Империя мертвецов - Ито Кэйкаку

Пожалуй, и в самом деле для машины, обрабатывающей такие объемные логи, не придумать более подходящего имени, чем «Поль Баньян», однако масштабы данных оказались куда больше моих самых смелых ожиданий. Тут целый город на глазах превращался в завод по обслуживанию Аналитической Машины. Мое воображение отказывалось представлять объем информации, который сквозь нее курсирует, а уж что за чудо-техника нужна для обработки этих логов?

Я обескураженно спросил:

– А вы храните все данные, которые прошли через «Поля»?

– Для этого необходимо расширить предприятие. Я планирую сделать город архивом. Такую систему можно будет смело назвать новой формой жизни! Это дорого обойдется, но человечество обязано сохранить свою коммуникацию. Мы подключим базовый обмен данными между Аналитическими Машинами и соберем здесь лог записей со всего мира. И если однажды человечество откроет способ с легкостью читать такой титанический литературный труд, то эти данные станут бесценным источником знаний о наших мыслях и жизнях. Мелочи, которые обнаружатся в историях людей, осветят нам путь к самой сути.

– Самой сути? – недоуменно повторил я, и Берроуз ответил:

– Человеческой. Мы мыслим в повествовательном ключе, но это лишь часть потенциальной производительности большого мозга. Наши мысли – ворох удобных отговорок и лживого приспособленчества. Те данные, которые мы осознаем, – всего лишь ширма, прикрывающая процессы, вершащиеся в подсознании. Опубликовать логи – все равно что раскрыть секреты мышления. Нынешнему человечеству на такое смотреть рано. Мы пока не готовы столкнуться с реальностью в ее непосредственном виде, то есть с монотонными и бесконечными списками вместо сюжетов. Мозг – это устройство, которое проецирует на экран изображение, а мы – зрители, которые бездумно следят за картинкой и не способны разглядеть фигуру художника. Прошу отнестись с пониманием, – заключил Берроуз, и Батлер жизнерадостно всплеснул руками:

– Тогда позвольте поговорить с кем-то из операторов, которые раньше служили на Восточном побережье! Разумеется, с живым.

Предприниматель нахмурился, но неожиданно покладисто принял эту идею.

– И вам этого достаточно? – спросил он, и Батлер натянуто улыбнулся, мол, чего же нам еще делать.

Несколько растерявшись от нашей податливости, Берроуз понизил голос:

– Как вы заметили, большинство наших операторов заменено на мертвецов. Но если вам интересно узнать историю операторского обслуживания…

Берроуз черкнул что-то на бумажке, поднялся и вложил записку в один из металлических цилиндров на стене. От пневматического лифта донесся тихий шелест пара.

Как мы собрались охотиться за Чудовищем?

Оперативный штаб «Пинкертона» одобрил наше участие в поисках, и нам предоставили доступ к документам «Арарата» по делу. Уолсингему я отписался только, что мы «расследуем истинное положение вещей», так что мой статус повис в воздухе. Формально я принял приглашение Гранта, но решил, что о деталях подумаем с командой на месте.

«Хотите ознакомиться с документами по Тому Самому?» – усмехнулся Батлер, когда мы прибыли в деревенского вида порт в Иокогаме, и вскоре я понял почему: даже составленные в самых общих чертах, без деталей, эти бумаги занимали целую гору чемоданов. Тут собрали сводки о случаях неистовства мертвецов по всему миру. Не только о замке Фалькенштайн и южноамериканском Консельейру – материалов по делам, в котором подозревали след Того Самого, накопилось столько, что одному человеку такое прочесть и систематизировать уже не под силу.

По пути в Сан-Франциско на борту «Ричмонда» я попробовал подступиться к расшифровке «Записей», а параллельно скармливал Пятнице документацию, которую выдал «Пинкертон». В его голову, праздно уставившуюся куда-то в чертоги мира иного, плавно вливалась информация о случаях буйства мертвецов. Меня не оставляло ощущение, что я занимаюсь какой-то бесполезной ерундой, заполняю великое ничто бессмысленными буквами. Легкая растерянность на лице Пятницы в какой-то момент передалась и мне. Я заметил, что чувства во мне постепенно гасли, амплитуда эмоциональных колебаний уменьшалась. Похоже, я выгорал.

