На корабле утро - Александр Зорич

Все астероиды с мало-мальски существенной экваториальной скоростью не подходили. Столь грузная и инертная парочка, какой являлась сцепка «Ретивый» – «Камрань», была чересчур требовательна к условиям посадки, которая в силу мизерной собственной гравитации астероидов по своему существу была не столько посадкой, сколько «стыковкой». При «стыковке» с астероидом, который вращается сравнительно быстро, днище «Камрани» было бы попросту вскрыто, как консервным ножом, неровностями проносящейся мимо поверхности.

Из многих зол было выбрано меньшее. Их астероид – ему присвоили шифр «Орех» – имел среднюю экваториальную скорость четыре метра в секунду. «Среднюю» – потому что форма астероидов весьма далека от идеальной сферы. Например, «Орех» и в самом деле чем-то напоминал приплюснутый грецкий орех в кожуре.

И это еще было очень даже неплохо! Ибо большинство астероидов Угольного Дождя, походящих по размерам, совершенно не годились по форме: какой-то был похож на обломок каменного ножа, другой выглядел как старая картофелина, третий как половинка дыни… Посадка на подобные тела из опасной превращалась в архиопасную.

В общем, третьим критерием была подходящая форма.

Дуэт фрегата «Ретивый» и рембазы «Камрань» возник не случайно.

На борту «Камрани» находился очень ценный груз, без которого операцию и затевать-то не стоило – две двигательно-энергетические группы строящихся линкоров типа «Наварин». То есть те самые «Апогеи», исчадия гостайны, о самом существовании которых Комлев и Поведнов три дня назад узнали от главкома Пантелеева.

Огромный герметичный док, которым располагала «Камрань», был нужен, чтобы создать достойные условия транспортировки для снятых со стапелей секций линкорских корпусов, в которых были смонтированы «Апогеи».

Также в этом вылете «Камрань» служила импровизированным десантным кораблем. На ней дислоцировалось четыреста тридцать человек личного состава и свыше восьмидесяти гусеничных машин 5-го гвардейского астроинженерного батальона ВКС РД. Задачей батальона было «банальное зарытие двигателей „Апогей“ в поверхность астероида», как выразился его командир по фамилии Хладов – человек смелый, но совсем некнижный.

Само собой разумеется, перетащить «Апогеи» и астроинженеров в пояс Угольный Дождь самостоятельно фрегат «Ретивый» попросту не смог бы. Зато лямбда-радиуса его форсированных двигателей Д-2 как раз хватило, чтобы послужить Х-буксиром для «Камрани».

Для стороннего наблюдателя дуэт являл странное зрелище.

«Ретивый» сидел на широком загривке рембазы «Камрань», как лягушонок на маме-лягушке. Казалось, это «Камрань» несет «Ретивого». Хотя на самом деле все было наоборот: фрегат протащил рембазу через Х-блокаду и теперь исполнял функции обычного, орбитального буксира.

Конечно, у «Камрани» имелись собственные маршевые и маневровые двигатели, но мощность и, главное, динамические характеристики у них были скромными. Ни о какой самостоятельной посадке на астероид с такими можно было и не мечтать.

Как все это зоологическое нагромождение будет садиться, закоренелый реалист Комлев не мог взять в толк. Но полагал, что пилотам «Ретивого» виднее. Тем более что астероид «Орех» уже показался в прямой видимости, а Часомерский по-прежнему не подавал никаких признаков беспокойства…

С собой, на стыковочных узлах, они притащили еще восемь «Дюрандалей», одолженных у «Славы» – тех самых, без камуфляжа. Сейчас четверка этих машин ушла вперед, к астероиду, чтобы послужить летающими видеокамерами, с помощью которых «Ретивый» сможет увидеть себя со стороны в ходе посадки.

На экране перед Часомерским возникло лицо старшего пилота Еланова – это его летный бенефис наклевывался с радостной неизбежностью.

– Товарищ командир, вышел на опорную посадочную траекторию. Сближение до единицы через восемьдесят секунд. Прошу вашего разрешения принять командование кораблем на себя.

О, Комлеву была прекрасно знакома эта воистину магическая формула!

Всем известно, что командир космического корабля – первый после Бога и его власть над подчиненными беспредельна. Но поскольку космический корабль – существо при желании очень быстрое и временами походит более на флуггер, нежели на морской корабль, его судьбу на взлете и особенно на посадке решает зачастую пилот, а не командир. Нету командиру места в тех куцых долях секунды…

– Принимайте командование кораблем, товарищ капитан-лейтенант! – торжественно провозгласил Часомерский и, перейдя на будничный тон, спросил: – Кузьма, кстати, ты там с баржой сконтачился? Я имею в виду, с пилотом «Камрани»?

– Точно так.

– Ну хорошо… Если что – докладывай.

