Спецслужбы мира за 500 лет - Сергей Чуркин

Голицын справедливо полагал, что идея Крымских походов принадлежала его противникам, которые в случае неудачи надеялись устранить его от двора или хотя бы уменьшить влияние на Софью.

Отметим, что многие из окружения Софьи не разделяли ее желания стать царицей. Царь, повелевающий ими, родовитыми, отмеченными заслугами, – это одно, а «незамужняя девица» – совсем другое: время императриц на Руси еще не пришло.

И Голицын, и Шакловитый понимали, что основа их благополучия – расположение Софьи. Они обменивались информацией о делах в столице, особенно о настроениях влиятельных лиц. Петр становился все старше и в любой момент мог заявить о своих правах самодержавного государя.

Длинная цепь неразберихи и придворных неурядиц ослабила полки иноземного строя. Некоторые офицеры предпочли искать удачи в государствах с более предсказуемым будущим, другие до поры до времени отошли в тень, переведя свои полки на положение, обозначенное И. Ильфом и Е. Петровым как закон монтера Мечникова («утром деньги – вечером стулья»). Таким образом, создававшаяся на протяжении десятилетий система политической и военной безопасности государей в который раз оказалась под угрозой уничтожения.

В условиях нарастающей борьбы за власть помощники Софьи проводили специальные операции, направленные на разжигание недовольства к партии Петра среди стрельцов. По описанию С. М. Соловьева, это делалось примерно так:

«Ночью в двух местах подъезжала к стрелецким караулам вооруженная толпа, схватывала десятника, и начальник толпы приказывал его бить до смерти; несчастного начинали колотить, но слышался голос из толпы: „Лев Кириллович! За что его бить до смерти? Душа христианская!“ После было узнано, что мнимый Нарышкин был подьячий приказа Большой казны Шорин, доверенное лицо правительницы».[157]

Критической момент наступил в конце июля 1689 г., когда после нескольких выпадов со стороны Петра открытое противостояние стало неизбежным. Софья и Шакловитый пустили в ход дезинформацию о подметном письме, согласно которому «потешные» были готовы «побить царя Ивана Алексеевича и всех его сестер».[158] Седьмого августа в Кремле сторонники царевны схватили петровского спальника П. Плещеева, что послужило началом к «военным действиям». Но… они так и не начались.

На наш взгляд, этому факту есть два объяснения. У большинства стрельцов отсутствовала реальная мотивация к открытому выступлению против законного государя. Напомним, что наиболее агрессивно настроенные из них были заблаговременно удалены из Москвы еще в 1683 г. Кроме того, партии Софьи противодействовали те командиры Стремянного полка, которые приняли сторону Петра. В молодом царе свою опору признали многие полки иноземного строя, и наиболее прозорливые стрельцы пришли к тем же выводам. Скорее всего, изменение в настроениях военных было следствием грамотной работы секретной службы Петра, которая постоянно старалась выбрать из мутного стрелецкого болота наиболее правильно настроенных представителей и сформировать из них своих союзников, пусть даже и временных.

Еще одной заслугой сподвижников Петра была нейтрализация Голицына: ни сам Голицын, ни подчиненные ему полки иноземного строя никаких действий против царя не предприняли. Таким образом, в течение месяца на сторону Петра перешло подавляющее большинство силовых институтов государства. Шакловитый был арестован, а Голицын и его люди сами явились с повинной.

На этом этапе из Москвы сумели скрыться С. Медведев и стрелецкий пятидесятник Никита Гладкий. Через некоторое время их задержал дорогобужский воевода в Бизюковом монастыре. Если учесть, что «царевы враги» сами являлись великолепными знатоками сыска, то следует признать что оперативные возможности секретных служб Петра достаточно серьезными. Успешный поиск и задержание указанных лиц были бы невозможны без широкой агентурной сети и быстрой мобилизации соответствующих сил при малейших признаках обнаружения «врагов». И еще один момент: необходимо было не просто сыскать «отступника», но «живым поймати и ко государю скоро доставити», ведь разыскиваемый мог покончить с собой и таким образом уйти от допроса и суда государева. Поскольку это происходило не так часто, можно говорить о высоком уровне подготовки секретных силовых подразделений, выполняющих волю молодого Петра.

