо, не сболтнуть его случайно.
В перерыв он выскочил из редакции, взял такси и съездил домой. Гоча играл с дочкой Авксентия — Цабу. Это немного успокоило Гено, но мысли о Маке не оставляли его ни на минуту. «Только бы отец ее немного оправился, только бы отец не был так плох. А с этим ублюдком будь что будет — негодяев не стоит жалеть. Но Мака?.. Это ей урок — нечего защищать такого братца…»
На обратном пути, когда показалось невзрачное, покосившееся здание редакции с типографией в полуподвале, он вдруг вспомнил: «Да… что это еще за Тхавадзе там объявился? Откуда он знает Маку, и что за дружба связывает его с Бичико?..»
Вечером, в начале одиннадцатого, в палату тихонько вошел Бичико. Он принес какой-то сверток, положил его на шкафчик возле койки больного, а сам остановился, виновато озираясь.
«Что это с ним? — Мака с удивлением наблюдала за братом. — Работа Джумбера? Ну, раз пришел, может быть, останется на ночь, а я съезжу домой и утром вернусь».
— Что говорят докторишки? — спросил Бичико.
Пожилой больной, закинул голову,
