Unknown - Muelka

- Я смотрю, моё мнение  не играет никакой роли  в этой битве титанов, одна командует, другая командует, может, я не хочу баиньки, и я не детка, давай я сама буду управлять своими желаниями, - злилась  Натали, - я в состоянии о себе позаботиться. «О боже, заткнись, сейчас же заткнись, ну почему всегда так», - упрашивала себя, но слова уже вылетели, и смысла объяснять, что  просто не привыкла  прибегать к чужой помощи, уже не было.

  Выражение лица Вик стало холодным и безразличным.

- О, простите великодушно, в следующий раз не побеспокою Вас своим вниманием, - развернулась и вышла из палаты.

- О, - выдохнула Наташка, - подумаешь, какие обидчивые! – и попыталась самостоятельно перебраться на кровать, но коляска отъезжала в сторону. - Где же её стопы? что делать, что делать? - встать уже не получалось, раны от усилий начали безбожно ныть, голова кружилась, глаза закрывались, попытка очередной раз привстать, пронзила  тело такой острой  болью, что сдерживаемый  за зубами крик вырвался наружу а сознание проявило милосердие и опять благополучно пропало. Через какое-то время в комнату вошла Лора, осторожно  приподняла девушку из коляски и переложила на кровать, поправила одеяло, погладила по голове и вышла из палаты, пробормотав, что-то типа: «Споки-ноки, Пеппи».

Прежде чем распластаться за своим столом, отзвонилась: «Всё в порядке, Антонина Владимировна, из коляски, конечно, не выбралась, слава богу не упала, теперь спит как  младенец, даже не почувствовала ничего, да, всё в порядке, и Вам спокойной ночи», - положила трубку на место, раскинула руки, широко, с удовольствием, зевнула и упала на стол в несгибаемой надежде тут же уснуть.

- Ну вот, всё в порядке, - молодая женщина повернулась к Вике, - не понимаю, из-за чего столько шума, говоришь, она назвала её Пеппи? Бедный ребёнок. Иди ко мне…

Вика.

  Прекрасное утро. Возвращаюсь в палату после чудесного пробуждения (улыбаюсь, улыбаюсь), бодрящего душа, крепкого кофе, и никакие вчерашние размолвки  не испортят моего настроения. Какого лешего я вчера обиделась, оставила её одну, хорошо, что вчера дежурила  Лора.

- О, - остановилась  на пороге, картинка та ещё, Ло нависла над ребёнком, шприц в поднятой руке, другая удерживает подрагивающее тело, тоненький жалобный вой и брошенный молящий о спасении взгляд больших испуганных глаз.

«Ну да, ну да - совсем не трусишка», - подумала я, быстро двигаясь к Лоре.

- Отпусти её, - достаточно серьёзным и, несомненно, твёрдым голосом попросила я женщину с веслом, тьфу ты, со шприцем.

    Я не смеялась, я не люблю, когда люди боятся, я даже смогла удержать уголки губ от улыбки. На самом деле, ситуация комичная. Лора добрая, очень добрая женщина, однажды на работе  она случайно села на прибитую кем-то осу и навзрыд рыдала не от боли (на последнем вздохе оса отомстила человечеству, вонзив жало в обрушившуюся на неё попу), а из-за смерти насекомого. Половина процедурной была разрушена из-за бешеных  усилий Ло понять, что происходит с её задом, а в итоге расплющенное тело осы было похоронено в спичечном коробке на заднем дворе больницы под всхлипы и причитания медсестёр. К слову сказать, только Ло и рыдала по-настоящему. Остальные… остальные представляли, как будут рассказывать близким эту историю, и тоже не могли сдержать слёз.

- Наташа, это Лора, помнишь её? Вчера она уже ставила тебе укол, ты даже хвалила её, успокойся и дай ей делать свою работу, - погладила девочку по головке, - давай, я помогу тебя повернуть, больно не будет, обещаю, - так и быть, взяла её ладошку в свою, некрепко пожала.

  Она кивнула головой в знак согласия,  и мы осторожно  повернули её на живот, я, конечно, не так нежно как Ло, но старалась. Даже  прикрыла  потом все оголённые участки тела и даже руку не отпускала. Ну вот, я тоже невозможно добра, как и Лоренция.  Малышка даже не пикнула и вытерпела ещё и внутривенный, и без разговоров взяла градусник, и даже извинилась перед Ло, опять витиевато и красноречиво. Та смутилась  и покраснела, танцующей походкой  выбросила себя из палаты, кивнув, что «всегда, пожалуйста, обращайся, я всегда рядом».

- О, беби, не играй с ней в такие игры, - решила предупредить  на всякий случай, - ты же не хочешь, чтобы тебя на руках носили и с ложечки кормили, не будь такой милой, не думаю, что тебе нравится чрезмерное внимание.

- Вика, прости меня за вчерашнее, сама не знаю, что на меня нашло, просто не привыкла быть беспомощной, - посмотрела мне в глаза, мило так подняла бровку, улыбнулась уголками губ, - пожалуйста. Как-то не по себе, когда ты вся в хлам, а рядом  такое совершенство, я стеснялась. Мир?

