Ампирный пасьянс - Вальдемар Лысяк

Против новаторских программ Селима III восстала значительная часть вельмож, янычары и духовенство - ярость была вызвана тем, что султан отодвигает их от кормушки и европеизирует страну, забывая о давних мусульманских обычаях (в том числе, Селим первым из оттоманских владык освобождал военнопленных без обычного в таких случаях выкупа). Народ же, под воздействием самых различных импульсов, капризный и недисциплинированный, попеременно дарил султана то симпатией, то враждебностью, когда же Церковь окончательно высказалась против него - уже только одной враждебностью. Именно этим решили воспользоваться русские и англичане в решающей игре, в которой их золото приняло отблеск сребреников.

Уже в самом начале 1807 года шпионы донесли Себастьяни, что реакционные турецкие паши тайно сносятся с Россией. Доказательства этому были получены, когда царский курьер попал в руки банды разбойников, которые продали перехваченные документы французам. В результате, один из высших чиновников заплатил за измену собственной головой. В это же самое время султан начал мобилизовать 120-тысячную армию, а французы весьма серьезно увеличили турецкий артиллерийский парк и укрепили турецкий черноморский флот, готовившийся к нападению на Крым. Все, казалось, идет в полном порядке, а позиции Селима III ничто не угрожает. На самом же деле он находился в ситуации всадника, крепко сидящего в седле, из под которого конь только что сбежал.

В конце мая, в ходе временного отсутствия Себастьяни в Константинополе, янычары перевернули котлы3 и, обладая поддержкой улемов, которые прокляли падишаха (в том числе и за то, что в течение 7 лет у него не было потомства), захватили азиатскую часть города и убили министра иностранных дел (28.05.1807 г.), а когда испугавшийся Селим III выразил готовность ликвидировать все реформы - обнаглевшие от такого проявления слабости - напали на дворец (31.05.1807 г.) и, перебив сторонников султана, называемых "реформаторами", его самого бросили в подземную тюрьму. В ту самую тюрьму, в которой он держал в железной клетке сына Абд-уль-Хамида, Мустафу. Оба правителя просто поменялись местами: Селим, которого великий муфтий объявил еретиком, очутился в клетке, а Мустафа вступил на трон под именем Мустафа IV.

6

Хотя англичанам и русским удалось подкупить высших чиновников, те были всего лишь косвенными деятелями, вызвавшими падение ненавидимого ими франкофила. Непосредственные же исполнители - янычары - и чиновников, и англичан, и русских, и французов, как впрочем, и всю заграничную политику, имели в одном совершенно неполитичном месте и не собирались ни перед кем прислуживаться. Слабый Мустафа IV был им настолько выгоден, что позволил им превратить Константинополь в безумный лупанар, в котором они вели себя словно в захваченном городе, насилуя, грабя и развлекаясь до потери сознания. В результате - вопреки ожиданиям Лондона и Петербурга - в заграничной политике Турции генерального поворота не произошло. Война с Англией и Россией продолжалась, отношения с Францией разорваны не были, а Себастьяни все так же проживал в столице.

Правда, теми же самыми эти отношения уже не были - в них не хватало давней дружбы. Так что ничего удивительного, что после свержения своего союзника Наполеон перестал считаться с Турцией, и в тайном приложении к тильзитскому трактату позволил России свободно действовать на южном форнте. Тайна эта достаточно быстро сделалась явной, поскольку постоянно нуждающийся в наличности для покрытия собственных долгов Талейран продал ее Австрии, та же немедленно информировала Мустафу IV, которого, впрочем, еще ранее просветила британская разведка. С тех пор любые жесты Наполеона по отношению к Турции в Константинополе принимались с недоверием, а позиция Себастьяни вообще сделалась неприятной.

Несмотря на все это, в серале сохранились какие-то таинственные остатки профранцузского "лобби", продолжавшего сгонять сон с глаз англичан. Это стало очевидным, когда 22 января 1808 года Наполеон письменно обратился к султану с просьбой пропустить через территорию Турции 5-тысячный французский корпус, направлявшийся на Корфу. Понятное дело, Мустафа решительно отказал, но сразу же после того уступил настояниям Себастьяни. Англичане, догадываясь, что перемена эта была вызвана нажимом притаившихся при дворе франкофилов, решили, что подобное уже не может продолжаться. Они молниеносно организовали "карманную" дворцовую революцию (15.03.1808 г.), в результате которой последние оставшиеся при дворе друзья Франции были изгнаны, а "призванный к порядку" Мустафа IV отозвал собственное разрешение на прохождение французов через собственные территории4. Только британская разведка прекрасно понимала, что лицо, которое они более всего желали исключить из игры, осталось. Стена, отделявшая гарем от остального сераля, была непреодолимой.

Тем временем, таинственная одалиска не оставалась пассивной и, контактируя с верными Селиму III эмигрантами, готовила месть. Весной 1808 года офицеры-"реформаторы", которым в свое время удалось уйти из Константинополя, склонили одного из главнокомандующих турецкой армии, сторонника селимовских перемен, пашу Рущука, Байрактара, предпринять попытку вернуть трон Селиму. Байрактар-паша пошел походом на Константинополь со своим прекрасно подготовленным 20-тысячным корпусом и, захватив голод, посадил под замок командира янычар, великого муфтия, великого везира и улемов, после чего, 28 июля окружил султанский дворец и потребовал освобождения Селима III. В ответ перед ворота выкинули голову султана-франкофила. В ответ на такой ответ Байрактар-паша ворвался в сераль, казнил всех высших чиновников, а великого везира и великого муфтия приказал утопить как щенят. Мустафу IV посадили под замок, и он уступил место на троне новому султану, своему младшему брату, Махмуду II.

В железной клетке нашли ужасно искалеченные янычарами останки Селима III. Так погиб мой бубновый король, которого Наполеон на Святой Елене вспомнил всего лишь раз, говоря: "Я написал ему: Султан, выйди из сераля, встанб во главе своей армии и вновь начни прекрасные дни собственной монархии". Но на этом вся эта история еще не заканчивается.

7

Мы приближаемся к цели несколько затянувшегося рассказа на тему более десятка лет в истории Турции и к началу наиболее интересного действия.

Махмуд II и именованный им великим везиром Байрактар-паша начали собственное правление с огромной энергией и суровостью, возвращая реформы Селима III. При дворе вновь возобладали профранцузские влияния, и новое сближение с Наполеоном было только вопросом времени. Агенты британской разведки довольно быстро информировали собственный центр, кто является мотором всей этой акции. Что касается первого из упоминаемых лиц, Хали-эффенди, который действовал в качестве посла в наполеоновском Париже, никаких сомнений не было. В отношении же второго - сомнения были огромные. Английские министры не очень-то хотели верить в фантастическую, по их собственному мнению, фигуру гаремной фаворитки; в рапортах ее называли родственницей жены Наполеона и матерью Махмуда II!