«Если что» наступило буквально через три минуты.

Удар был такой, что Комлев пребольно прикусил язык, а Часомерский так и вообще едва не вылетел из своего командирского трона. Беспризорный пластиковый стаканчик с остатками молочного коктейля кубарем свалился с откидного операторского столика и шмякнулся на пол, щедро расплескав содержимое по мягкому кремовому ковролину палубного покрытия. Даже Поведнов оторвался от своего увлекательного радиоромана в диалогах.

– Кузьма, распротвоюмать! – зычным голосом воззвал Часомерский. – Это называется столкновение, а не посадка!

– А это и не посадка, – нервно отозвался Еланов. – Чиркнули по грунту «Камранью».

– Ну что сказать?.. – сердито буркнул Часомерский. – «Опыт, сын ошибок трудных»…

– Сейчас повторю попытку.

Чуткому Комлеву не нужно было даже смотреть на мониторы, транслирующие внешнюю картинку с «Дюрандалей», чтобы воссоздать действия Еланова.

Старший пилот долго, очень осторожно и неуверенно выравнивал сцепку «Ретивый»—«Камрань». Его маневр был скован пусть невысокими, но очень опасными метеоритными бороздами, которыми была располосована поверхность астероида. Выровняться Еланову удалось лишь на высоте в сорок метров. Затем, согласовав свои действия с пилотами «Камрани», которые должны были «подыграть» Еланову днищевыми дюзами, старший пилот трижды пытался уравнять скорость бокового скольжения с убеганием поверхности «Ореха».

Вот в этом-то и была вся загвоздка. Еланов никак не мог подобрать нужный «аккорд», позволяющий ввести боевой дуэт в плоское боковое скольжение. Пару кораблей все время угрожающе заваливало на правый борт!

Еланов отрабатывал другими группами дюз, восстанавливая вертикаль, но ему фатально не везло. Корабли приходили в состояние покоя, имея вовсе не ту боковую скорость, которая требовалась…

– Не могу, командир. Ну не получается у меня. Извини, – от волнения перейдя на «ты», сказал Еланов после десяти минут борьбы с демонами небесной механики.

Комлев искренне сочувствовал неудачам пилота. Он знал, что эти десять минут – они как десять часов в пыточной камере. А вот Часомерский – тот был начисто лишен сострадания к старшему пилоту. И понимать ничего не хотел.

– Что значит «извини»? Что значит «не получается»? Надо сесть. Понимаешь? Н-а-д-о!

– Да я понимаю, что надо. Но я не могу! Не идет оно! – перевозбужденный Еланов перешел на крик.

– Кузьма, не шуми, – тоном няньки, успокаивающей капризное чадо, сказал Часомерский. – Давай отложим это дело на полчаса.

– А через полчаса что будет? Астероид остановится? Или метеоритные борозды рассосутся? Я знаю, понимаешь, знаю, что я его не посажу!

– Хорошо… Ты не посадишь, передай управление Каракозову.

На экране возникло нахмуренное лицо второго пилота.

– Нам, татарам, конечно, все равно… Но я и подавно не понимаю, что с этим летучим гаражом делать. Предлагаю рассмотреть альтернативные варианты. Либо найти другой астероид. Либо пусть товарищи с «Камрани» тупо сбросят свой груз вниз! Ускорение свободного падения здесь мизер. Не разобьется даже хрустальная ваза!

– Чушь городишь, Каракозов, – оборвал его Часомерский. – Этот астероид мы искали двое суток. Ты предлагаешь еще двое суток угробить? Без гарантии, что мы на тот, свеженайденный, сядем? Теперь насчет «тупо сбросить»… Полагаю, это технически неосуществимо. Или как минимум технически бессмысленно. В подробности вдаваться некогда.

Затем произошло неожиданное. Неожиданное для всех, в том числе и для самого Комлева.

Повинуясь какому-то наитию, Комлев покинул свое скромное прибежище рядом с Поведновым, подошел к Часомерскому и, гипнотически глядя тому в глаза, сказал:

– Товарищ капитан третьего ранга, я могу осуществить посадку.

– Что вам для этого нужно?

– Ваше разрешение.

– А какой у вас налет?

– На звездолетах Главдальразведки – две тысячи часов.

– Хм! Много!.. Очень.

– У меня есть опыт. Я садился на астероиды шесть раз. Не сочтите за хвастовство, но по меньшей мере два случая были сложнее нашего.

– Где это вас угораздило?

– В системе Серапион. Если вы знаете, эта звезда – рекордсменка по числу тернарных и квартернарных астероидных субсистем. Я тогда летал на «Снегире», на судне-планетографе. С борта флагмана нашей экспедиции поступили данные, что на нескольких астероидах обнаружены следы искусственной деятельности. Ради этих следов мы, собственно, жизнями и рисковали. Впрочем, оно того стоило…