Я превращал мозг Пятницы в энциклопедию бесчинств, которые учинили мертвецы. Один допустил ошибку при правлении повозкой и влетел в группу детей. Второй толкнул своего хозяина в камин. Третий растоптал младенца. Большую часть этих историй публиковали на последних страницах газет в разделе происшествий, среди прочих обыденных несчастных случаев, которые забываются через несколько дней. Действия мертвецов объясняли некорректным обслуживанием, роковой случайностью, естественной закономерностью.

Материалы «Арарата» состояли из газетных вырезок, не отсортированных по степени важности. Видимо, чтобы не создать ложного базиса, что́ считать важным, а что нет. Как словарь составляется по алфавиту, так и тут поток фактов разбивался на фрагменты, подчиненные простой последовательности.

Некрофил, заразившийся странной болезнью; две дамы, подравшиеся до крови за приглянувшегося мертвеца; жена, воскресившая неверного мужа, только чтобы еще раз его убить. Записи «Арарата» в бесконечных подробностях иллюстрировали тьму человеческих страстей. Секта, провозгласившая мертвеца антикварной модели святым, получила откровение и окончила свои дни групповым самоубийством. Богач, который устроил из мертвецов пир с копошащимися блюдами, а его за это линчевали. Дворянин, который похищал пришедшихся ему по нраву женщин, умертвлял их, воскрешал в виде мертвецов и собирал у себя в замке. Человек, который связал себя с мертвецом брачными узами, а потом его труп нашли жестоко обезображенным. Дело о младенце-умертвии. Еще кто-то сделал франкеном свою любимую юную дочь, чтобы навсегда сохранить ее прелестный облик. Один мужчина украсил мертвецами, переделанными в объекты искусства, собственное поместье.

Качка в океане не шла на пользу моему желудку, и я, сдерживая рвотные позывы и придвинув поближе таз, выделенный мне для этих нужд, принялся изучать каталог изъятой у этого любителя искусства коллекции.

Четырехрукий мертвец. Два тела, сшитые в подобие кентавра. Одного обратили в жировоск[52], который, по слухам, очень дорого ценится в криминальной среде. Получилась целиковая «рука славы»[53], которая своими вялыми шевелениями предсказывала успех или неуспех преступного предприятия. Целый список имитаций великих произведений искусства. Венера Милосская, «Лаокоон и его сыновья», «Плот “Медузы”», «Фракийская девушка с головой Орфея». Атлант, придавленный огромной скалой, голова Мимира. Целый ворох неудачных копий Ники Самофракийской. Отдельная глава в каталоге была посвящена композициям в жанре ванитас[54] с декоративно оформленными мертвецами. «Чучела» горгон, гарпий, мантикор. «Цербер», которому пришили к плечам две лишние головы.

По капризу живого человека все эти тела перелепливали, разрезали, перешивали, и в таком вот залатанном виде они проводили свою вечность в смерти. Список постоянно умирающих мертвецов тянулся бесконечно.

– Какое же у людей безудержное чувство юмора, – удивленно присвистнул Барнаби, заглянув мне через плечо, и я бросил на него укоризненный взгляд. Он пожал плечами: – Ну не сердись! А что Великобритания творит по миру? Хотя, справедливости ради, старушка Англия не одна таким балуется.

Он провел по списку пальцем:

– Африканцы – такие же люди. Все едино.

Его слова прозвучали для меня дико. Как раз тут список закончился.

– Большинство самых темных страстей человека прорастает из вполне понятных корней. У этих чудаков нет амбиций, которые сотрясают государства, им просто хочется привлечь немного внимания, сделать свою жизнь интереснее.

Заметив, как скепсис проступает у меня на лице, он добавил:

– Я, понятное дело, не хочу сказать, что за нашу страну воюют одни ненормальные, которые творят бесчинства по своей естественной злобе. Я имею в виду, что с этим ничего не поделаешь. Когда не понимаешь, что стоит за приказом, а подчиняться приходится, ты подчиняешься. А не рефлексируешь.