Коварное бронзовое тщеславие - Глен Кук

В этом я сомневался.

Здесь была территория Релвея.

Этот дьявол самолично вышел к нам. Мне пришлось повторить основные пункты. Тем временем Мишень со товарищи просочились наружу.

Я заканчивал свой печальный рассказ, когда прибыли заключенные, трое мужчин и женщина.

– Крысюки разбежались, как крысы, босс, – провозгласил Мишень, гордясь своим остроумием. – Их пугает даже близость нашего заведения.

– Они были серые, – напомнил я Релвею. – Не подчиненные Джона Растяжки.

Кустистые брови маленького мерзавца взлетели вверх.

– Да?

Он явно ожидал услышать признание.

– Мне нужно, чтобы кто-то передал сообщение Пулар Паленой.

Кажется, это был способ не признаваться в связях с нежелательными элементами.

– Разумеется. Мишень, займись этим. Хеления, дай мистеру Гаррету все необходимое для письма. – Он подавил самодовольную ухмылку. Потом набросился на пленников, выделив мужчину и женщину: – Вы двое. Я думал, что вчера ясно выразился.

Тут я наконец распознал великолепно замаскированного Престона Уомбла. Значит, женщина была его привычной спутницей, Элоной Мьюриэт, одетой бездомным беженцем. Тряпье скрывало ее истинный облик. На оживленной улице она бы не привлекла внимания.

Почему же она не оправдала своей репутации неуловимой?

Эта мысль пробудила во мне любопытство, каким образом людям удавалось с такой легкостью следить за мной.

Итак. Друзьям Уомблу и Мьюриэт незаметно прицепили хвост, когда поймали в прошлый раз. Я тоже обзавелся хвостом, возможно, не одним, после того как мы со Страфой впервые посетили особняк Метательницы Теней.

Подобралась ли Маленькая Блондинка достаточно близко? Нет. Крошка Му? Она дважды на меня налетала, но Метательница Теней утверждала, что девчонка не имеет отношения к турниру. Я посмотрел на собак, тихо державшихся поблизости. Обвинить Каштанку тоже не удастся.

Когда или как, значения не имело. Нейтрализации будет достаточно.

Хеления отвела меня туда, где я смог набросать записку Паленой, в которую наверняка засунет нос Мишень. Я перечислил факты. Неизвестные крысюки преследовали меня. Серые и, судя по всему, недружественные.

Джону Растяжке будет интересно. За мной шпионили не его люди. Следовательно, кто-то рискнул вызвать его гнев.

Джону Растяжке не бросали вызов с тех пор, как он стал главным. Крысюкам нравились его методы.

Лунная Гниль продолжала помалкивать, но пристально смотрела на Релвея. Ее довольная улыбка говорила всем и каждому, что начальник был открытой книгой. Сам Релвей проявлял дискомфорт, а значит, даже он опасался обитателей Холма, осмеливавшихся смотреть ему в глаза.

Он выместил свои чувства на Уомбле и Мьюриэт, которые поручились шпионить на Негласный Комитет.

Тара Чейн ухмыльнулась в спину Релвею.

Я сложил послание и, не запечатывая, передал Мишени. Нет смысла заставлять специалистов Стражи потеть, делая вид, будто письмо не вскрывали. Мишень понял. Начальник тоже. Скандальные секреты в записке отсутствовали.

Следовательно, заглядывать в нее не имело смысла.

Но он все равно заглянет, чтобы убедиться, что я не рассчитывал, что он не заглянет, потому что оно того не стоит.

От столь напряженного мыслительного процесса мой мозг распух и начал давить на глазные яблоки.

– Хотите пару моих людей в своих блужданиях? – поинтересовался Релвей, заботясь исключительно о собственных подчиненных. Им не придется так напряженно работать, если можно будет просто тащиться за нами следом.

Престон и Элона не вызвались добровольцами. Они совершили серьезный промах, позволив заметить себя.

– Это лишнее, – ответила Тара Чейн, переключаясь в режим Лунной Гнили. – Покажите нам выход подальше от того места, где мы вошли.

– Превосходная стратегия, мадам.

Мадам? Неужели? Это привлекло мое внимание, а внимание Тары Чейн – в еще большей степени. Я удивился и развеселился. Она… Одна бровь начала подрагивать. Глазные яблоки Релвея готовы были свариться в глазницах.

Он выглядел слабым, как молочный суп.

Последний, самый громкий и мерзкий смешок остался за Тарой Чейн.

Релвей велел Хелении провести нас сквозь сердце Аль-Хара к выходу напротив ее поста, на уровень ниже, поскольку Аль-Хар располагался на склоне. Зверюги сопровождали нас. Обе лошади доказали свою врожденную злобу, оставив великолепные кучи в самых оживленных рабочих зонах.

Тара Чейн, верная своей природе, бросила Хелении:

– Радуйся, что все собаки – сучки.

И пристально посмотрела на обладавшую странным телосложением девицу, возможно, подозревая ее в мысленном употреблении уничижительного эпитета женского рода.

Я молодец, я сохранил невозмутимый вид.

56

Мы приближались к «Дивным диковинам». Я старательно подавлял глупые смешки. В настоящий момент нас никто не преследовал. Тара Чейн не была расположена к беседе. А я вот проявлял говорливость. Обычное для меня дело.

Лунная Гниль остановилась, оглядела магазин костюмов и реквизита и наконец открыла рот.

– Дразнить коротышку было весело.

– Было, – согласился я. – Но не делайте из этого привычку. Дил Релвей – самый опасный человек в Каренте, потому что уверен в собственной правоте. В этом он впереди самих богов. Он – священный глас и кулак правосудия. Он себя не сдерживает, и ему плевать, кто встанет на его пути, разве что это имеет тактическое значение.

– Ясно. Он может быть опасным. Но подозреваю, что ты преувеличиваешь эту опасность, как и все остальное. Этот магазин, верно?

– Да.

– Я загляну внутрь. – Она направила мерина к коновязи с поилкой. – Кто-нибудь прикасался к тебе, пока мы были в Аль-Харе?

Сама Тара Чейн невежливо не позволяла никому подойти к ней.

– Вряд ли.

– Это важно. В начале пути на тебе было два маячка. Еще один ты подцепил в Аль-Харе. Мы испортим его, чтобы казалось, будто он не всегда работает правильно. Впоследствии это может нам пригодится.

Я удивленно пожевал губами.

– Хеления несколько раз дотронулась до меня. Едва заметно. Я не обратил внимания.

– Потому что ты привык, что женщины прикасаются к тебе во время беседы?

Пожалуй, да. Это случалось. Тара Чейн сама так делала, когда у меня не было возможности расширить мое личное пространство.

– В Аль-Харе имеется хорошее досье на тебя.

– О.

Раньше я об этом не задумывался, но это полностью соответствовало характеру Релвея – собирать привычки и слабости интересующих его людей.

Мне удалось слезть с лошади, не опозорившись, к веселью чародейки. В ее собственной голове тоже имелось досье на меня.