Идолов не кантовать - Сергей Нуриев

— Слушай! — хлопнул гостя по плечу Мирон Мироныч. — А давай твою Изю замуж выдадим!

— Давайте! — воспрянул Владимир Карпович. — А за кого?

— За Васю моего!

— Давай! — обрадовался Куксов и, подумав, спросил: — А где они будут жить?

— У тебя! — все так же восторженно отвечал баптист.

Куксов мигом протрезвел.

— Это почему это у меня?! Нашли дурака! По правилам муж жену к себе домой ведет.

— Ага! Сам нашел дурака! Изю свою ко мне спихнуть хочешь?

— Она не Изя, она — Иза.

— Все равно — дура!

— Это Иза — дура?! Да она в самой Москве училась! У нее манеры! И акцент, как у москвички!

— Тем более — дура, — заключил Коняка.

— А ваш Васька и вовсе болван! — разозлился агитатор. — Тоже мне, любитель демократии! Хулиган!

— Чего? А может, мне его позвать? — припугнул Мирон Мироныч.

— Не надо, — попросил Куксов, быстро присмирев.

— То-то. А вообще-то правильно, не надо ее за Ваську отдавать. Он ее прибьет.

— Это мы б еще поглядели, кто кого прибьет.

Несчастные отцы снова замолчали. Каждый думал о своем. Выпили по третьей.

— Да, — размышлял вслух зав. отделом агитации, — мне б ее только замуж выдать… Да ведь она за кого попало не пойдет еще… Ей надо что-нибудь этакое… с деньгами, с положением… вроде нашего… — Владимир Карпович запнулся, испугавшись неожиданной Мысли.

— Мирон Мироныч, — осторожно обратился он к соратнику, — а товарищ Мамай случайно не женат?

— Нe знаю, — пожал плечами баптист, горюя о чем-то сокровенном.

— А товарищ Степан?

— Не знаю… А что? — сообразил наконец Коняка.

— Так, ничего. А что вы вообще думаете о председателе?

— А ты что думаешь?

— Я первый спросил.

Мирон Мироныч подозрительно посмотрел на соратника. "Может, он провокатор? — предположил баптист. — Зачем он вообще пришел?"

— Хороший он человек как руководитель, — поспешно ответил Мирон Мироныч.

— Да, я тоже так считаю, — кисло согласился Куксов, — но по-моему… по-моему, он немного слишком требовательный. Как по-вашему?

— Немного слишком, — высказался Коняка, державший ухо востро.

— И немного как бы с замашками.

— У… немного есть, самую малость.

— И нас он, кажется, не очень уважает.

— У…, чуть-чуть не уважает.

— И непонятно чего он хочет!

— Да, вроде б как непонятно.

Чувствуя моральную поддержку, Куксов набрался храбрости и брякнул:

— И вообще он диктатор!

— Точно! Культ личности из себя строит! — осмелел в свою очередь Коняка.

— Не те сейчас времена! — воинственно солировал агитатор.

— Не те! — страстно поддакивал пропагандист.

— Чего это он тут раскомандовался!

— Раскомандовался! А тот! Черт нерусский!

— Товарищ Степан? Точно! Я сразу это заметил!

— И кто они такие? — перехватил инициативу Мирон Мироныч. — Я их не знаю!

— И я не знаю! Вы документы ихние видели? И я не видел!

— Самозванцы! Долой их! Выпьем! — Разгоряченный пропагандист поднял рюмку.

— Выпьем! — поддержал Куксов. — За вас! Удачи вам!

— Почему за меня?

— А за кого же еще? Чтобы вы его удачно свергли.

— А почему это я?! — остыл Коняка. — Ведь это твоя идея.

— Ничего подобного, — забеспокоился Владимир Карпович, — это вы сказали.

— Я?! Да я за товарища Мамая обеими руками!

— И я тоже. Он настоящий руководитель. Принципиальный.

— Угу, толковый.

— И товарищ Степан тоже.

— Да, и он. И вообще, может быть, он даже русский.

— Конечно, русский, какой же еще!

— Настоящие партийцы! — торопился воздать хвалу баптист.

— Ленинцы! — не уступал агитатор.

"Куксов — провокатор, — догадался Мирон Мироныч, — точно провокатор, собака".

"Черт! — сожалел про себя Владимир Карпович. — И как это он меня на такое подбил? Завтра наверняка настучит".

— Товарищ Мамай хоть и молодой, но толковый, — бубнил Коняка. — Я по нему сразу понял. Видно, что он из центра.

— Ну и что, что молодой? Ленин тоже еще с молодости начал… начал, в общем.

— Выпьем! За здоровье товарища Мамая!

— И товарища Степана.

…Когда новости закончились и стали передавать прогноз погоды, Коняка уже называл соратника Семен Семенычем.

— Я к вам по одному вопросу, — промямлил Куксов, в третий раз пытаясь развить главную тему, по партийной линии.

