На корабле утро - Александр Зорич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А что же мирное население Тэрты, прошу прощения? – спросил ошарашенный новостями Часомерский. – Его тоже, что ли, эвакуировали из обреченной системы через Х-ворота?
– Нет. Насколько мы можем судить по радиопереговорам, такой возможности у наших не было.
– Выходит, если ягну взорвут Макран, население Тэрты сгорит заживо? Все эти городишки, деревни, сельскохозяйственные коммуны?
– Именно так.
– М-да…
В общем, поговорили.
Александра Браун-Железнова вернулась на «Камрань», а Комлев в компании коллег отправился на ГКП фрегата «Ретивый».
На душе Комлева, под тонкой переливчатой пленкой приятного послевкусия от знакомства с обольстительным майором Браун-Железновой, бушевали черные воды тоски и тревоги.
Глава 12
Барин в троечке промчался
23 августа 2622 г.
Фрегат «Ретивый»
Район архонтессы ягну, система Макран
В сравнении со многими своими соседками, планеты и прочие небесные спутники двойной звезды Макран являли собой компактную систему.
Орбита последней планеты проходила примерно там, где в Солнечной системе расположен Сатурн.
Соответственно, если поддерживать эту домашнюю аналогию, архонтесса ягну квартировала в районе Урана. А границы Х-блокады проходили, как полагало большинство экспертов «Периэксона», примерно через афелий Плутона.
Итак, архонтесса…
Часомерский был вынужден выбирать между двумя различными философиями сближения с ней. Из каждой философии вытекала своя тактика.
Первый вариант, Часомерский для себя назвал его «Выстрел в упор», заключался вот в чем. «Ретивый» совершает Х-прыжок вплотную к архонтессе. «Вплотную» – это двадцать тысяч километров. Затем фрегат включает маршевые двигатели, начинает разгон, подходит к архонтессе ближе… При этом расчеты показывали, что мимо архонтессы фрегат пройдет с достаточно умеренной скоростью восемь—десять километров в секунду.
«Барин в троечке промчался» – так Часомерский назвал второй вариант.
Он был значительно более опасным с точки зрения навигации. Но зато позволял надеяться на уклонение от зенитного огня ягну. Изюминкой этого второго было увеличение разгонной дистанции. Для этого «Ретивый» требовалось вывести из Х-матрицы в пять раз дальше, чем в варианте «Выстрел в упор».
Прогрев Х-двигателей и рутинные маневры по выходу на разгонный трек предоставили Часомерскому лишь двенадцать минут на раздумья.
Но Часомерский в тот день соображал быстро.
Он выбрал за три минуты сорок секунд: вариант два.
После чего приказал по внутрикорабельной трансляции:
– Всем товарищам из отдела «Периэксон» и свободным от вахты членам экипажа фрегата приказываю занять амортизированные кресла и перевести их в противоперегрузочный режим. Специально для «Периэксона»: амортизированные кресла имеют маркировку в виде красной буквы «Г» на подголовнике.
Комлев осмотрел свое кресло: буква, к счастью, на нем имелась. Он щелкнул тумблером. Кресло подалось назад, вынырнули держатели для ног, раздвинулись подлокотники. Сидеть стало совсем неудобно – Комлев всегда чувствовал себя в таких креслах лабораторной крысой, которую пытливый, с изрядным диоптрием студент распинает перед учебным вскрытием.
– Застегнуть гермокостюмы, надеть шлемы! – прозвучал следующий приказ. – Старшим в отсеках проследить за исполнением приказа, доложить на ГКП!
Через пару минут после доклада из отсеков Часомерский отдал последние распоряжения:
– Провести замену атмосферы! Герметизировать отсеки! По фрегату объявляется боевая тревога!
От зуммеров боевой тревоги у Комлева, еще со времен звездоплавательного училища, сладко ныло в подвздошье. Некое обновление в душе обещали эти звуки. Когда оно наступит – это обновление, – Комлев точно не знал. Может быть, его, как лавину, стронет прямое попадание позитронного заряда ягну через каких-то две минуты. А может, оно погодит и наступит лишь спустя часы и дни… Но прежним он уже не останется, нет.
Разгон.
Х-переход.
Доклады из отсеков:
– Есть контакт с архонтессой!
– Трещина в люксогеновом дюаре левого Х-двигателя!
– Тяга на маршевые!
– Импульс на маневровые!
«Началось… – удовлетворенно подумал Комлев сквозь отступающий сизый морок Х-матрицы. – Только что там у них с дюаром? Неужели действительно лопнул?»
Не теряя ни секунды, Часомерский сориентировал «Ретивый» на архонтессу.
