Элохим - Эл М Коронон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анна подошла к окну. Из окна открывался впечатляющий вид на Храм. Она опустилась на колени, положила руки на подоконник и наклонила голову. Так она каждое утро приступала к утренней молитве, обращаясь лицом к Храму. Молча она помолилась за отца, за своего нерожденного ребенка и за Элохима.
Послышался стук в дверь. Она откликнулась. Вошла Иудифь с подносом. Принесла завтрак. Она прошла к кушетке у стены и поставила поднос с завтраком на столик. Анна обычно по утрам ела несколько кусочков козьего сыра с ломтиками хлеба, намазанными маслом, и выпивала чашечку яблочного сока.
– Госпожа, как сегодня себя чувствуете?
– Хорошо, Иудифь. А что, разве по мне невидно?
– Нет, не видно, госпожа. В последние дни вы очень бледны. Наверно подзалетели?
– А что, заметно? – проговорилась Анна, проведя невольно рукой по животу, и тут же прикусила язык. – Нет, нет, что ты! Двадцать лет не беременела… И тут ни с того, ни с сего. Нет, что ты! Просто утомилась. Приходится долго сидеть у отца.
За долгие годы Иудифь хорошо изучила свою госпожу. Ей стало ясно, что Анна хочет скрыть от нее свою беременность. Только не поняла, почему.
– Как рабби?
– Также. Очень слаб. Но держится.
– Сегодня тоже идете к отцу?
– Да, только не утром, а вечером. Приготовь мою пурпурную симлу[44].
– А зачем к больному ходить в праздничном наряде?
– Иудифь, это уж не твое дело!
– Я просто спросила.
– Лучше займись своими делами.
Иудифь хотела еще что-то сказать в оправдание, но Анна отвернулась от нее к окну, давая знать, что разговор закончен. Иудифь обиженно запыхтела и вышла из комнаты.
«Вот так с ней всегда. Сама же переходит все границы, а потом дуется», – подумала Анна. Но она уже привыкла к странностям Иудифь. Ей никогда в голову не приходила мысль заменить ее. К тому же домашнее хозяйство она вела исправно.
Иудифь была моложе Анны на десять лет. Она происходила из бедной моавитской семьи. Ей было всего тринадцать лет, когда Анна заметила ее в иерусалимской бане. У нее были курчавые черные волосы, очень смуглая кожа, мальчишеская фигурка, узкие бедра и маленькая, круглая как персик, попка. Словно привлекательная бронзовая статуэтка. Анна, не задумываясь, предложила семье Иудифь щедрое вознаграждение и взяла ее к себе.
Анна считала, что муж должен всегда иметь возможность удовлетворять свое желание, и лучше ему сделать это дома, чем на стороне неизвестно с кем. Когда Элохим впервые увидел Иудифь, он вопросительно взглянул на Анну, а она, улыбнувшись, сказала:
– Каждому сыну Давида полагается иметь свою моавитянку.
Это были первые и последние слова об Иудифь, произнесенные между ними за долгие годы совместной жизни.
Иудифь Элохиму понравилась сразу же. В первую ночь она была стыдлива, но покорна. В последующие дни стыдливость исчезла. И она стала изобретательна и вела себя в постели, «как кошка». Элохим с ней испытывал особые острые ощущения и позволял себе все то, что не мог допустить с Анной. Элохим быстро пристрастился к ней и стал с ней проводить больше ночей, чем с Анной.
Иудифь во многом была противоположностью Анны. В Анне ощущалась королевская сдержанность. А Иудифь могла проявить рабскую наглость.
Однажды за обедом Элохим заметил заносчивое обращение Иудифь с Анной. Он тогда промолчал, а ночью повел себя с ней нежнее, чем обычно. Нежность Элохима окрылила Иудифь, и она осмелилась спросить:
– Кто из нас лучше, Анна или я?
Элохим прежде чем ответить, встал с постели и оделся. И лишь после сказал:
– Не смей сравнивать себя со своей госпожой и называть ее по имени. И не забывай, что ты здесь только потому, что того хочет твоя госпожа.
Элохим тогда ушел и не пришел к ней в следующую ночь.
Несколько дней Иудифь ходила в слезах. Ее мать, которая часто приходила навещать дочь, рассказала ей, как Сарра заставила Авраама выгнать Агарь и Ишма-Эла. «Авраам просто вытурил их обоих. А у тебя даже ребенка нет от Элохима! Ты чем думаешь, головой или задницей?» Слова матери подействовали на Иудифь, как холодный душ.
Она быстро сообразила, что нельзя позволять себе непочтительность к Анне при Элохиме. Она также перестала обращаться напрямую к Элохиму при Анне. Так у них и повелось. Однако наедине с Анной Иудифь время от времени проявляла дерзость и заносчивость. Эти вспышки Анна воспринимала как неизбежную плату за то удовольствие, которое Иудифь по ночам доставляла Элохиму.
Между тем страсть Элохима к Иудифь не угасала, а наоборот, разгоралась с новой силой. По ночам он стал чаще приходить к ней, но при этом никогда больше не оставался до утра и уходил спать к себе. В таком молчаливом взаимопонимании они втроем и жили все эти годы.
Наступили сумерки. Анна одела пурпурную симлу, сшитую из нежной шерстяной ткани и окаймленную по краям золотыми узорами. Покрыла голову шерстяным платком и туго завязала его на затылке. Накинула на себя широкую шерстяную шаль черного цвета и закуталась с головой. Она никогда не носила на себе смешанные ткани. Посмотрела в зеркало, где под шалью было видно только ее белое лицо. В небесно-синих глазах как всегда играли чертики. У женщин взгляд обычно оценивающий. А у Анны он был несколько отрешенным и одновременно загадочно-обворожительным. Мало кто мог оторваться от бесноватой игры чертиков в ее синих глазах.
Она представила себе, как встретит Элохима у Шушанских ворот. Как обрадует его вестью о своем новом положении. Теперь она сама убедилась в своей беременности. Она улыбнулась себе в зеркало, испытывая блаженное волнение от мысли, что очень скоро окажется в объятиях своего любимого мужа, по ком так соскучилась за месяц. Еще несколько часов, и настанет конец разлуке. Они вновь будут вместе. И больше никогда не расстанутся.
Анна вышла из своей комнаты и спустилась вниз. Иосиф уже ждал ее в передней комнате. Тут же стояли трое телохранителей Элохима. Анна закрыла лицо дымчатой вуалью, называемой нежно – hinuma. И все вышли на улицу. Один из телохранителей пошел впереди, а двое сзади Иосифа и Анны.
До дома Второсвященника было далеко: предстояло обойти крепость Антония и Храм с севера, пройти через всю Акру, затем через Средние ворота под Милло перейти в Верхний город, а оттуда по мосту над долиной Сыроделов выйти к юго-западному углу Храма и затем на площадь Офел. На улицах почти никого не было. Но