Боже, она  назвала меня совершенством,  будь я немного скромнее, уже покраснела бы от смущения.

- Конечно, мир, - улыбаюсь в ответ, киваю на коляску,  - думаю,  хочешь прокатиться в одно место, до обхода.

- Да, если ты поможешь, - ещё более очаровательная улыбка.

Оу, я начинаю понимать Лору. Ну-ну, давай поиграем  детка. Плавно подкатываю кресло к кровати, помогаю ей переместиться в сей транспорт, отворачиваюсь, когда она поспешно запахивает полы халата (ха-ха, милая, я была в приёмном покое, когда твой персик… ммм…)  и, наклонившись,  выдыхаю в её маленькое ушко: - Нужно поторопиться...

Поправляю прядь волос, царапая легонько шею, на  секунду задерживаю пальцы на едва видимой венке пульса. С удовольствием слежу за её смятением. Бледная кожа лица наливается краской, дыхание замирает, руки безжалостно сжимают поручни каталки. Дыши, детка, дыши. Обожаю эти игры.

Заменитель слова счастье

Отрывок из романа «Верховный  суд»

Последняя осень 2011.

            Утром первого сентября раздался телефонный звонок. В трубке веселый С. голос:

- Привет, ну что, как решаем с детьми?

- Не знаю, - я сама не понимала  своих  интонаций.

- Не знаешь? – прозвучали  злые насмешливые нотки. – Ну и ладно, без тебя обойдемся.

В  трубке  запищали короткие гудки. Это было уже ничем не прикрытое… даже не знаю, как и назвать. Хорошо. Конечно, они обойдутся без меня. А  я, может быть, смогу обойтись без них.

      Я  не верила себе, думала, что решение расстаться с С. приняла в запале и выдержать без нее долго не смогу. Но… было одно но. Я боялась. Не остаться одной, нет. Я боялась за себя, вдруг увидев свой организм  какой-то саморазрушающейся  системой, невидимые шестеренки которой раскручивались все быстрей и быстрей, махи и удары гигантского молота все сильней и больнее били по тому, что еще оставалось моим, грозя разбить меня  на мелкие осколки.

        Я решила избавиться от своей любви, как бы это чудовищно ни звучало.  Вырвать ее из себя, выдавить по капле. Я так мечтала от нее отречься, что придумала воспринимать свою любовь  отдельно, как бы я сама по себе, а она сама, бездомная, не во мне. Дело дошло до того, что одинокими вечерами я брала любовь эту, как неведомого зверька, рассматривала ее со всех сторон, разглядывала. И все пыталась понять, как она могла завладеть мною так безраздельно, почему она приносит такую невыносимую боль и зависимость. В  какой-то момент, вглядываясь в ее усмешку, я поняла, что сама сделала ее такой. Любовь, данную мне Богом, я исказила  собственным эгоизмом, упрямством, завышенными требованиями, незнанием сути. И теперь она причиняет муки не только мне, но и моим близким, и тем, на кого она направлена. И я приказала себе оставить в покое С. Любви у меня никто не отнимет, буду любить ее, просто любить и радоваться, что она есть. Пусть ходит по соседним улицам, живет, как может и хочет. А я… не буду мучить  ее. Все мои сумбурные мысли в очередной раз вылились на листке бумаги.

Прости.

         Я выгоню тебя из своей жизни… Но я не смогу выгнать тебя из своей души. Ты будешь жить в моей душе, как и другие, кого я когда-то любила. Я вспоминаю о них с нежностью, они дороги мне – мои женщины, пусть каждую я любила по-своему. Но речь сейчас не о них, а о тебе, моя драгоценная птичка.

        Я выгоню тебя из своей жизни и заполню ее работой, другими событиями и людьми. Я постепенно закрою все двери, тебе уже не войти ни в одну из них. А значит, ты уже не сможешь причинить мне боль, и нечему будет  болеть. Вокруг  меня песок… сухой песок воспоминаний. Я пересыпаю его из ладони в ладонь, и ветер подхватывает отдельные песчинки и уносит куда-то вдаль. Скоро песчинки разлетятся по свету, и я забуду все, что с нами было. Скоро. Совсем  скоро.

         Я выгоню тебя из своей жизни…. Но оставлю тебе место в своей душе. Не самое маленькое место, поверь, а довольно-таки уютное местечко где-нибудь у раскрытого окна на удобном диване, как ты и любишь. Может, иногда буду забегать к тебе, принося песчинки воспоминаний, которые удастся найти. Хотя, почему может? Конечно, буду забегать, присаживаться на твой диван и смотреть на тебя. Смотреть в твои глаза, вдыхать аромат твоей кожи, прикасаться кончиками пальцев к твоим усталым коленям. Но только ты об этом никогда не узнаешь. Потому что… я выгоню тебя из своей жизни. Прости, моя драгоценная птичка.