Мирон Мироныч силился придать своей физиономии сосредоточенное выражение и разглядывал собеседника, как ему самому казалось, полными смысла глазами.

Впрочем, прием этот ему удавалось выполнять лишь наполовину, ибо один полный смысла глаз настойчиво косил в тусклую люстру.

— Н-ну, — промычал баптист.

— Насчет вашего партийного поручения.

— Согласен с вами совершенно! — запальчиво сказал Коняка.

— Вы меня не поняли, — втолковывал Владимир Карпович, предусмотрительно изъяв у соратника недопитый стакан. — Я пришел решить вопрос принципиально. Согласны вы передать мне свои обязанности или нет? Я имею в виду участие в отборочной комиссии. Может, у вас в связи с этим, с участием то есть, возникают какие-либо затруднения? Так я готов их переложить на свои плечи. Как вы на это смотрите?

Мирон Мироныч смотрел на это по-прежнему одним глазом, неподвижность которого наводила на мысль, что в данный момент баптисту наплевать на любые затруднения.

Тем не менее он собрался с силами и спросил:

— Что ты, Семен Семеныч, предлагаешь конкр-р-ретно?

— Я? Ну-у… Ну вот, к примеру, я могу вам уступить какое-нибудь из своих заданий. Или даже два. В общем, так сказать.

— Ага, ты мне — два, а… я тебе — одно? Это можно, Семен Семеныч, можно.

— Так, значит, договорились?

— Да. А о чем?

— Фу-ты! Я ж вам говорю, я вместо вас готов трудиться в отборочной комиссии конкурса. Из товарищеского, так сказать, сочувствия к вам. Я ведь понимаю, что у вас в связи с этим щепетильным поручением могут возникнуть антипатии с вашей супругой, — пояснял Куксов, налегая на собеседника плечом. — А зачем они вам надо? Вот я и берусь вас от них избавить, от антипатий. Рассудите сами, зачем вам эти трения?

— Незачем, — понурившись, согласился Коняка.

— Значит, вы согласны?

— Да.

— Ну вот и хорошо. Теперь вам нечего опасаться, я за вас потружусь. А вы уж потом за меня как-нибудь.

— Хороший ты человек, Семен Семеныч, — растрогался баптист и одарил спасителя слюнявым поцелуем. Отобрав у Куксова стакан, он допил остатки самогона и, с трудом сдерживая слезы, вновь полез лобызаться.

— Ну… ну что вы! Это совсем лишнее… — бормотал гость, пытаясь увернуться от благодарных мокрых губ, — это совсем ни к чему…

— Спасибо тебе, Семен Семеныч.

— Пожалyйста, вот только… перестаньте целоваться…

— Ты, Семен Семеныч, — человек! А вот Цап… если бы ты знал… Знаешь ли ты, Семен Семеныч, что этот… Семен Семеныч Цап свиню купил?

— Нет, не знаю, но я уже пойду.

— А ты знаешь, как он свою свиню обзывает?

— Да бог с ней, Мирон Мироныч, пустите вы меня!

— Вот ты хороший человек, Семен Семеныч, а тот гад свиню назвал в точности как тебя.

— Как меня?

— Да. Ее он тоже, как и тебя, Семен Семенычем назвал… Нет, не так, а… Тебя как зовут, Семен Семеныч?

— Куксов меня зовут, Владимир Карпович, — раздраженно отвечал гость, высвобождаясь из объятий пропагандиста.

— Во! И свиню Куксом прозвал! Свиню! Ты представляешь?

— Представляю. Действительно нехорошо. Но мне все же пора.

Опасаясь потревожить Васю, Куксов на цыпочках, направился к выходу. Гостеприимный хозяин увязался его провожать.

— Хочешь послушать тезку своего? — приставал баптист, увлекая соратника к соседскому забору. Если б ты видел, какой это мерз-з-зкий зверь! Хуже тебя. Вот слушай.

И, прильнув к забору, Мирон Мироныч заорал в сторону фермерского огорода:

— Кукс! Кукс! Кукс! Эй, зараза! Кукс!

В ответ из сарая донеслось свирепое рычание.

— Во, видал? — обернулся баптист. — Не любит, когда его так называют. Ну и правильно делает, я б тоже обиделся. Может, выпьем, Семен Семеныч?

Куксов вежливо, но настойчиво отказался и попятился к калитке.

В небе висела луна. Стояла сырая февральская ночь.

Баптист дразнил кабанчика и весело гоготал, когда тот откликался.

Агитатор бодро шел домой, вполне удовлетворенный итогом встречи. Попав в комиссию, Владимир Карпович справедливо рассчитывал стать ее председателем. "А уж тогда, — мечтательно шептал он, — всякие там виды девушки… Опять же Изольду в конкурс пропихну. Может, женится какой дурак… Интересно, женат товарищ Мамай? Надо пригласить его домой… под каким-нибудь предлогом…"

Глава 9. Еротическая зона