Одним из тех, кто обеспечил победу Петра в его противостоянии с Софьей, был князь Б. А. Голицын.

П. Гордон, ставший впоследствии одним из наиболее приближенных к царю иностранцев, вспоминал:

«Князь Борис Алексеевич Голицын распоряжался всем у Троицы потому, что никто другой не смел вмешиваться в такое щекотливое дело, каким оно сначала казалось».[159]

Но у князя не сложились отношения с вдовствующей царицей Натальей Кирилловной: она не простила ему заступничества перед Петром за Василия Голицына. В итоге Борис Алексеевич был назначен начальником Приказа Казанского дворца (по иерархии того времени – не выше 5-го места), отвечавшего за оборону южных рубежей России (границы с Персией и Османской империей). По сложившейся практике этот же приказ организовывал пограничную (сторожевую) службу и приграничную разведку.

А иностранные разведки не дремали, иногда работая под чужим флагом. Когда в противостоянии Петра и Софьи решался вопрос о том, кому будет принадлежать верховная власть в государстве, в Москву под видом польского дипломата прибыл француз Ф. де ла Невилль, желавший получить сведения о внутреннем положении России и о ее переговорах со Швецией и Бранденбургом. Невилль писал своим покровителям, что тайные сведения сообщал ему переводчик Посольского приказа Спафарий, который был, по мнению француза, «весьма приятный собеседник, но связан был страхом и опасением, хотя и при этом открыл мне весьма многое, особенно о Русском дворе, который знал он совершенно: без его рассказов многого узнать мне не было возможности, и ему обязан я тем, что помещаю далее в моих записках».[160] Учитывая дальнейшую успешную службу Г. Г. Спафария, предположим, что он мог иметь отношение к секретной службе (контрразведка) Посольского приказа.

«Задачами контрразведывательных мероприятий, проводимых Московским государством, являлось воспрепятствование тайной разведке иностранцев в стране, ограждение страны от проникновения тайных иностранных шпионов, выявление и обезвреживание их, с одной стороны, принятие всех необходим мер к сохранению государственных тайн, с другой стороны».[161] Все проводимые контрразведывательные мероприятия по характеру являлись превентивными и активными. Превентивными мероприятиями в XVII в. являлись:

мероприятия по сохранению государственной тайны;

мероприятия по засекречиванию объектов;

наблюдение за иностранцами и подозрительными людьми;

недопущение в страну признанных вредными иностранных книг;

перлюстрация корреспонденции.

Вся дипломатическая и военная переписка считалась секретной. Секретными объектами считались также царские дворцы, крепости, монастыри, ставки воевод. Наблюдение за пограничными рубежами велось для предотвращения проникновения лазутчиков и пересылки писем. Осуществлялась регистрация всех приезжающих в городах приграничной полосы. Подозрительные лица из пограничной полосы высылались в глубь страны. Для иностранцев были закрыты Север (исключение Архангельск и Вологда) и Сибирь. Иностранцам запрещалось переодеваться в русское платье и иметь русскую прислугу. Велась перлюстрация писем (от десяти до ста в неделю), пересылаемых купцами по почтовым линиям Москва – Рига и Москва – Вильно, которые были открыты в Московском государстве после 1665 г.

Активные контрразведывательные мероприятия в XVII в. состояли в выявлении, аресте и допросе иностранных лазутчиков и их русских пособников. Для выявления и изобличения применялась различные способы. За членами посольств велось открытое и тайное наблюдение, которое осуществляли приставы, толмачи и стрельцы из охраны. Подпоить дипломата и выведать у него сведения считалось в порядке вещей. Наблюдение велось также за всеми подозрительными людьми, как русскими, так и иностранцами (купцами и пр.). Приставы также осуществляли поиск, поимку и взятие под стражу выявленных шпионов и их пособников.

Большинство дел о шпионах возникало благодаря изветам и явкам, то есть проявлению бдительности подданных. По Соборному Уложению 1649 г. каждый, кому стало известно о шпионаже, измене и т. п., обязан был известить об этом воеводу или соответствующий приказ. Извещавшие должны были фактами подтвердить свое обвинение, в противном случае их подвергали строгому наказанию. Розыск шпионов велся и на основании сообщений русской агентуры или добровольных помощников из-за границы, что являлось прообразом внешней контрразведки.