Линкор «Шарнхорст» - Альф Якобсен

Тяжесть складывающейся обстановки ощущалась в разговорах, которые велись в салоне самолета. Немецкие войска пока что сохраняли позиции от Пиренеев на юге до полуострова Фискер на севере. Первые годы войны были для Германии победоносными. Однако Дёниц был реалистом: ситуация резко изменилась, на Востоке армия терпела одно поражение за другим. Если задержать наступление советских войск не удастся, то тысячелетний рейх рухнет так же быстро, как и возвысился. Будучи главнокомандующим Кригсмарине, он был обязан использовать все имеющиеся в его распоряжении средства для предотвращения краха. Поэтому было предельно ясно, что ему надлежит делать. Чтобы не потерять лицо перед Гитлером, надо отдавать приказ Боевой группе о выходе в море. Он долго откладывал принятие решения, но лучшая возможность вряд ли представится:

«Конвой с военным грузом для России проходит через район, который находится в пределах досягаемости Боевой группы. Крейсерский эскорт конвоя — это не противник для нашего линкора. Ледовый барьер у острова Медвежий воспрепятствует попытке конвоя скрыться. Более высокая скорость немецких кораблей — залог того, что избежать атаки конвою не удастся. Наша авиаразведка не установила факт присутствия вражеских сил в данном районе, хотя это, конечно, не значит, что таких сил нет в море вообще. Но если они даже и есть, то находятся далеко, и поэтому у „Шарнхорста“ будут все возможности для проведения быстрой и успешной атаки. На борту двадцати судов находится значительный объем военных грузов, которые способны существенно усилить наступательную мощь Советского Союза. Надо использовать любую возможность, чтобы воспрепятствовать этому. Мое мнение, а также мнение командующего флотом и начальника штаба таково, что ситуация предоставляет „Шарнхорсту“ прекрасный шанс».

Когда самолет приближался к Берлину, решение уже было принято. Точно в 14.12 приказ был отдан — сначала по телефону, а затем по телетайпу:

«Боевой группе надлежит своевременно выйти в море и провести атаку на конвой».

В Киле генерал-адмирал Шнивинд ждал принятия этого драматичного решения пятнадцать часов. Он уже приготовил все для шифровки сигнала на тот случай, что все пойдет так, как он это себе представлял. Примерно через двадцать минут, в 14.33, он уже был готов передать приказ капитану цур зее Рудольфу Петерсу в Нарвике, придав ему форму четкой и роковой по своим последствиям радиограммы:

«ОСТФРОНТ 25/12».

Шифровальщики на борту яхты командующего в бухте Нарвика пользовались стандартным шифром «Энигма», а не более сложным ключом M-Offizier,[25] и все равно прошел целый час, прежде чем приказ был получен на «Тирпице», а в 15.27 радиограмма была переадресована «Шарнхорсту» и эсминцам сопровождения в Ланг-фьорд, но с важным дополнением:

«ОСТФРОНТ 1700/25/12».

«Это означает, что Боевой группе приказано действовать против конвоя. Мы выходим!»

— такую взволнованную запись сделал капитан цур зее Иоханесон через несколько минут после получения приказа.

Несмотря на затянувшиеся сомнения и нескончаемые споры высших офицеров, с самого утра шла напряженная работа по планированию операции. Уже в 7.00 из Тромсё вышел тральщик R-121 с тремя лоцманами на борту; они должны были осторожно провести Боевую группу через фьорд и затем вывести в открытое море. Когда тральщик оказался в Каа-фьорде, ему было приказано идти дальше — в Ланг-фьорд, где лоцманы перешли на борт «Шарнхорста» и эсминцев Z-33 и Z-29. В 12.30 из Хаммерфеста в Ланг-фьорд были направлены еще два тральщика — R-56 и R-58; они прибыли туда через четыре часа и встали рядом с «Шарнхорстом».

Капитан R-58 Вернер Хаусс оставил такое описание этой сцены:

«Здесь, в голове фьорда, спокойно, как в мельничном пруду, несмотря на то, что в открытом море — сильные шквалы и беснующиеся волны. Эсминцы затемнены так же тщательно, как и „Шарнхорст“. Не видно ни одного огонька и не слышно никаких звуков, кроме легкого шума ветра. Изредка на мостике линкора можно видеть призрачные, сине-фиолетовые проблески фонаря, передающего азбукой Морзе сигналы эсминцам. Тишина кажется какой-то потусторонней. Рядом возвышаются угрюмые горы, покрытые снегом, на фоне усеянного звездами небосвода переливается северное сияние, что еще больше усиливает ощущение чего-то сверхъестественного».

Капитаны двух тральщиков — Хаусс и Маклот — должны были явиться к капитану цур зее Фрицу Юлиусу Хинтце, и их пригласили на борт линкора.

«Мы шли через запутанный лабиринт проходов, герметичных дверей, трапов, кают, ремонтных мастерских, телефонных проводов, кабелей, труб, нижних палуб и кают-компаний… Везде идет лихорадочная суета… Корабль напоминает растревоженный муравейник, матросы носятся, как на стометровой дистанции, вверх и вниз по трапам, взад и вперед по проходам, как будто у них в распоряжении осталось всего секунд десять».

После длинного путешествия по душным и узким проходам их, наконец, привели к каюте капитана.

«Лейтенант постучал в дверь и открыл ее… Мы незаметно переглянулись. То, что предстало перед нами, было настоящей роскошью по сравнению со скромной обстановкой на тральщиках, к которой мы привыкли. Мы отдаем честь, затем на всякий случай отходим к стене. Такое впечатление, что одновременно делается несколько дел… Капитан, его первый помощник [фрегатен-капитан] Доминик и главный инженер Кёниг стоят у стола и что-то обсуждают. Рядом с капитаном стоит адъютант, у него в руке радиограмма. Капитан явно дает какие-то указания главному инженеру… Навострив уши, слышим последние слова: „Надо торопиться. В 18.00[26] мы должны быть готовы к выходу!“… И только сейчас я заметил в каюте просторные, удобные кресла, картины на переборках, фотографии в рамках на столе, и блюдо с рождественскими яствами. И подумал: „А ведь сегодня Рождество“. Я бы, наверное, и не вспомнил об этом, если бы не увидел яблоки и изюм, орехи и пирожное, шоколад, еловые ветки, украшенные мишурой. Все это навевает воспоминания, и я предаюсь мечтам».

38-летний фрегатен-капитан Эрнст-Дитрих Доминик, второй по старшинству среди присутствовавших офицеров, родом из Гибольдехаузена, был известен как педантичный и опытный моряк. В 1924 году, будучи кадетом, он прошел подготовку по артиллерийскому делу и затем служил на крейсере «Эмден»; на только что принятый флотом «Шарнхорст» он был назначен в январе 1939 года. Мало кто знал корабль лучше, чем Доминик. Он был на борту с самого начала и командовал всей корабельной артиллерией, а зимой 1943 года (имеется в виду зима 1942/43 гг. — Прим. пер.) стал первым помощником и правой рукой командира. Доминик был прирожденным бойцом. После четырех лет службы в море он 1 октября 1943 года получил назначение в штаб флота в Берлине. Однако сменщик до сих пор не прибыл в Ланг-фьорд, и поэтому Доминик по-прежнему находился на борту.