Штурман Рязанский произвел прокладку гладкого параболического курса с учетом убегания архонтессы ягну по орбите.
Открылись пусковые шахты зенитных ракет. Зажужжали сервоприводы артиллерийских башен. В носовом торпедном погребе, куда еще на Певеке с превеликими усилиями затолкали гроб спин-резонансного сканера, группа технарей подала на аппарат высокое напряжение.
– Первый каскад мощности маршевых!
– Второй каскад, третий!
Девять хризолиновых дюз с субрелятивистскими скоростями вышвырнули факелы раскаленной плазмы. Фрегат понесся вперед.
Меньше минуты потребовалось операторам систем слежения, чтобы захватить архонтессу ягну тремя метровыми объективами и подстроить систему автофокусировки. После этого отфильтрованный и доработанный парсером видеопоток был передан на мониторы ГКП.
Комлев уже видел фотографии архонтессы, но те были довольно паршивенькие и поразить его траченное жизнью воображение не смогли. А вот сейчас, вживую…
Комлев поежился. Ему вдруг вспомнилось, когда его младшая дочь Леся была розовощекой ясельной крохой, она называла все, что будило в ней страх, «бабаем». А если «это» имело ярко выраженные женские черты (сюда относились и мультяшные ведьмы, и грудастые скифские бабы из Музея Природы), она говорила «бабайка».
Архонтесса была настоящей «бабайкой».
Имея простую, эмоционально нейтральную геометрию – почти правильный октаэдр, – архонтесса при этом что-то очень нехорошее проделывала с отраженным светом и даже с самим пространством вокруг себя. Ее поверхность давала тревожный чугунно-серый отлив. А звезды, что виднелись близ ее кромки, дрожали словно бы в злом, упругом мареве.
Операторы поигрались с увеличением телескопов, стремясь вычленить нерегулярные элементы архитектуры этого грандиозного инопланетного корабля.
Нахмурив брови, Комлев рассматривал глубокие каналы, опоясывающие архонтессу по ребрам октаэдра. Сеть куда более узких и мелких борозд покрывала треугольные грани архонтессы, формируя тошнотворно повторяющийся узор, который сообщал любознательному человеческому глазу уныние и страх…
«Хоть бы скорее ее грохнули уже, мерзость эту…» – добела сжав пальцы в кулаки, подумал Комлев.
– Скорость сто! – звонко отрапортовал штурман Рязанский.
– Хорошо, Сережа, – удовлетворенно отозвался Часомерский. – Что там с коррекциями, определился?
– Определился… Дам первую через полминуты!
«Скорость – сто? – рассеянно подумал Комлев. – Сто… Сто километров в секунду?! И тягу не убирают?! По-прежнему семь g?!»
Комлев знал, чем чревато такое длительное действие сильной перегрузки. И ему было уже заранее жаль своего здорового, сильного, но уже не такого молодого тела, каждая мышца которого была выращена и выхолена им с таким трудом…
– Лука Святославович, разрешите обратиться! – Комлев с усилием повернул голову к распластанному рядом в противоперегрузочном кресле каперангу.
– Охо-хо… – простонал Поведнов. – Не вовремя ты, Володя… Перегрузка проклятая суставы крутит… Ну, давай спрашивай.
– Я вот думаю, если у них на левом Д-2 дюар треснул, так, может, и с правым не лады? Может, я в двигательный схожу?
– Ну и куда ты по семи g сходишь? – с издевкой поинтересовался Поведнов.
– У них скоро должно быть технологическое отключение тяги, чтобы хризолин не поплавить… Я бы и проскочил.
– Сиди уже, скакун! Без тебя в двигательном умников хватает… И каждый со своей кувалдой…
Поведнов закряхтел, похохатывая.
Каперанг оказался прав – хитроумный Часомерский, не желая резко сбрасывать темпы набора скорости, отключал дюзы попарно, и промежутка для «заскакивания» в двигательный так и не случилось – при пяти g без экзоскелета тоже особенно не попрыгаешь…
Расстояние до архонтессы стремительно сокращалось.
Когда они прошли контрольную точку «пятнадцать тысяч», Часомерский скомандовал:
– Включить СР-сканер! Пост дальней связи – как слышите меня?
– Слышим нормально, – отозвались связисты.
– Пробейте на «Камрань» контрольный пакет и запросите подтверждения. Хочу проверить, как Х-связь работает, – зачем-то пояснил он Поведнову.
– Работайте, работайте, золотой мой, – как-то очень по-стариковски поощрил его каперанг.
Комлев быстро прикинул в уме, что через две минуты они будут уже над архонтессой.
Прохождение вдоль нее займет секунд семь.
