Ричард Длинные Руки – герцог - Гай Орловский

– Вашей высокой аудиенции просит леди Эмили Дикинсон, – сообщил он с неподвижным лицом.

– Это кто? Ах да… Ты ее хорошо устроил?

– Да, – ответил он с достоинством. – В ее распоряжении лучшие женские покои.

– Хорошо, – сказал я. – Надо бы, кстати, посмотреть, что у меня там за женские.

– Изволите сейчас, ваша светлость?

Я удивился:

– С какой стати? Это было риторическое пожелание. Где эта леди Эмили сейчас?

Он сообщил с непроницаемым видом:

– В приемной вашей светлости.

Я подумал, хотя над чем тут думать, сказал расслабленно важно:

– Хорошо, пригласи.

Он вышел, тихохонько прикрыв двери. Я ждал, мучительно размышляя, встать ли навстречу или же принять сидя, разница в положении достаточно велика, глава государства вообще имеет право подавать руку женщинам первым…

Дверь приоткрылась, я не сразу заметил, что женщина сменила платье, тогда была в ярко-голубом, сейчас – в огненно-красном, но все-таки такая мелочь не ускользнула от моего зоркого внимания, какой же я наблюдательный, молодец, волосы полуоткрыты, а ленты там такие, что дунь – развяжутся сами.

Она сделала только шаг, как меня уже подняло из-за стола, проклятая рыцарственность, я с несолидной поспешностью вышел навстречу и склонился в вежливом поклоне.

– Леди Эмили…

– Ваша светлость, – произнесла она низким грудным голосом, от которого что-то шевельнулось пониже сердца, и присела в поклоне.

Я посмотрел на ее глубокий вырез платья, с великим трудом задушил рвущееся из себя «Зовите меня просто Ричард» и сказал вельможно-почтительно:

– Леди Эмили, позвольте вас провести к креслу…

Она подала руку, вот уж инвалид, а я собака-поводырь, так мы прошествовали целых два шага к креслу, которое я придвинул для тех особых посетителей, которых не смогу спихнуть на Кемпбелла.

Я выждал, стоя, как баран, со склоненной головой, пока она усаживается, взбивая платья и устраивая их так, словно это все ее необъятная задница, затем еще раз поклонился со всей учтивостью хозяина и вернулся к своему месту.

Увы, через стол разговаривать с красивой женщиной как-то даже не знаю, но что-то против, я вытащил кресло и поставил его рядом со столом сбоку, чтобы я оставался все-таки герцогом на работе и в то же время как бы создал некую доверительность.

– Леди Эмили…

– Ваша светлость, – сказала она мягким женственным голосом, – прежде всего позвольте поблагодарить за теплый прием.

Я отмахнулся:

– Да ладно, все стандарт. Не я его придумал. Но я рад, что неудобств не испытываете.

– Напротив, – воскликнула она пылко, – у вас все так чудесно! Просто великолепно!

Я ощутил, что сворачиваем на опасную тропку, а там такая дорожка, что и рад бы попятиться, да нечто не позволит, как неважному танцору, а оправдание всегда найдем: хорошее воспитание, манеры, то да се, так что улыбнулся доверительно и спросил в лоб:

– У вас, как я понял, какие-то сложности?

Она покачала головой, взгляд не покидает моего лица, выглядит мило, очень женственно, явно следит за собой, только взгляд не только женский, в нем чувствуется еще сила и проницательность, а это, понятно, совсем не то, что мужчины ищут у особей противоположного пола и считают милой женственностью.

– Спасибо, ваша светлость, – проговорила она, – я прибыла как раз потому, что в моих землях все хорошо.

Она все еще призывно улыбалась, несмотря на мой прямой вопрос, еще можно задержаться на уровне легкой светской беседы с ее шуточками, намеками, хи-хи, ах не надо, что вы делаете, но я велел себе держаться – когда же выработаю в себе надлежащую стойкость; поднял брови, изображая удивление.

– Леди Эмили! Просто не могу поверить, что вы оставили свои цветущие земли, чтобы полюбоваться на нового герцога!

Она легонько улыбнулась, узел на ленте в ее волосах на глазах заметно ослабевает, как они это делают, не представляю, волосы вот-вот хлынут по плечам, а женщина с распущенными волосами все равно что голая…

– Ваша светлость, – произнесла она с милым женским лукавством, – заслуживает того, чтобы со всего королевства съезжались посмотреть на героя, сделавшего невозможное! А вы это сделали. Но вы правы, я приехала по делу.

Я с облегчением перевел дыхание, стараясь проделать это понезаметнее.

– Слушаю вас, леди.

Она прямо посмотрела мне в глаза и произнесла с надеждой и отчаянием:

– Ваша светлость, мой муж умер, однако я успешно управляюсь с нашими владениями и все налоги вношу исправно. Умоляю вас оставить все так, как есть!..

Ее лицо раскраснелось, в глазах влажно блеснули слезы. Лента на волосах уже едва-едва сдерживает тяжелую копну. Я старался отогнать этот образ, но все равно представил, как они освобожденно хлынут по плечам, упадут на спину и грудь… ага, на голые плечи и грудь, потому что женщина распускает волосы только в постели. Внутри меня разливается уже не тепло, а настоящий жар, и я понял, что сам по своей воле охотно поддаюсь простейшему манипулированию.

– Все, – повторил я задумчиво, будто есть над чем думать, – как есть… Простите, что забегаю вперед, но вы имеете в виду, видимо, совсем не административное или территориальное местоположение ваших земель…

Она торопливо кивнула, запруда в глазах переполняется слезами, вот-вот хлынут по щекам. Самый удобный момент, чтобы прижать ее к своей груди и утешать, поглаживая по голове, как ребенка. Мы ко всем женщинам предпочитаем относиться, как к детям, это нас возвышает, а плечи делает шире.

– Ах, ваша светлость!..

Я ответил с сочувствием:

– Это что-то личное?

Она кивнула, от этого движения слезы освобожденно побежали по щекам, прозрачные, чистейшие, как сверкающие жемчужины, и наверняка даже чуточку сладкие, вон она вся какая. Это не наши мужские слезы, что могут прожечь камень, если упадут на пол.

– Ваша светлость, сжальтесь!

Я удержал себя в кресле, как дурного кобеля за ошейник, сиди, скотина, пора научиться смирять свои животные порывы, и не маскируй их под сострадание к женщине, сам знаешь, что начни утешать, и через две минуты окажешься с нею в постели. А потом хрен расплатишься.

– Леди Эмили, – сказал я с великим сочувствием, – позвольте догадаться… Если я скажу что-то не так, немедленно поправьте, хорошо? Невзирая на то, что я ваш сюзерен…

Она торопливо кивнула, даже слабо улыбнулась, да-да, конечно, поправлю, а там посмотрим, какой ты сюзерен и кто вообще из нас сюзерен.

– Вы хотите сказать, – продолжил я, – но из врожденной женской деликатности не решаетесь выговорить вслух… просьбу не выдавать вас замуж? Простите, что сразу беру быка за… рога.

Она кивнула и всхлипнула.

– Ах, ваша светлость! Вы сама деликатность и чуткость!